— Мне требуется спутница жизни, которая будет соратником, а не просто прихотью, — заявил он без обиняков уже на втором свидании. — Мне не нужна легкомысленная красотка, мне нужна основательная, домовитая женщина.
И Светлана растаяла. Её назвали «настоящей женщиной»! Не глупенькой девочкой-мечтательницей, а женщиной! Взрослой, серьёзной, на которую можно положиться и с которой можно строить чёткое будущее.
— Детей планируешь? — спросил он деловито.
— Конечно, — кивнула она, хотя никогда особо об этом не задумывалась.
— Работать будешь?
— Если понадобится.
— Понадобится. Моей одной зарплаты недостаточно для наших целей. Но семья, Светлана, всегда должна быть на первом месте. Это главное, поняла?
Она думала, что поняла.
Поженились быстро. Без особого романтического флёра — Евгений не любил тратить время и средства на «эти глупости». Он снимал маленькую квартиру в Черкассах, но уже упрямо копил на собственное жильё. «Через три года купим, — обещал он. — Если будем экономить на всём».
Экономили. О, как же они экономили! Светлана научилась готовить невероятные котлеты, где хлеба было почти столько же, сколько фарша. Экономия была жёсткой, тотальной. Одежду покупали исключительно на сезонных распродажах, в театр не ходили, а отпуск — только к родителям в деревню.
— Ты молодец, — хвалил Евгений, скрупулёзно подсчитывая расходы в тетрадочке. — Идеальная хозяйка.
А Светлана сидела рядом и думала: а когда же, собственно, начнётся жизнь? Вот купим квартиру — тогда начнётся? Или родим детей — тогда можно будет расслабиться?
Квартиру купили. Двухкомнатное жильё в новом спальном районе. Евгений был на седьмом небе — показывал всем соседям документы, рассказывал, как грамотно оформил ипотеку на себя.
— Теперь детей рожать будем, — объявил Евгений. — Пора уже приступать к делу.
Но дети не получались. Год, два, три. Врачи лишь разводили руками: «У вас всё в норме. Бывает такое. Нервы, усталость».
Стресс. Откуда ему взяться? Жизнь размеренная, спокойная. Работа, дом, работа, дом. Евгений не пьёт, не гуляет, зарплату приносит в полном объёме. По меркам её подруг — идеальный супруг.
В сорок лет Светлана узнала окончательный вердикт: детей у них не будет. Врачи назвали это заковыристым медицинским термином, а проще говоря — по неясным причинам, но шансов нет.
Евгений воспринял это как личное оскорбление и удар по его планам:
— Значит, все мои усилия были напрасны, — отрезал он. — В этом браке нет будущего, нет продолжения рода. В чём тогда смысл нашего союза?
— А как же наша привязанность? — тихо спросила Светлана.
— Какая привязанность? — удивился он искренне. — Мы же не подростки, чтобы говорить о глупой любви. Любовь — это когда молодые. А мы — семья. Или должны были быть таковой.
После сорока жизнь потекла совсем медленно. Как топкое болото. Светлана работала медсестрой в реанимации — это было тяжело, нервно, но там она хотя бы чувствовала, что нужна. Дома была не нужна. Евгений читал свои газеты, смотрел новости, рассуждал о политике. На неё он смотрел как на предмет интерьера — привычный, но давно неинтересный.
А потом заболела Светина мама. Всю жизнь была сильной, независимой. И вдруг — больница, капельницы, врачи с озабоченными лицами.
— Мне к маме надо, — сказала Светлана Евгению.
— А кто будет поддерживать порядок в доме? Кто будет готовить мне ужины?
— Женя, ну ты же взрослый человек! Неделю-другую сам справишься.
— Не могу я сам! У меня ответственная работа, я устаю. Мне нужен покой дома, а не хаос.
Покой. А мама лежит в больнице и плачет по ночам. Но Евгению нужен покой.
— Тогда я маму к нам заберу. Пока не поправится.
— Куда заберёшь? Квартира маленькая. Да и не люблю я, когда посторонние…
— Посторонние? — не поверила Светлана. — Женя, это же моя мама!
— Мне без разницы, чья. Не хочу чужих в своём доме.
«В моём». Не в нашем — в своём.
И тогда Светлана впервые за двадцать с лишним лет брака сказала твёрдо:
— Тогда я к ней перееду. Временно, пока она не поправится.
Евгений вскинулся:
— Это ещё с какой целью?
— За ней ухаживать. Она не может быть одна.
— А я что, не человек? Мне тоже твоё внимание необходимо!
— Женя, маме уже глубоко за восемьдесят! Она сейчас может уйти в любой момент!
— Все уходят. Я тоже умру когда-нибудь. И что, из-за всех умирающих нужно разрушать семью?
