Когда Ира возвращалась с работы, сумерки уже затекали в окна подъезда. Ноябрь стоял промозглый, холодный. Она поднялась на третий этаж, привычно перешагивая через сломанную ступеньку, и замерла.
Почтовый ящик был приоткрыт. Утром, уходя, она его закрывала.
Ира осторожно заглянула внутрь. Пусто. Только мятый конверт с гербом суда валялся на полу рядом — кто-то достал его и бросил.
Зажав конверт в руке, она поднялась в квартиру.
Разогрела суп, накормила детей. Паша, восьмилетний, рассказывал про робототехнику, Лиза — про урок рисования. Слушала вполуха. Конверт жёг руку.
Когда дети ушли в комнату делать уроки, Ира наконец открыла письмо. Вчиталась в казённые строки. «О разделе имущества»… «Ответчик»… «Подготовительное заседание назначено на»…
Вадим подал на раздел квартиры. Их двухкомнатной в новостройке, за которую она выплачивала ипотеку третий год.
Квартира. Вот, значит, как. Не объявлялся полтора года, а теперь ему понадобилась квартира.
Ира подошла к окну. В стекле отражалось усталое лицо тридцатипятилетней женщины с короткой стрижкой. Учительница младших классов. Мать двоих детей. Бывшая жена Вадима.
Их знакомство походило на сцену из кино — студенческая вечеринка, танцы, и он — стройный, весёлый, с гитарой наперевес. Говорил без умолку, смеялся заразительно, целовал так, что земля уходила из-под ног. Ей — скромной отличнице с филфака — казалось, что счастье само упало в руки.
После свадьбы жили у её родителей. Когда родился Паша, стало тесно. Вадим перебивался случайными заработками — то таксовал, то на стройке подрабатывал, то с друзьями чинил компьютеры. Денег вечно не хватало.
Спасением стала бабушкина однушка на окраине. Но жить с маленьким ребёнком там было бы невозможно. Нужен был ремонт, а вкладываться в ремонт квартиры, из которой вы явно переедете — казалось глупой затеей. Ира получила её в наследство и сразу предложила сдавать — за пятнадцать тысяч гривен в месяц. Вадим хотел продать, купить аппаратуру для звукозаписи, открыть студию. Первая серьёзная ссора случилась именно тогда. Квартиру не продали, сдали, но осадок остался.
Вскоре случилось чудо — им одобрили ипотеку на двушку в новостройке в Ирпене. Взнос внесли родители Иры, кредит оформили на двоих. Ира ликовала, считала каждый день до новоселья. Вадим поначалу радовался, даже ремонт затеял сам. Клеил обои, красил потолки, укладывал ламинат. Получалось криво, неровно, но он гордился: «Я же всё сам, своими руками!»
А потом родилась Лиза, и всё пошло наперекосяк. Вадим не справлялся с шумом, детским плачем, ответственностью. Работал через раз, приходил поздно. От него пахло пивом и чужими духами.
Последний год перед уходом он почти не бывал дома. Ночевал у друзей, а однажды просто не вернулся. Позвонил через неделю, сказал: «Я ушёл. Прости. Так будет лучше». И всё.
Ира осталась одна: с двумя детьми, ипотекой и ворохом счетов. Подрабатывала репетиторством, затянула пояс потуже. Родители помогали с детьми, квартирантка исправно платила за бабушкину однушку. Как-то выживали.
Вадим появлялся редко, нерегулярно. Приносил детям подарки — дешёвые игрушки из супермаркета, — и исчезал на месяцы. Алименты платил через раз и то после напоминаний и угроз.
А потом в её жизни появился Антон. Привёл племянника на дополнительные занятия, а после урока вдруг спросил:
— А почему вы выбрали работу с детьми?
Никто никогда не задавал ей таких вопросов.
— Потому что дети не притворяются, — ответила она тогда.
