— Собрал вещи? — Ира, не поднимая глаз от ноутбука, легонько постукивала пальцами по столу, демонстративно продолжая перебирать фотографии в своём портфолио.
Миша переминался с ноги на ногу в дверном проёме кухни, несколько раз провёл рукой по волосам, явно взволнованный.
— Да я… хотел спросить, точно к твоим едем в эти выходные? — его голос звучал обыденно, но глаза бегали по комнате, избегая прямого взгляда.
Ира наконец оторвалась от экрана и посмотрела на мужа через стёкла рабочих очков, опустив их чуть ниже на переносицу.
— А что вдруг такой интерес? Ещё утром ты спрашивал, можно ли перенести поездку.
В комнате было непривычно тихо. Только старые половицы паркета поскрипывали под ногами мужа, которые предательски выдавали его нервозность. Солнечный свет, пробивающийся через жалюзи, расчертил полосами стену и выхватил из полумрака кухонный стол.
— Нет, просто я обещал перебрать документы в кабинете, да и на работе… — он махнул рукой, не закончив фразу.
— Миша, — Ира закрыла ноутбук, сняла очки и положила их рядом, внимательно глядя на мужа, — мы не были у моих родителей почти год. К тому же, ты сам знаешь, что важно поддерживать видимость того, что у нас всё хорошо. Билеты куплены. Поезд завтра в шесть вечера. Так что в семь вечера субботы можешь хоть на голове стоять.
В её голосе звучала усталость. Не та, которая накатывает после рабочего дня, а глубинная, накопившаяся за месяцы притворства, что всё нормально. Что она простила и забыла.
Миша кивнул, нервно постучал костяшками пальцев по дверному косяку и ушёл в коридор. Ира услышала, как он что-то негромко бубнит по телефону. Вероятно, очередной «срочный рабочий звонок». За последние полгода таких звонков стало ощутимо больше.
Она снова открыла ноутбук и бездумно пролистала ещё несколько фотографий. Вот та самая свадебная фотосессия — она в белом платье, он в классическом чёрном костюме. Третья годовщина должна была быть через два месяца. Интересно, доживёт ли их брак до этой даты?
— Вам чаю? — добродушная проводница заглянула в купе.
Дорогу Ира и Миша начали в напряжённом молчании. За окном мелькали серые пятиэтажки, мало-помалу сменяющиеся загородными домами и дачными участками, но они оба демонстративно не замечали этого. Ира листала журнал, взятый с вокзала, а Миша уткнулся в телефон сразу после того, как они заняли места.
— Да, мне, пожалуйста, с лимоном, если можно, — откликнулась Ира и повернулась к мужу, — Миш?
— Что? — он с явной неохотой оторвался от экрана.
— Чай будешь?
— А, чай… Нет, спасибо, — и снова погрузился в телефон, слегка прикрывая экран ладонью.
Эта привычка появилась у него около трёх месяцев назад — прикрывать экран, когда она рядом. Сначала Ира не придавала этому значения, но постепенно ей стало казаться, что Миша что-то скрывает. Тогда она отбросила эту мысль, списав на паранойю после того страшного дня полгода назад, когда она нашла переписку мужа с какой-то Викой из отдела маркетинга.
В тот день её мир рухнул. Миша сначала отрицал всё, потом признался в «лёгком флирте», и только когда Ира показала ему скриншоты с недвусмысленными сообщениями и довольно откровенными фотографиями, мужчина сдался и рассказал правду.
«Это было всего один раз, Ир, клянусь тебе! Просто слабость, минутное помутнение. Это ничего не значит!» — его слова до сих пор звучали в её ушах. Тогда она кричала, плакала, выгоняла его из дома. А потом приняла обратно — после цветов, клятв, обещаний и двух недель раздельного проживания.
Она решила попробовать сохранить семью. Дать ему второй шанс. Поверить, что люди могут меняться. Но червь сомнения уже поселился глубоко внутри.
— Какой хороший закат, — Ира кивнула в сторону окна, делая очередную попытку разговорить мужа.
— Ага, — Миша, не отрываясь от экрана, небрежно бросил односложный ответ.
