Первая трещина
Квартира пропиталась запахом свежеиспечённого кофе, а ещё чем-то неуловимо чуждым, что тянулось из каждой щели, словно духи Веры, которые так крепко вонзились в ткань дивана, что ни одно оттертое место не могло скрыть их присутствие. Ирина стояла у окна, её пальцы скользили по краю кружки, будто она пыталась сжать её до состояния порошка.
— Ты вообще понимаешь, что она третий день здесь сидит, как хозяйка?! — её голос дрожал, не от страха, а от злости, которая уже почти вырвалась наружу.
Анатолий сидел за столом, его глаза были сосредоточены на бумагах, которые не требовали никакой работы, но он всё равно продолжал их перебирать, как будто был занят чем-то важным.
— Ну и что, посидела… помылась… — он быстро взглянул в сторону ванной, откуда доносился шум воды.
— «Посидела»? — Ирина рявкнула, поднимая руку. — Она здесь лагерь устроила! Зубная щётка стоит в нашем стакане, Толя! — и с яростью швырнула кружку в раковину. Фарфор с звоном разлетелся на маленькие осколки.
Из ванной раздался смех. Смех, как у кошки, которая только что утащила колбасу с кухни.
— Ой, что-то разбилось? — голос Веры был как мед, который год назад оставили на полке.
Ирина моментально развернулась к Анатолию.
— Ты слышал? Она смеётся!
— Ира, успокойся, ну что ты… она всего лишь…
— «Всего лишь»? Нет, Толя, ты серьёзно?! Это мой дом, твой дом, а она ведёт себя так, как будто это её территория!
Дверь ванной с тихим скрипом распахнулась. Вера вышла, завернувшись в её халат, и с полотенцем на плечах.
— Ой, что-то не так? Я что-то не так сделала? — она поджала губы, пытаясь выглядеть виноватой, но её глаза были полны триумфа.
— Вера, ты переборщила! — Ирина шагнула вперёд, кулаки сжались.
— Какие ещё переборы? Я — семья! — Вера надула губы, не скрывая насмешки.
— Ты не семья! Ты просто наглая, бесцеремонная… — Ирина резко вздохнула.
— Ира! — Анатолий вскочил и шагнул между ними, будто пытаясь быть арбитром.
— Хватит, Толя! — Ирина оттолкнула его от себя. — Ты ей скажешь уходить, или я уйду сама. Выбирай.
Тишина зависла, как затмение. Воздух в комнате стал густым и тяжёлым, а каждый взгляд, каждое слово висело между ними, как угроза.
***
Разбитые зеркала
Дверь хлопнула так, что соседка сверху встала с дивана, чтобы постучать по батарее. Ирина стояла на лестничной клетке, дрожа от адреналина, и слушала, как за её спиной исчезает любой звук. Анатолий не побежал за ней. Он остался там, в их квартире, где всё было так, как она не могла уже терпеть.
Она шагнула в холодный осенний воздух. Он сжёг ей грудь, но, похоже, что это было даже приятно. Телефон в кармане затрепетал — Вера. «Ирочка, ну не сердись, давай поговорим, мы ведь как взрослые люди, правильно?»
— Взрослые люди… — Ирина сжала зубы, глядя на пустую улицу.
Через час она вернулась. Квартира была освещена, но странная тишина висела в воздухе. В прихожей стояли её туфли. В них она всё ещё не хотела быть, но пришлось.
— Ты вернулась? — Анатолий сидел за кухонным столом. Перед ним стояли две рюмки. Одна — его, вторая…
— Она ещё здесь?
— Вера ушла в магазин.
— А рюмка для кого? Для призрака, что ли?
— Ира, давай без истерик.
— Без истерик?! — она резко рассмеялась, и смех был настолько фальшив, что в нём можно было утонуть. — Ты, наверное, серьёзно?
— Да! — он ударил кулаком по столу. — Хватит уже, Ира! Она моя сестра, а ты ведёшь себя как последняя стерва!
Ирина замерла. В её глазах было что-то совсем другое.
— Что?
— Ты слышала, что я сказал.
— Да, я слышала. — её голос стал тихим, опасным. — Теперь слушай ты. Или она уходит сегодня, или завтра здесь будешь жить только ты. Один. Понял?
***
Последний ультиматум
Ночь пролетела в глухом молчании, как в клетке, которую никто не открыл. Ирина проснулась от звуков на кухне — голосов, смеха… её собственного смеха, но на этот раз он звучал так, как будто принадлежал не ей.
Она вышла, остановившись на пороге. Вера наливает Анатолию кофе. В её кружке. Как ни в чём не бывало. Это было слишком.
— Доброе утро, соня! — Вера улыбалась, как будто ничего не произошло.
— Ты всё ещё здесь? — Ирина не спрашивала, она не могла больше терпеть этот фарс. Её голос звучал как ледяной удар по стеклу.
— Ну конечно! Мы же с Толиком договорились — я остаюсь ещё на недельку! — Вера пренебрежительно наклонилась к чашке, будто не замечая, что её присутствие уже стало невыносимым.