Он кивнул, глядя так внимательно, будто за ответом скрывалась какая-то тайна. А после третьего урока пригласил её в кафе.
Антон был старше на семь лет. Невролог в районной поликлинике. Спокойный, вдумчивый, с лёгкой сединой на висках и тёплыми морщинками вокруг глаз. Он умел слушать — редкое в наше время качество.
Ира не сразу рассказала ему про Вадима, про суд, про свои страхи. Но когда решилась — он выслушал без осуждения.
— Я помогу, — сказал он просто. — Чем смогу.
И помогал. Паша давно мечтал о курсах робототехники. Ира не могла себе это позволить, но Антон подарил ему абонемент на полгода. Лизе — уроки рисования. Когда сломался холодильник, приехал среди ночи, пытался починить, а наутро привёз мастера.
— Зачем ты это делаешь? — спросила его Ира.
— Мне нравится, — ответил он просто.
Дети привыкали к нему постепенно. Паша поначалу дичился, прятался в комнате, когда Антон приходил. Лиза была открытой и любопытной — донимала вопросами, показывала рисунки, рассказывала длинные путаные истории. Антон слушал их терпеливо, не перебивал, не пытался воспитывать или поучать.
— А где твои дети? — спросил однажды Паша.
— У меня нет детей, — ответил Антон.
— Почему?
— Так получилось.
— А жена у тебя есть?
— Была. Но мы разошлись давно.
— Из-за чего?
— Паша! — вмешалась Ира.
— Ничего, — Антон улыбнулся. — Хороший вопрос. Из-за того, что мы не поняли друг друга. Иногда так бывает.
Ира смотрела на них — на сына, такого серьёзного, внимательного, и на Антона, спокойно отвечающего на неудобные вопросы, — и что-то тёплое разливалось в груди.
Когда он стал оставаться на ночь, дети не испугались. Лиза сразу стала звать его «дядя Тоша», а Паша, хоть и держался настороженно, спрашивал у матери: «Он теперь всегда будет у нас?»
— Не знаю, — отвечала Ира честно. — Время покажет.
Из задумчивости её вырвал звонок телефона. Антон.
— Привет. Я освободился. Заехать?
— Да, — сказала она. — Пожалуйста.
Он приехал через полчаса. Дети бросились к нему с порога — Лиза повисла на шее, Паша тянул в комнату показать новую модель из лего.
— Потом, — сказал Антон, глядя на осунувшееся лицо Иры. — Сначала мне нужно поговорить с вашей мамой.
Они сидели на кухне. Ира рассказывала про письмо, про суд, про свой страх потерять квартиру.
— Он хочет всё отсудить, — говорила она — Хотя сам даже не платит ипотеку. Я плачу, одна.
— Он не получит квартиру, — сказал Антон уверенно. — В суде всегда на стороне того родителя, с которым остаются дети.
— Но доля… Его доля… Я не смогу её выкупить. У меня нет таких денег.
Антон помолчал, глядя в окно. Потом повернулся к ней.
— У меня есть сбережения, — сказал он. — Не все, конечно, но часть. А твоя бабушкина квартира… её можно продать.
— Но я её сдаю, — возразила Ира. — Это стабильный доход.
— Ир, — он взял её за руку, — ты ведь понимаешь, что Вадим не отстанет? Если сейчас не решить вопрос с квартирой, он будет возвращаться к этому снова и снова. Требовать деньги, угрожать, мотать нервы. Лучше закрыть этот вопрос раз и навсегда.
Ира опустила глаза. Она знала, что он прав, но принять от него такую помощь…
— Я не могу, — сказала она тихо. — Это слишком много.
— Можешь, — он сжал её пальцы. — И я не считаю, что это одолжение. Это инвестиция в нас.
«В нас». Эти два слова прозвучали так естественно, так правильно, что Ира не нашла, что возразить.
— Я подумаю, — сказала она. — Спасибо.