За окном на горизонте действительно разворачивалось впечатляющее зрелище: солнце, наполовину скрывшееся за линией леса, окрашивало небо в насыщенные оранжево-пурпурные тона. Когда-то давно, ещё во время медового месяца, они с Мишей специально просыпались пораньше, чтобы встретить рассвет вместе. Он фотографировал её на фоне утреннего неба, говорил, что её глаза отражают солнечные лучи лучше, чем любое зеркало. Ира попыталась вспомнить, когда они последний раз делали что-то подобное, но не смогла. Слишком много воды утекло.
Поезд мерно стучал колёсами, убаюкивая остальных пассажиров. Пожилая женщина на верхней полке напротив уже дремала, накрывшись лёгким пледом. Студент на другой верхней полке тоже уснул, свесив руку.
— Я пойду умоюсь перед сном, — Ира встала и потянулась к своей небольшой косметичке.
— Хорошо, — Миша даже не поднял глаза.
Она медленно шла по коридору вагона, который слегка покачивался на поворотах. За окнами уже стемнело, и в стекле отражались огоньки плафонов и фигуры пассажиров. Ира вдруг почувствовала, как сильно устала от этого притворства, от попыток делать вид, будто ничего не произошло. От ощущения, что она одна старается склеить их разбитые отношения.
Вернувшись из уборной, она задержалась в тамбуре. Достала телефон, проверила сообщения. Родители писали, что ждут их завтра, готовят ужин. Ира слабо улыбнулась. Они до сих пор не знали о проблемах в её браке — она берегла их покой и нервы. Да и вообще никому не рассказывала. Стыдилась. Или просто надеялась, что если не произносить вслух, проблема как-то сама рассосётся.
Когда она подходила к купе, её взгляд случайно упал на отражение в стекле двери. Миша, думая, что остался один с спящими попутчиками, уже не скрываясь листал что-то в телефоне, и выражение его лица поразило Иру. Он улыбался — так, как раньше улыбался только ей. С нежностью, с предвкушением.
Ира тихонько отступила назад и сделала вид, что только приближается к купе, громко вздохнув и зашуршав пакетом с косметичкой. Когда она зашла, Миша уже снова сидел с непроницаемым лицом, сжимая телефон в руке.
— Может, ложиться будем? Уже поздно, — предложил он.
— Ты ложись, а я ещё немного посижу, может, сфотографирую что-нибудь ночное за окном, — Ира специально говорила немного громче обычного, чтобы звучать естественнее.
Сердце её колотилось так сильно, что казалось, весь вагон должен слышать этот стук. Она протиснулась к окну и достала телефон. Сделала вид, что настраивает камеру на ночную съёмку, немного наклонилась к стеклу. А сама, активировав камеру, незаметно повернула объектив в сторону Миши, максимально приблизив изображение.
Муж, убедившись, что она занята своими делами, снова разблокировал телефон. На экране Ира увидела знакомый интерфейс — приложение для знакомств. Он не просто листал фотографии, он активно переписывался с кем-то. И, судя по улыбке, беседа была оживлённой.
У Иры перехватило дыхание. Значит, все её подозрения были правы. Значит, «больше никогда» длилось всего полгода. Значит, она зря пыталась простить, зря работала над отношениями, зря верила.
Она сделала несколько глубоких вдохов, стараясь не выдать своего потрясения. Сфотографировала ночной пейзаж за окном — для правдоподобности. А потом открыла карту маршрута их поезда на своём телефоне. Следующая остановка была через час, в небольшом городке, всего на 15 минут, утром еще одна на 7 минут. Затем поезд следовал до родительского города Иры без остановок.
План возник мгновенно, словно давно ждал своего часа. Прямо сейчас она не могла позволить себе сцену — не при посторонних, не посреди ночи в поезде. Но завтра… Завтра всё изменится.
— Я тоже, пожалуй, лягу, — сказала она, убирая телефон. — День был утомительный.
Миша что-то промычал в ответ, даже не посмотрев на неё.
Ира почувствовала странное спокойствие. Её мысли были ясными, как никогда. Засыпая, она четко знала: один раз она простила, второго раза не будет.