Вот тут-то Светлана и поняла: семьи у них давно нет. Есть только привычка, быт, общие счета за квартиру. А душевной связи — нет.
— Я еду к маме, — сказала она твёрдо. — Ты поступай, как считаешь нужным.
— Если уедешь — можешь не возвращаться! — крикнул он ей вслед, но тон его был скорее испуганным, чем злым.
Но она уже не слушала. Собирала сумку и думала: а почему я тридцать лет боялась его огорчить? Почему тридцать лет жила так, как он хочет, а не как я?
И ответа не находила.
У мамы она прожила месяц. Старушка поправилась, но осталась слабой и нуждалась в постоянном присмотре. Дома одну оставить было страшно.
— Светочка, — сказала мама как-то, — а ты не жалеешь, что ко мне переехала?
— Ни о чём не жалею, мам.
— А Женя звонит? Интересуется?
— Нет.
— И не будет звонить. Гордый он. А может быть, и не гордый. Может, просто равнодушный.
Равнодушный. Это было самое точное слово. Евгений не злился на неё, не ревновал, не скучал. Он был равнодушен. Как к старой мебели, которую вынесли на дачу: неудобно без неё, но покупать новую — слишком хлопотно.
А потом Светлана приехала забрать оставшиеся личные вещи.
— Ну и оставайся со своей мамой! — Евгений швырнул ей чемодан. — А квартиру мою не смей трогать!
«Мою». Как будто она тридцать лет здесь была просто домработницей на постое.
— Женя, ну что ты себя так ведёшь, как мальчишка, — начала было она, но он перебил:
— Сама сделала выбор? Сделала! Вот и живи с этим выбором. Через неделю пришлю риелтора. Оценку сделают. Квартиру продаю. Нашел вариант, где мне будет лучше. И компанию тоже.
Светлана обернулась. Впервые за весь этот кошмарный вечер посмотрела ему прямо в глаза:
— Ты говоришь серьёзно?
— А что? — пожал плечами Евгений. — Квартира моя. Я её покупал, я платил. Хочешь —съезжай. Хочешь — жди риелтора. Мне всё равно.
Всё равно.
Светлана села на диван. Руки тряслись. Что теперь делать? Медсестринской зарплаты на съёмное жильё в Черкассах точно не хватит.
В доме мамы, в селе Жёлтые Клёны, было тихо и уютно.
— А работа тут есть какая? — спросила Светлана осторожно у матери.
— Да как сказать тебе… В сестринском пункте фельдшер была нужна. Галочка наша в Киев переехала. Зарплата, правда, более чем скромная.
Фельдшерица. А Светлана — медсестра с тридцатилетним стажем. Работала в реанимации, в хирургии. Она справится.
— А где этот пункт?
— Да тут, в самом центре. Три деревни обслуживает. Старики всё больше болеют, молодёжь почти вся уехала.
Сестринский пункт оказался крошечным — всего две комнатки в старом, но крепком деревенском доме. Аппаратуры почти никакой, лекарств мало, но зато — тишина, покой и благодарные пациенты.
— Вы из города, из Черкасс? — спросила первая посетительница, бабуля лет восьмидесяти. — Значит, учёная! А то наша Галочка только давление мерить и умела.
Светлана улыбнулась. В реанимации её учёной никто не называл. Там она была просто «медсестра Михайлова». А здесь — учёная.
Зарплата была действительно мизерной. Но зато не нужно было снимать жильё, продукты были дешёвыми, а главное — никто не кричал, не требовал невозможного, не обвинял в несуществующих грехах.
И ещё одно удивительное открытие: оказалось, у неё золотые руки. Не только для того, чтобы уколы ставить — она и огород разводить умеет! Кто бы мог подумать? Горожанка, а картошку сажает лучше, чем деревенские.
— Мам, смотри! — показывала Светлана первые всходы укропа. — Растёт ведь!
— Растёт, доченька. Всё растёт, если за ним хорошо ухаживать и вкладывать душу.
А потом была знаковая встреча с местной травницей — Бабушкой Прасковьей. Ей было уже девяносто лет, но она была такой бодрой! И знала она про травы всё. Какая от чего помогает, где лучше собирать, как сушить и хранить.
И началось. Светлана изучала травы, составляла лечебные сборы, консультировалась с врачами в Черкасском госпитале. А Бабушка Прасковья рассказывала секреты, которые передавались из поколения в поколение.
Первую партию сборов они сделали к осени. Совсем немного — на пробу. А потом соседка из райцентра попросила привезти на местную ярмарку.
Раскупили всё за два часа! Светлана не поверила — стояла и смотрела на пустые пакетики, на наличные деньги в руках. Она заработала больше, чем за месяц в сестринском пункте!
— Надо больше делать, милая, — сказала Бабушка Прасковья. — Спрос есть, значит, и дело будет прибыльным.