Звонок раздался в половине десятого вечера. Ира, только уложившая детей, вздрогнула. Антон сегодня не приходил — дежурил в больнице.
Она подошла к двери, посмотрела в глазок. На площадке стоял Вадим. В спортивных штанах, футболке и почему-то в домашних тапках. Рядом маячили какие-то мужчины.
— Кто там? — спросила она, не открывая.
— Открывай, — голос Вадима звучал хрипло. — Надо поговорить.
— О чём?
— Про квартиру. Открывай.
Она медленно повернула ключ, приоткрыла дверь, оставив цепочку. Вадим стоял, опершись о косяк. От него пахло алкоголем.
— Зачем пришёл? — спросила она.
Он прищурился, окинул её взглядом с ног до головы.
— Хорошо живёшь, — протянул он с ухмылкой. — Дети по кружкам ходят, сама нарядная. А я где? А?
— При чём тут кружки и дети? — Ира нахмурилась. — Я тебя не понимаю.
— Всё ты понимаешь, — он понизил голос. — Думаешь, я не знаю про твоего хахаля? Доктора этого?
Ира почувствовала, как холодеет спина.
— Вадим, уйди, — сказала она твёрдо. — Поговорим в другой раз. Когда ты будешь трезв.
— Другого раза не будет, — он вдруг ударил кулаком по двери. — Ты квартиру делить собралась? Мою долю забрать хочешь? Не выйдет!
Ира вздрогнула, инстинктивно отступила назад.
— Мама? — сонный голос Паши раздался из глубины квартиры. — Кто там?
— Никто, сынок, — Ира обернулась. — Иди спать.
Но Вадим уже увидел сына.
— Пашка! — воскликнул он. — Иди сюда, чемпион! Папа пришёл!
Паша замер в коридоре, глядя на отца широко раскрытыми глазами.
— Вадим, уходи, — Ира старалась говорить спокойно, но голос дрожал. — Ты в неадеквате. Дети спят. Завтра поговорим.
— Никуда я не уйду, — он снова толкнул дверь, цепочка натянулась. — Это моя квартира. И мои дети. И если ты думаешь, что сможешь меня выгнать и отсудить всё себе, то ты ошибаешься.
Он толкнул дверь сильнее, и цепочка затрещала.
— Вадим, перестань, — Ира почувствовала, как паника поднимается внутри. — Ты не понимаешь, что делаешь. Приходи завтра, поговорим нормально.
— Нормально? — он рассмеялся. — А сейчас тебе что не нравится? Боишься, что твой хахаль узнает, что у тебя муж есть? Законный?
— Бывший, — поправила Ира. — Бывший муж.
— Ну да, — он кивнул с издевательской ухмылкой. — Бывший. А квартира как бывшая? Тоже уже не моя?
Он снова толкнул дверь, и цепочка затрещала.
— Он тебе деньги платит, а ты квартиру со мной делить собралась, жадная!
Ира вздрогнула от этого окрика. Позади послышался плач Лизы — видимо, тоже проснулась от шума.
— Уходи, — сказала Ира, и теперь в её голосе не было мольбы — только холодная ярость. — Уходи, или я вызываю полицию.
Она достала телефон, демонстративно начала набирать номер.
— Думаешь, испугаюсь? — Вадим ухмыльнулся, но ногу из проёма убрал. — Звони. Посмотрим, кого выселят из моей квартиры.
— Она не твоя, — повторила Ира. — И никогда не была. Ты здесь не живёшь уже полтора года. Не платишь за неё. Не помогаешь детям.
— А твой хахаль помогает! Мои-то деньги тебе зачем! Или ты и его и мои денежки получать хочешь?! — Вадим прищурился. — Одежду покупает? Возит куда-то? Что-то дарит?
— Не твоё дело, — Ира почувствовала, как щёки заливает краска.