Утро выдалось пасмурным. Серые облака затянули небо, но это никак не повлияло на настроение Иры. Она проснулась раньше всех в купе, умылась и даже успела привести себя в порядок, пока остальные ещё спали. Сегодня она выглядела особенно хорошо — лёгкий макияж, волосы, собранные в аккуратный хвост, летнее платье с цветочным принтом. Платье, которое так нравилось Мише, когда они только начинали встречаться.
— Доброе утро, соня, — она легонько потрясла мужа за плечо, когда он наконец открыл глаза.
— Доброе, — хрипло ответил он, удивлённо глядя на жену. — Ты сегодня такая… нарядная.
— Конечно, мы же к родителям едем. Хочу, чтобы они видели, что у меня всё хорошо, — она улыбнулась так естественно, что сама себе поразилась.
Миша потянулся и свесил ноги с полки.
— Сколько времени? — спросил он, нащупывая тапочки.
— Почти девять. Скоро будет остановка на станции Лесная. Помнишь, мы там выходили, когда ездили к родителям на годовщину свадьбы?
Ира видела, что муж не помнит. Тогда, три года назад, они простояли на станции почти всю стоянку, целуясь как подростки. А ещё купили пирожки в маленькой палатке за зданием вокзала. Пирожки были так себе, но Миша смешно изображал гурмана, нахваливая их. Они тогда смеялись весь оставшийся путь.
— А, да, конечно, — неуверенно сказал он, взяв телефон и быстро проверив сообщения.
— Там есть ларёчек с пирожками, помнишь? За зданием вокзала?
Он кивнул, уже не слушая. Ира увидела, как его лицо на мгновение просветлело, когда он прочитал какое-то сообщение. Интересно, кто она? И сколько их было за эти полгода?
Следующие полчаса они провели за скудным завтраком из бутербродов, взятых из дома, и купленного у проводницы чая. Ира поддерживала непринуждённую беседу, рассказывала о планах на отпуск, спрашивала о работе Миши. Она сама себе удивлялась — откуда взялись эти актёрские способности?
— Внимание, уважаемые пассажиры, наш поезд прибывает на станцию Лесная. Кто выходит — не забывайте свои вещи, — прозвучал голос проводницы из коридора.
— Мишенька, — Ира встрепенулась, — знаешь, мне так захотелось тех пирожков. Помнишь, какие они были вкусные? С капустой особенно.
Миша посмотрел на неё с лёгким недоумением.
— Да вроде обычные пирожки были…
— Не обычные! Настоящие, деревенские, в них столько души. Сбегаешь? — Ира умоляюще посмотрела на мужа. — Пожалу-у-у-уйста…
— Ир, мне ещё переодеться надо, — начал было Миша.
— Да брось, — она махнула рукой, — тут пять минут туда-сюда, а поезд стоит тридцать пять минут. Успеешь и к ларьку сбегать, и вернуться, и ещё перекурить. — Ира знала, что муж не будет проверять и поверит ей наслово.
Миша вздохнул, но спорить не стал. Всё-таки пирожки были ерундой по сравнению с тем, что могла бы попросить жена.
— Ладно, давай деньги.
— В моём кошельке возьми, — она указала на сумочку.
Когда Миша выходил из купе, Ира добавила:
— И телефон не забудь! Я тебе напишу, если что-то ещё нужно будет.
Он автоматически сунул телефон в карман спортивных штанов и вышел из вагона.
Ира подошла к окну. Станция Лесная была маленькой — всего две платформы, небольшое здание вокзала, крошечный перрон. Она видела, как Миша, взлохмаченный, в домашних штанах и футболке, спустился по ступенькам и направился в сторону вокзала. Ларёк находился с другой стороны, и чтобы до него добраться, нужно было обойти здание. Ира проследила, как фигура мужа скрылась за углом.
Как только Миша скрылся из виду, Ира быстро собрала его вещи — документы, кошелёк, зарядку от телефона — и переложила в свою сумку. Несколько секунд она колебалась, глядя на его чемодан. Но потом решила оставить — слишком много внимания привлечёт, если она будет тащить и свои, и его вещи.