Прошёл год.
Целый год! А кажется — только вчера она тащилась с чемоданом по перрону. Дело Светланы пошло в гору. Травяные сборы теперь продавались не только на местных ярмарках — заказы пошли из города! Кто-то в интернете оставил восторженный отзыв, кто-то рассказал знакомым. «Сарафанное радио» — так Бабушка Прасковья называла этот маркетинг. И ведь работает лучше любой рекламы!
Был октябрь. Светлана возилась в огороде — последние помидоры снимала, собиралась закрывать на зиму. Мама на крылечке сидела, лущила горох для супа.
И вдруг — машина.
Светлана выпрямилась, вытерла руки о фартук. Сердце как-то странно забилось. Она хорошо знала эту марку и цвет машины.
Из неё вылез Евгений. Постаревший, потрёпанный. Лицо усталое, осунувшееся. Совсем не тот победитель, что год назад чемодан ее выставлял из своей квартиры.
— Привет, Свет, — сказал он неуверенно. — Можно поговорить?
Мама поднялась с крылечка, гордо выпрямилась:
— Проходи, — кивнула Светлана. — Чай будешь?
В доме он огляделся с удивлением. А что тут такого? Чисто, уютно. Печка потрескивает, занавесочки новые, цветы на подоконниках. Не дворец, конечно, но настоящий дом.
— Хорошо устроились, — сказал Евгений, садясь за стол. — Не думал, что вы тут приживётесь.
— Да ничего, — пожала плечами Светлана, ставя чайник. — Привыкли. А ты как? Как твои дела?
И тут он сломался. Вот просто взял и сломался. Лицо скукожилось, плечи поникли.
— Плохо дела, Свет. Очень плохо.
Рассказывал долго. Путанно. То про работу, которую потерял — сокращения начались, возраст уже не тот. То про Ирину, секретаршу — оказалось, она не его одного «окручивала». То про квартиру.
А с квартирой вообще беда вышла. Дело в том, что на квартиру, купленную в Черкассах, он взял большой кредит. Банк не шутит, и 90 тысяч гривен необходимы срочно, чтобы избежать конфискации.
— Я думал, продам быстро, — бормотал он в чашку. — Расплачусь с долгами, что-то сниму. А тут рынок недвижимости упал. Покупателей нет. А долг растёт.
Светлана слушала молча. Внутри что-то холодное шевелилось. Не злость — нет. Что-то другое. Понимание того, что его мир рухнул, а её — расцвёл.
— И что теперь? — спросила она.
— Не знаю, — честно признался Евгений. — Совсем не знаю. Работы нет, денег нет. Квартиру скоро заберут. А жить где?
Помолчали. Часы тикали — те самые, свадебные, которые они покупали в Черкассах. Мама на кухне гремела посудой.
— Свет, — вдруг сказал Евгений тихо. — А может ты поможешь?
Вот оно. То, ради чего он приехал.
— Как помочь? — спросила Светлана ровно.
— Ну, денег дай взаймы. Я знаю, у тебя дело идёт. Соседи рассказывали — на ярмарках торгуешь, заказы принимаешь. Небольшую сумму, тысяч девяносто гривен.
Девяносто тысяч гривен. Небольшую сумму!
У Светланы действительно были эти средства. Первые в жизни — свои, заработанные, никем не подаренные. Они лежали на карточке и в банке под процент. На будущее откладывались — может, дом расширить, может, маме лечение хорошее оплатить.
— А потом что? — спросила она. — Отдашь?
— Конечно, отдам! — оживился Евгений. — Как только на ноги встану.
— Когда?
— Ну, через год. Может, полтора. Найду работу, накоплю.
Год назад она бы согласилась. Обязательно согласилась бы. Потому что — жалко. Потому что — привычка. Потому что — а вдруг он правда исправится?
А теперь сидела и думала спокойно. Холодно. Как будто не про бывшего мужа речь, а про постороннего человека, который пришёл просить.
— Женя, — сказала она наконец. — А помнишь, что ты год назад мне говорил?
— Что именно?
— Про квартиру. «Квартира моя», — напомнила Светлана. — «А квартиру мою не трожь».
Он покраснел:
— Ну, я тогда сгоряча сказал. Не подумал.
— Не подумал, — согласилась она. — А я думала. Целый год думала. И знаешь, до чего додумалась?
Евгений смотрел на неё с надеждой, смешанной со страхом.
— Ты был прав, — сказала Светлана просто. — Квартира действительно твоя. Ты покупал, ты платил. А значит, и проблемы с ней — тоже твои личные.
— Света.
— Не перебивай. Я ещё не закончила.
Она встала, подошла к окну. За стеклом желтели клёны — те самые, в честь которых назвали деревню.