— Моё, — Вадим наклонился к ней. — Если он тратит деньги на моих детей, значит, он покупает и мою долю в квартире. А я её не продаю. Понятно?
— Убирайся, — Ира нажала на кнопку вызова. — Сейчас приедет полиция, и мы посмотрим, чья это квартира.
Вадим выпрямился, оглянулся на своих спутников — молчаливых мужчин, стоящих в полутьме лестничной клетки.
— Ладно, — сказал он, делая шаг назад. — Ухожу. Но это не конец. Мы ещё встретимся в суде. И ты пожалеешь, что связалась со своим доктором.
Ира закрыла дверь, не дослушав. Сердце колотилось где-то в горле. Руки дрожали.
— Мама? — Паша подошёл к ней, обнял за талию. — Он ушёл?
— Ушёл, — Ира гладила сына по голове, прислушиваясь к звукам на лестнице. — Всё хорошо. Иди спать.
Но Паша не уходил — стоял, прижавшись к ней, как будто защищая. И Лиза тоже подошла, обняла с другой стороны. Они стояли так — втроём, в тёмном коридоре, прислушиваясь к удаляющимся шагам.
— И что мне делать сейчас? — Ира смотрела на адвоката, маленькую женщину с пронзительным взглядом. — Он может вернуться.
— Сменить замки, — ответила та. — И если появится снова — вызывайте полицию. Без колебаний.
Ира кивнула. Антон уже поменял замок. Вчера, сразу как приехал, поставил новый, надёжный. Остался ночевать, хотя утром было дежурство.
— Не бойся, — сказал он, обнимая её перед сном. — Я рядом.
Эти простые слова, сказанные без пафоса, наполнили Иру таким спокойствием, что она впервые за долгие недели заснула крепко, без тревожных мыслей.
Суд был долгим, выматывающим. Ира приходила с папкой документов — все чеки об оплате ипотеки, все расходы на детей, все справки о том, что алиментов не поступало. Вадим приходил с друзьями — теперь уже трезвыми, прилично одетыми. Требовал всю квартиру — за ремонт, за какие-то вложения.
Последнее заседание выдалось особенно тяжёлым. Ира уже не верила, что этот кошмар когда-нибудь закончится. Судья — женщина с седыми волосами, собранными в пучок, и морщинками вокруг рта от вечного недовольства — листала бумаги, хмурилась, протирала очки. В зале стояла такая тишина, что Ира слышала, как скрипит кресло, когда судья откидывается назад.
— Постановляю, — наконец произнесла судья. — Квартиру признать совместно нажитым имуществом. Разделить доли между истцом и ответчиком в равных частях, по одной второй каждому. Учитывая наличие несовершеннолетних детей, преимущественное право проживания в квартире закрепить за Коваленко Ириной Михайловной до достижения детьми совершеннолетия.
У Иры закружилась голова. Она плохо помнила, как вышла из зала, как спустилась по ступенькам. Смотрела на бумаги в руках, и строчки расплывались перед глазами.
— Эй, ты как? — Антон ждал на крыльце. — Что решили?
— Пополам, — Ира сглотнула комок в горле. — Мне половина и право жить с детьми. Ему половина.
— И что теперь?
Ира смяла бумаги в руке.
— Сама не знаю. Можно, наверное, бабушкину квартиру продать. Но там ремонт нужен, много не выручу. На его долю точно не хватит.
— Слушай…
— Нет, Тоша, даже не начинай. Я не возьму у тебя денег.
— Почему?
— Потому что это слишком… неправильно. Мы же даже не…
— Не кто? — он засунул руки в карманы, ссутулился. — Не муж с женой?
Порыв ветра бросил Ире в лицо прядь волос. Она смахнула её, поправила сумку на плече.
— Тоша, мы полгода знакомы.
— И что? — он смотрел исподлобья. — Думаешь, я предлагаю из жалости?
— Не знаю. Может быть.