Как вдруг…
Поезд дёрнулся и медленно тронулся с места. Ира снова подошла к окну и чуть отодвинула занавеску. Миши нигде не было видно — значит, ещё стоял в очереди в ларьке или только возвращался. Она представила, как он выходит из-за угла вокзала с пакетом пирожков и видит, что поезд трогается.
Первым порывом было дёрнуть стоп-кран, выбежать, крикнуть, ведь ещё не поздно было всё изменить. Но она вспомнила вчерашний вечер, его улыбку, адресованную не ей. Вспомнила все месяцы сомнений, недосказанности, ощущения, что её предают снова. И осталась на месте. План надо было доводить до конца.
Поезд медленно тронулся. Ира смотрела, как проплывает мимо здание вокзала. И в последний момент увидела его — Миша выбежал из-за угла с бумажным пакетом в руках, набиравший скорость отходящий поезд и бросился бежать. Но было поздно — состав набирал ход.
— Один раз я тебя простила, — прошептала Ира, глядя, как фигура мужа становится всё меньше и меньше, — второго раза не будет.
Она села на своё место и наконец позволила себе глубоко вздохнуть. Может, это было жестоко — оставить его одного на станции, без денег, без документов, только с телефоном в кармане. Но разве не жестоко было с его стороны — давать обещания, которые он не собирался выполнять? Клясться в верности и искать новые приключения?
Ира достала телефон и набрала сообщение свекрови: «Здравствуйте, Анна Петровна. Миша остался на станции Лесная, поезд уже ушёл. Он жив-здоров, просто вышел за пирожками и не успел вернуться. У него с собой телефон, но нет денег и документов. Не могли бы вы с ним связаться?». Перечитала. И стерла. Пусть разбирается сам.
Потом она выключила телефон и убрала его в сумку. Ей не хотелось сейчас ни с кем разговаривать, даже с родителями. Она доедет до них, расскажет всё как есть. А дальше… дальше будет новая жизнь. Без предательств. Без необходимости делать вид, что всё в порядке.
За окном проносились деревья, поля, маленькие деревеньки, а Ира смотрела на них невидящим взглядом. Она чувствовала странную смесь эмоций — облегчение, грусть, злость, свободу. Но точно знала одно: больше никому не позволит обращаться с собой так. Даже если этот человек когда-то был самым близким.
Один раз она простила, второго раза не будет.
Когда поезд прибыл в родной город Иры, уже начинало темнеть. На перроне её встречал отец — высокий мужчина с аккуратно подстриженной седой бородой и добрыми глазами, в которых сейчас читалось беспокойство.
— Доченька! — он крепко обнял её. — А где… Миша?
— Долгая история, папа, — устало улыбнулась Ира. — Пойдём домой, там всё расскажу.
Они шли по знакомым с детства улицам — мимо старой школы, мимо парка с облезлыми скамейками, мимо магазинчика, где она когда-то покупала жвачки на карманные деньги. Город почти не изменился за те годы, что она жила в столице.
— Анна Петровна звонила, — наконец произнёс отец, нарушая молчание. — Говорит, Миша застрял на какой-то станции?
— Да, на Лесной.
— Но почему ты…
— Пап, я всё расскажу, правда. Просто не здесь, ладно?
Он понимающе кивнул и взял у дочери сумку — жест, который он делал всегда, с самого её детства, когда встречал с вокзала.
Мама ждала их дома, уже накрыв на стол. Домашние пирожки — настоящие, не станционные — наполняли кухню ароматом, от которого у Иры защемило сердце. Как давно она не чувствовала себя так… дома.
— Милая! — мама обняла её, потом отстранилась и оглядела дочь внимательным взглядом. — Что случилось? Где Миша? Анна Петровна сказала…
— Мам, давай сначала поедим, а потом я всё расскажу, хорошо?
Родители переглянулись, но спорить не стали. Ужин прошёл в странной атмосфере — все старались говорить о чём угодно, только не о слоне в комнате. Мама рассказывала последние новости соседей, папа делился историями с работы. Ира слушала вполуха, механически кивая и улыбаясь, когда это требовалось по ситуации.