Ирина медленно повернулась к Анатолию. Она не могла поверить своим глазам, но слова вырвались, как выстрел.
— Ты… ДОГОВОРИЛСЯ?
— Ира… — он поднял руки, как перед дулом пистолета, пытаясь избежать столкновения взглядов.
— Всё. Хватит. — Ирина схватила со стола кружку Веры и с такой силой швырнула её на пол, что фарфор разлетелся, а кофе брызнул на стены, как тёмные пятна отчаяния.
— Ты совсем охренела?! — Вера вскочила, её лицо покраснело от злости.
— Нет, это ты охренела! — Ирина шагнула к ней вплотную, в глазах был огонь, а в голосе — свистящий металл. — Ты думаешь, если ты сестра, то можешь делать что угодно? Ты думаешь, он всегда будет на твоей стороне?
— Да! — Вера толкнула её в грудь с такой силой, что Ирина отшатнулась, но не упала.
Анатолий застыл, как статуя, не смея вмешаться.
— Ты ударила меня! — Ирина, не веря своему состоянию, подняла голову.
— Сама напросилась! — Вера стояла, не понимая, что сделала, и всё равно не осознавая, что уже перешла черту.
Ирина медленно встала, её глаза больше не были полны слёз. В них был только лед.
— Всё. Я ухожу. Но запомни, Вера — ты проиграла. Потому что он теперь твой. Навсегда. — её голос звучал холодно и отчуждённо, как приговор.
***
Пепел
Ирина вышла из подъезда, ощущая, как ноги подкашиваются. Телефон в кармане дрожал, а в голове было пусто. Десятки пропущенных вызовов. От него. Она села на лавочку, достала сигарету, но руки всё равно тряслись, несмотря на попытку скрыть это.
Рядом хлопнула дверь подъезда.
— Ира. — Голос был слишком знакомым, а она не могла поверить в то, что слышала.
Анатолий. Его глаза были красными, рубаха — помятая, как его сознание, разбитое до мелких частей.
— Ушла? — Ирина не подняла глаз.
— Да. — Он стоял рядом, но не знал, что сказать.
— Надолго? — Ирина спросила безразлично, но её голос пронзил тишину, как остриё ножа.
— …Навсегда. — Он присел рядом, почти на колени. В руках дрожала сигарета, которую она не предложила ему. Он потянулся к ней, но она отдернула руку.
— Почему? — она затянулась, выпускает дым.
— Потому что… — он сел рядом, пытаясь приблизиться, тянулся, но она отодвинулась. — Потому что ты была права. А я — слепой идиот.
— Ура. Прозрел. — её голос был пустым, даже эхо пустоты не могло заполнить эту яму.
— Ира… — он снова пытался взять её за руку, но она, как огонь, оттолкнула его.
— Не трогай меня! — её глаза были как замёрзшие озёра.
— Я люблю тебя. — Он отчаянно смотрел на неё, и в его глазах горела всё та же беспомощность, которую он носил с собой.
Ирина встала резко, как если бы её порвало на части.
— Нет. Ты любил удобную. Которая молчит. Которая терпит. Я больше не такая. — её слова были как выстрелы, и она больше не могла остановиться.
Она бросила сигарету под ноги, не обращая внимания на пепел, который осыпался, и придавила каблуком.
— Прощай, Толя. — И этот последний аккорд — его имя, сказанное так, что оно больше не было её жизнью.
***
Случайная встреча
Кафе пахло корицей и пережаренными зернами, а Ирина сидела у окна, механически помешивая ложкой остывший капучино. Обручальное кольцо на её пальце тяжело давило на кожу. Год. Всего год. Так мало времени, а столько боли.
Дверь открылась с лёгким звоном колокольчика, и Ирина даже не подняла глаз. Не хотела. Пока не услышала этот голос:
— …Да, столик у окна свободен?
Её ладонь непроизвольно сжала кружку. Не может быть. Это не может быть он.
Анатолий вошёл в кафе, держась за руку стройной брюнетки, которая смеялась и что-то шептала ему на ухо. Он улыбался той улыбкой, которой когда-то одаривал её. Она вспомнила — всегда именно так, с этим теплым блеском в глазах, и как ей было приятно быть в его центре.
Столик, на котором они когда-то сидели, оказался в трех шагах от неё.
Анатолий увидел её первым. Глаза расширились, губы дрогнули. Брюнетка что-то спросила, но он не ответил, застыв, как вкопанный.
Ирина медленно подняла взгляд.
— Здравствуй, Толя.
Тишина. Даже бариста замер, как если бы почувствовал, как воздух стал плотнее, как напряжение скользит по всем присутствующим.
— Ира… — его голос звучал чужим, как песня, которую давно забыли.
Брюнетка оглядела её с любопытством, потом спросила:
— Кто это?
— Старая… знакомая, — Анатолий выдавил из себя эти слова, не отрывая глаз от Ирины.
— Очень старая, — Ирина демонстративно поправила обручальное кольцо, словно показывая, что не сдвинулась с места. В его глазах мелькнуло беспокойство. Он заметил блеск золота.
— Ты… замужем? — выдохнул он, и она поняла, что он никак не может прийти в себя.