— Год назад я боялась, что пропаду без тебя, — сказала Светлана. — А теперь боюсь, что пропаду, если опять соглашусь быть с тобой. Понимаешь разницу?
— Не понимаю, — честно признался он.
— А я понимаю. И поэтому денег не дам.
Когда он уехал, мама обняла дочь:
— Правильно сделала, Светочка.
— А вдруг он правда на улице останется? — всё же сомневалась Светлана.
— Не останется. Такие люди всегда выкручиваются. Найдёт кого-нибудь другого, кто поможет.
А у них дела шли всё лучше. Заказов столько, что Бабушка Прасковья только руками разводила: «Не успеваем, милая, не успеваем!» Пришлось ещё двух соседок привлечь — Наталью Павловну и тётю Веру. Теперь у них целая артель образовалась. Травы собирают, сушат, фасуют. А Светлана рецепты составляет, с покупателями общается, на ярмарки ездит.
Перед Новым годом случилось то, чего Светлана совсем не ждала.
Приехал Сергей.
Он был врачом из Черкасского госпиталя, с которым она часто консультировалась по поводу травяных сборов. Мужчина приятный, лет пятидесяти с небольшим, умный. Разговаривали они много раз по телефону, но вживую встречались редко.
— Светлана Михайловна, — сказал он, стоя на пороге с букетом зимних цветов, — можно к вам в гости?
А почему нельзя?
Сидели на кухне, пили чай, говорили про травы, про современную медицину, про жизнь. Мама незаметно ушла к себе — «устала что-то». Хитрая.
— У вас тут хорошо, — сказал Сергей, оглядываясь. — Уютно. По-настоящему по-домашнему.
— А у вас как?
— А у меня пусто. Жена три года назад умерла, дети взрослые, разъехались. Квартира большая, а живу один. Привык уже, но всё равно одиноко.
Он не жаловался. Просто констатировал факт. Как Светлана когда-то про свою пустую жизнь с Евгением.
— А вы не думали переехать? — спросила она осторожно.
— Куда? — удивился Сергей. — Работа здесь, дом здесь. Да и старый я уже для переездов.
— Старый? — засмеялась Светлана. — В пятьдесят-то лет?
— А вы разве так не считаете?
— Не считаю. Жизнь только начинается.
Он посмотрел на неё внимательно:
— У вас есть кто-то?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Светлана даже растерялась. Есть ли кто-то? Евгений не в счёт — это прошлое. А будущее…
— Нет, — ответила она честно. — А зачем вы спрашиваете?
— Просто интересно. Женщина красивая, умная, домовитая. И одна. Неужели никто не пытался завоевать?
— Пытался. Сосед один. Петрович, который крышу чинил. Вдовец. Хороший мужик, только не моё.
— А что ваше?
Светлана подумала. А что действительно её?
— Не знаю, — призналась она. — Долго была замужем, но, кажется, так и не поняла, что мне нужно от настоящих отношений.
Сергей стал приезжать каждые выходные. Привозил медицинские справочники, рассказывал про работу, помогал по хозяйству.
И Светлана с удивлением обнаружила: ей это нравится. Не влюблённость какая-то безумная, от которой трясутся коленки — она в восемнадцать всё это уже прошла. А что-то другое. Спокойное, надёжное. Как будто наконец нашла человека, с которым можно просто быть собой, а не «настоящей женщиной» по чужой инструкции.
— Мам, — спросила она как-то, когда Сергей уехал, — а тебе он нравится?
— А тебе? — хитро прищурилась старушка.
— Нравится. Но боюсь, а вдруг опять ошибусь в выборе?
— Не ошибёшься, — уверенно сказала мама. — Этот — другой. У этого глаза добрые.
И правда, добрые. И руки добрые — когда за столом сидят, не сжимаются в кулаки. И голос добрый — не повышает, не кричит.
Весна пришла рано. Снег сошёл, земля оттаяла, и Светлана принялась за огород. Сергей помогал — грядки копал, рассаду сажал. Работали молча, но это была хорошая тишина. Не напряжённая, а рабочая, партнёрская.
Свадьбу играли тихо — в кругу соседей, с баяном и самодельными пирогами. Светлана надела простое белое платье, которое сама сшила. Сергей — костюм, в котором он ходил на работу в Черкасский госпиталь. Никакой помпы, никаких лишних, строго учтённых трат.
Но счастья было — море.
А потом они долго сидели на крылечке, смотрели на звёзды и планировали будущее. Дом расширить, пасеку завести, может быть, теплицу поставить…
— Не жалеешь? — спросил Сергей.
— О чём именно?
— О той, прошлой, комфортной жизни.
Светлана подумала о Евгении, о квартире в Черкассах, о суете, в которой прошли тридцать лет.
— Не жалею, — сказала она твёрдо. — Прошлое научило меня ценить настоящее.
И это была истинная правда.