После ужина они переместились в гостиную. Ира села в старое кресло, которое с детства считала своим, и наконец решилась.
— Я больше не вернусь к Мише, — произнесла она, глядя на свои руки. — Наши отношения закончены.
В комнате повисла тишина. Мама застыла с чашкой в руках, отец замер у книжной полки.
— Доченька, но что случилось? — осторожно спросила мама. — Вы же казались такими счастливыми.
Ира горько усмехнулась.
— Казались — это ключевое слово, мам. Полгода назад я узнала, что он мне изменил.
Она коротко рассказала о той истории с коллегой Мишы, о его клятвах и обещаниях, о своём решении дать ему второй шанс.
— Я пыталась, правда пыталась простить и забыть, — голос Иры дрожал, но она справилась с эмоциями. — Но вчера я увидела, что он снова за старое. В телефоне у него приложение для знакомств, переписки с девушками…
— И поэтому ты оставила его на станции? — отец нахмурился.
— Да, — твёрдо ответила Ира. — Это был импульс, возможно. Но я не жалею. Пусть поймет, каково это — когда тебя предают.
— Но, милая, — мама села рядом и взяла её за руку, — может, стоит поговорить? Люди совершают ошибки…
— Это не ошибка, мам. Это выбор. Он выбрал обманывать меня снова. После всего, что произошло, после всех обещаний.
Отец кашлянул, привлекая внимание.
— Я позвоню его родителям, скажу, что ты у нас и в безопасности. А дальше решай сама, Ирочка. Мы поддержим любое твоё решение.
Ира кивнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы — не от горя, а от благодарности. Родители всегда были её опорой, даже когда не во всём соглашались.
Телефон, который она включила перед ужином, разрывался от уведомлений. Двадцать три пропущенных звонка от Миши, десятки сообщений. Она не стала их читать — знала, что там будут обвинения, потом мольбы, потом обещания. Тот же сценарий, что и полгода назад.
Вместо этого Ира открыла галерею и нашла фотографию, сделанную накануне — отражение в окне поезда, где Миша склонился над телефоном. Она сделала глубокий вдох и отправила это фото мужу с единственным сообщением: «Один раз я тебя простила. Второго раза не будет.»
Потом она снова выключила телефон и положила его экраном вниз.
— Я поживу у вас немного, хорошо? — спросила она родителей. — А потом вернусь в город и подам на развод.
— Конечно, милая, — мама обняла её за плечи. — Твоя комната всегда тебя ждёт.
Прошла неделя. Ира постепенно приходила в себя в родительском доме. Она помогала маме в огороде, гуляла по знакомым с детства местам, встретилась с несколькими школьными подругами. Телефон включала редко — только чтобы проверить рабочую почту.
Миша продолжал звонить и писать, но теперь реже. Последнее сообщение пришло вчера: «Ира, давай просто поговорим, как взрослые люди. Я приеду в выходные.»
Она не ответила. Ей нечего было сказать. Все слова уже были сказаны, все шансы — использованы.
В субботу утром Ира помогала маме развешивать бельё на заднем дворе, когда услышала стук в калитку. Они переглянулись — обе понимали, кто это мог быть.
— Я открою, — сказал отец, проходя мимо с газетой в руках.
Ира сделала глубокий вдох и продолжила развешивать простыни. Через несколько минут она услышала голоса — отец и Миша говорили на крыльце. Она не могла разобрать слов, но тон был напряжённый.
Наконец дверь хлопнула, и отец вернулся во двор.
— Он хочет поговорить с тобой, — сказал он Ире. — Я сказал, что решать тебе.
— Где он? — спросила она, снимая с плеч полотенце, которое собиралась повесить.
— Я попросил его подождать у калитки. Это твой дом, Ирочка. Ты решаешь, кого сюда пускать.
Ира благодарно кивнула. Родители всегда понимали её лучше, чем кто-либо. Она подошла к умывальнику, сполоснула руки и вытерла их о джинсы. Поправила волосы.
— Ты не обязана с ним разговаривать, — мама подошла и погладила её по плечу.
— Я знаю. Но лучше закончить всё сейчас, чем тянуть.