— А ты всё такой же наблюдательный, — её голос был ледяным, почти не слышным.
Брюнетка, заметив напряжение, надула губы:
— Толя, может, сядем в другом месте?
Но он не двигался. Его пальцы сжали спинку стула так, что побелели костяшки.
— Как ты? — спросил он, всё ещё не двигаясь.
— Замечательно. Свободна от мусора, — ответила она, не скрывая сарказма. В глазах был холод, а в голосе — выжженная земля.
Брюнетка фыркнула:
— Какая грубость! Пойдем…
— Подожди! — Он резко дернул её за руку, в этот момент Ирина встала и откинула волосы с плеча, как акт, отделяющий её от всего происходящего.
— Не задерживай девушку, Толя. Ты же знаешь, как это… раздражает. — Она прошла мимо, намеренно задевая его плечом, будто бы нарочно, чтобы он почувствовал всю тяжесть своего поступка.
В дверях она обернулась:
— Кстати, Вера передает привет. Мы теперь с ней… близкие подруги.
Его лицо исказилось, словно он был готов броситься за ней, но не мог.
— Ты… лжешь.
— Проверь, — Ирина прошла, не оглядываясь. Но на улице, только в тот момент, когда шаги стали звучать в пустой тишине, она позволила себе дрожать. В кармане телефона было фото — она и Вера, обнявшись, на крыльце его дома, и это был последний удар.
***
Последний звонок
Дождь стучал по подоконнику, как назойливый гость, которому не говорят «уходи». Ирина ворочалась в пустой кровати, хотя уже год как спала одна. Телефон зазвонил в 3:17 ночи, её рука машинально потянулась к нему.
— Ирочка… — голос Веры был сдавленным, чужим.
— Ты знаешь, который час? — Ирина сдерживала крик, прижимая телефон к уху, стараясь, чтобы её голос не выдал напряжения.
— Он в реанимации… — на другом конце слышался прерывистый вдох, как будто Вера не могла говорить. — Ты должна прийти. Он зовёт тебя.
Ирина села на кровать, но не могла понять, как она оказалась в этом моменте, как если бы всё вокруг вдруг лишилось смысла. В темноте золотом отсвечивала рамка с фотографией — она и новый муж на Мальдивах, и всё то, что было, исчезло, как тень, оставшаяся на стенах.
— Ты слышала меня?! — Вера закричала так, что телефон затрещал. — Он перерезал вены! В твоей ванной!
Ледяная волна прокатилась по спине.
— В… моей?
— Да, сука, в твоей! Он вломился в вашу старую квартиру, сломал дверь! — Вера рыдала, её голос звучал, как стук в закрытую дверь. — Оставил записку: «Здесь ещё пахнет её шампунем».
Ирина встала, подошла к окну. Капли дождя стекали по стеклу, как слёзы, катящиеся по больничным стенам.
— Зачем ты мне звонишь?
— Потому что он умирает! — Вера ударила кулаком по чему-то металлическому. — Ты довольна? Ты добилась своего?
— Нет, — Ирина провела пальцем по холодному стеклу, её голос был пустым, но горьким. — Это он добился. Своей ложью. Своей слабостью.
— Ты… ты вообще живая? — Вера прошептала с ужасом. — У тебя есть сердце?
— Было. Он его разбил. Ты — растоптала. — Ирина не собиралась сдерживаться больше.
Тишина. Только дождь и прерывистое дыхание в трубке.
— Ирина… пожалуйста… — Вера вдруг заговорила тихо, по-детски. — Я… я ведь тоже любила его. Не только как сестра.
Ирина закрыла глаза.
— Знаю.
— Как… — Вера заплакала.
— По тому, как ты смотрела на него, когда мы целовались.
Щелчок. Гудки. Номер стёрт.
На утро газеты вышли с заголовком: «Бывший топ-менеджер выбросился из окна больницы». Вера исчезла. А Ирина…
Ирина впервые за год включила тот самый шампунь. Запах миндаля и яблока заполнил ванную. Она медленно опустилась на пол и зарыдала — впервые за все эти месяцы ненависти.
Финал.
Через месяц Вера звонит Ирине среди ночи:
— Толя в больнице. Он пытался… ты знаешь. Он все время зовет тебя.
Ирина вешает трубку и стирает номер.
Но на утро она всё-таки едет в больницу. Слишком поздно — его койка уже пуста, простыни свежие. В коридоре её ждёт Вера с синяками под глазами.
— Ты пришла, — шепчет она.
— Чтобы убедиться, — Ирина сжимает сумку.
— Убедилась?
— Да.
Она разворачивается и уходит, не оглядываясь. На выходе её останавливает санитар:
— Вы к Анатолию Сергеевичу? Он оставил…
Конверт. Один листок. Три слова:
«Я всё понял. Прости.»
Ирина скомкивает бумагу, бросает в урну. Уходит под осенним дождём — туда, где её ждёт муж, который никогда не спросит, почему её руки дрожат.
А в палате №314 Вера прижимает к груди окровавленную рубашку и поёт колыбельную — ту самую, что пела ему в детстве, когда он боялся грозы.