— Может, я просто не хочу, чтобы ты боялась каждого звонка в дверь? Чтобы этот ненормальный шантажировал тебя квартирой до конца жизни?
Мимо прошли люди — мужчина в костюме, женщина с ребёнком. Ира оглянулась. Заметила, что Вадим всё ещё стоит у входа в суд с приятелями.
— Пойдём отсюда, — сказала она. — Поговорим дома.
Бабушкину квартиру удалось продать быстрее, чем Ира ожидала. Только-только повесила объявление, а через неделю уже показывала её молодой паре. Взяли, не торгуясь, хотя ремонта там не было лет двадцать. То ли из-за удачного расположения в Броварах, то ли просто повезло.
Денег всё равно не хватало. Чтобы добавить недостающую сумму, Антон снял вклад — копил на машину. Ира долго не соглашалась, но потом сдалась.
— Только с условием, — сказала она, — что мы оформим это как долг. Я верну.
— Я согласен на любые условия, — ответил он. — Главное, что ты и дети будете в безопасности.
Вадим подкатил неожиданно. Позвонил сам, сказал, что хочет обсудить выкуп его доли.
— Сколько? — спросил он без предисловий, сидя напротив Иры в кафе. Щурился, разглядывал её с каким-то злым любопытством. — Только без адвокатов и прочей мути.
— Рыночная стоимость половины, — ответила Ира. — Минус неоплаченные алименты и твоя доля в ипотеке.
— Считай, сколько выходит, — он отхлебнул кофе. — Деньги откуда?
— Продаю бабушкину квартиру.
— Продаёшь? — он усмехнулся. — А как же стабильный доход? Или твой доктор больше платит?
— Перестань, — Ира устало потёрла висок. — Я просто хочу закрыть этот вопрос. Навсегда.
— Ладно, — он пожал плечами. — Сделаем так. Ты мне платишь сразу, я подписываю дарственную. И больше не лезу в вашу жизнь.
— Дарственную? Но так нельзя. По закону…
— А я что, по закону живу? — он рассмеялся, и от этого звука у Иры внутри всё сжалось. — Так проще. И дешевле.
Как ни странно, всё получилось. Через неделю они встретились у нотариуса. Вадим подписал бумаги — отказ от доли в пользу Иры, обязательство не претендовать на квартиру в будущем. Взял деньги — небрежно запихнул в карман куртки. И ушёл, не попрощавшись.
Ира проснулась от запаха кофе и яичницы. За окном накрапывал мелкий дождь, шуршали шины редких машин. Антон гремел посудой на кухне.
Она поднялась, натянула халат, вышла в коридор. Дети ещё спали — выходной всё-таки. Лиза вчера долго не могла заснуть, всё рассказывала про новую учительницу рисования. Паша засиделся за компьютером — делал модель для конкурса.
— Привет, — Антон обернулся от плиты. — Я тебя разбудил?
— Нет, — она потянулась. — Сама. Уже девять.
Они завтракали молча. Антон листал новости в телефоне, Ира смотрела в окно — там, внизу, мальчишки уже гоняли мяч, несмотря на дождь.
— Год назад, — вдруг сказала она, отставляя чашку, — я думала, что никогда не выберусь. Знаешь, как в болоте — чем больше дёргаешься, тем глубже тонешь.
Антон поднял голову, отложил телефон.
— А сейчас?
— А сейчас, — она улыбнулась, — я просто живу. Без страха, что он позвонит. Что отберёт квартиру. Что дети будут плакать.
Он протянул руку через стол, накрыл её ладонь своей.
— Это называется «быть дома», — сказал он тихо.
Ира кивнула. Да, точно. Быть дома. Впервые за долгие годы.
— А теперь — дома, — она улыбнулась. — С тобой.
Как думаете, что бы вы сделали на месте Иры? Позволили бы человеку, которого знаете полгода, так сильно вам помочь? Напишите свои мысли в комментариях 👇