Ира медленно пошла через сад к калитке. Каждый шаг давался с трудом, словно ноги вязли в невидимом болоте. Она убеждала себя, что готова к этому разговору, но сердце предательски колотилось.
Миша стоял за забором, опустив плечи. Заметно осунувшийся, с щетиной на подбородке, в мятой футболке. Увидев Иру, он выпрямился, на его лице появилась надежда.
— Привет, — произнёс он, нервно переминаясь с ноги на ногу.
— Привет, — ответила она, останавливаясь по другую сторону калитки. Открывать её Ира не собиралась.
— Ты… как ты? — неловко спросил Миша.
— А ты как думаешь? — спокойно ответила Ира. — Чего ты хочешь, Миш?
Он глубоко вздохнул, явно собираясь с мыслями.
— Ир, то, что ты сделала… это специально да? Я застрял на этой станции на сутки, пока родители не перевели деньги на билет.
— А то, что ты сделал, не было жестоко? — так же спокойно спросила она.
— Я… — он запнулся, потом решительно тряхнул головой. — Слушай, я открыл это приложение от скуки, просто посмотреть. Я не собирался никому писать или встречаться.
— Миша, я видела, что ты с кем-то переписывался. Не делай из меня …
Он побледнел, потом покраснел.
— Это была просто переписка, ничего серьёзного, Ир. Я клянусь, что не встречался ни с кем. Это… как компьютерная игра, понимаешь? Просто адреналин, азарт. Я никогда бы не…
— Ты уже говорил это, — перебила его Ира. — Полгода назад. Тогда я поверила.
— И сейчас можешь поверить! — в его голосе появились умоляющие нотки. — Ира, мы три года вместе! Неужели ты всё перечеркнешь из-за глупости?
Ира посмотрела на мужа долгим взглядом. Почему она не замечала раньше эту черту его характера — перекладывать ответственность на других? «Ты перечеркнешь» — не «я разрушил», не «я предал». Всегда кто-то другой виноват.
— Знаешь, Миш, — медленно начала она, — когда ты первый раз… оступился, я много думала. О нас, о себе. И решила, что каждый заслуживает ошибиться раз. Но сейчас я поняла кое-что важное.
Она посмотрела мужу прямо в глаза.
— Это не ошибка. Измена — это не ошибка. Измена — это всегда выбор. Ты выбираешь снова и снова искать что-то на стороне, даже зная, как мне больно. И дело даже не в том, дошло ли у тебя до физической измены или нет. Дело в уважении. В доверии. В том, что я не хочу каждый раз, когда ты берёшь телефон, гадать, с кем ты там переписываешься.
— Ира, я могу измениться! — он схватился за прутья калитки. — Я буду прозрачным, как стекло. Отдам тебе все пароли, буду отчитываться за каждый шаг!
— И долго ты так протянешь? — грустно улыбнулась Ира. — Месяц? Два? А потом снова начнёшь заводить тайные аккаунты, прятать телефон, придумывать оправдания. Я не хочу быть твоей надзирательницей, Миш. Я хотела быть женой, которой не нужно следить за мужем.
Наступила тишина. Где-то вдалеке залаяла собака, в соседнем дворе заплакал ребёнок. Обычная жизнь шла своим чередом.
— Значит, всё? — хрипло спросил Миша. — Ты просто перечёркиваешь три года?
— Нет, — покачала головой Ира. — Я сохраню всё хорошее, что у нас было. Но продолжать — нет, не могу. Я уже подала на развод, документы придут на нашу квартиру на следующей неделе.
— Ты даже не посоветовалась со мной?! — возмутился он.
— А ты советовался со мной, когда искал других женщин? — тихо спросила Ира.
Миша опустил голову. Постоял ещё немного, потом медленно отступил от калитки.
— Я всё равно считаю, что ты делаешь ошибку, — сказал он, уже разворачиваясь. — Ты пожалеешь.
— Может быть, — пожала плечами Ира. — Но лучше я пожалею об этом, чем о том, что потратила ещё годы на человека, который меня не уважает.
Она смотрела, как фигура Миши удаляется по улице. Почему-то она не чувствовала ни злости, ни боли — только облегчение, словно сбросила с плеч тяжёлый груз, который тащила слишком долго.
Когда Ира вернулась во двор, родители молча посмотрели на неё. Она слабо улыбнулась.
— Всё хорошо, — сказала она. — Правда.
— Он больше не придёт? — осторожно спросила мама.
— Нет.
Отец подошёл и обнял дочь за плечи.
— Все правильно, девочка. Все правильно. Ты сильная. Всегда была такой, с самого детства.
Ира прильнула к отцу, вдыхая знакомый с детства запах одеколона и табака. Впервые за долгое время она чувствовала себя в безопасности.
Прошло три месяца. Развод оформили быстро и без лишних скандалов — Миша не стал оспаривать раздел имущества, который предложила Ира. Может, из чувства вины, а может, просто хотел быстрее закончить всю эту историю.
Ира вернулась в город, сняла небольшую квартиру недалеко от работы. Вечерами она часто гуляла по набережной — одна или с подругами. Постепенно жизнь входила в новое русло.
В один из таких вечеров, возвращаясь домой, она увидела у подъезда знакомую фигуру. Миша стоял, прислонившись к стене, с букетом цветов в руках. Когда-то от одного его вида у неё замирало сердце. Сейчас она ничего не почувствовала.
— Привет, — сказал он, делая шаг навстречу. — Я хотел поговорить.
Ира остановилась, рассматривая бывшего мужа. Он выглядел хорошо — подстриженный, в новой куртке, пахнущий дорогим парфюмом.
— О чём? — спросила она. — Мне кажется, мы всё уже обсудили.
— Я изменился, Ир, — он протянул ей букет. — Правда. Эти месяцы я много думал… Осознал свои ошибки.
Ира не взяла цветы.
— Миш, я рада, что ты работаешь над собой. Но это уже не имеет отношения ко мне. Я двигаюсь дальше.
— Дай мне последний шанс, — его голос дрогнул. — Один вечер. Просто поужинаем вместе, поговорим…
Она покачала головой.
— Нет, Миш. Я уже сказала — один раз я тебя простила, второго раза не будет. И дело не в том, изменился ты или нет. Дело в том, что я изменилась.
Он смотрел на неё с непониманием.
— Что ты имеешь в виду?
— Я больше не та девушка, которая готова мириться с неуважением, принимать оправдания, верить обещаниям. Я заслуживаю большего, — Ира говорила спокойно, без надрыва. — И ты знаешь, я даже благодарна тебе. Если бы не тот вечер в поезде, не знаю, сколько ещё я бы жила в иллюзиях.
Миша опустил руку с букетом.
— Ты никогда не простишь меня, да?
— Я уже простила, — мягко ответила Ира. — Но простить не значит вернуться. Ты свободен, Миш. И я тоже.
Она обошла его и направилась к подъезду. На пороге обернулась:
— Знаешь, что я поняла за эти месяцы? Люди не меняются для других. Они меняются только для себя. Если ты правда изменился — я искренне за тебя рада. Живи этой новой жизнью. Только без меня.
Дверь подъезда закрылась за ней, отсекая прошлое. Поднимаясь по лестнице, Ира набрала сообщение подруге: «Завтра всё-таки пойду на тот мастер-класс по фотографии. Ты со мной?»
Она открыла дверь своей квартиры — маленькой, но уютной, наполненной вещами, которые выбирала только она сама. Здесь не было воспоминаний о прошлом, только планы на будущее.
Подойдя к окну, Ира увидела, как Миша медленно идёт по улице, всё ещё держа букет в опущенной руке. Когда-то эта картина разбила бы ей сердце. Сейчас она чувствовала только спокойную уверенность, что приняла правильное решение.
— Один раз я тебя простила, — прошептала она, глядя на удаляющуюся фигуру. — Второго раза не будет. И это лучшее, что я сделала для нас обоих.
Ира задёрнула штору и включила любимую музыку. Жизнь продолжалась — без предательств, без страха, без необходимости опускать планку своих ожиданий. И, возможно, впереди её ждала настоящая любовь — та, в которой не нужно прощать непростительное.