Я стояла на кухне. Держала в руках красную кастрюлю. Ту самую, которую купила полгода назад в «Ашане». Когда мы с Димой выбирали посуду для новой жизни.
Кастрюля была горячая. Я только что сварила суп.
— Понятно, — ответила я тихо.
А что ещё можно было сказать?
Валентина Петровна приехала утром. Без предупреждения. Как всегда. Димка был на работе, а я… Я была дома. В этом доме, который, оказывается, не мой.
Смешно.
Три года мы живем вместе. Три года я мою полы в этой квартире. Готовлю завтраки, ужины. Покупаю продукты. Плачу за коммуналку вместе с Димой.
Но квартира — не моя.
— Ты слышишь меня? — голос свекрови стал резче.
— Слышу.
Я поставила кастрюлю на плиту. Сняла фартук.
Валентина Петровна села за стол. Осмотрелась.
— И эти занавески зачем повесила? Мне не нравятся.
Занавески были жёлтые. С подсолнухами. Я их выбирала целый час в магазине. Димка сказал тогда: «Бери какие хочешь, Катюха. Это же наша кухня».
Наша.
А теперь — не наша.
— Снимешь, — продолжила она. — А этот холодильник куда переставила? Он стоял у окна.
— Мне так удобнее.
— Ничего. Двадцать лет там стоял.
Я кивнула. Что тут скажешь?
Димка придёт с работы в семь. Мы поужинаем. Посмотрим телевизор. Ляжем спать. И завтра всё будет как вчера.
Только теперь я буду знать.
Это не мой дом.
— Кофе будете? — спросила я.
— Буду. Только не из твоих чашек. Достань мои. Они в верхнем шкафу.
Я открыла шкаф. Достала чашки с розочками. Старые. Еще советские. Валентина Петровна привезла их год назад. Сказала: «Пусть стоят. Вдруг пригодятся».
Пригодились.
Я налила кофе. Поставила чашку перед свекровью.
— Садись, — кивнула она на стул напротив.
Я села.
— Поговорим, — начала Валентина Петровна. — Ты девочка хорошая. Спорить не буду. Но…
Всегда есть это «но».
— Дима мой единственный сын. Понимаешь?
— Понимаю.
— Я его одна растила. Отец ушёл, когда Димке два года было. Я работала на двух работах. Чтобы он учился. Чтобы институт закончил.
Я знаю эту историю. Слышала уже раз сто.
— И вот теперь… — она сделала паузу. Посмотрела на меня. — Теперь он на тебя всё тратит. На ваши походы в кино. На рестораны. На подарки тебе.
— Мы пополам платим за всё, — тихо сказала я.
— Не перебивай.
Я замолчала.
— Дима должен думать о будущем. О детях. О семье настоящей. А не играть с тобой в дочки-матери.
Настоящая семья.
Значит, мы — не настоящие?
— У вас даже свадьбы не было, — продолжила она. — Что это за отношения такие? Живёте как… как соседи по коммуналке.
Мы собирались пожениться. В следующем году. Димка хотел сначала подкопить денег. На кольца. На банкет. Говорил: «Катюха, я хочу сделать тебе красивую свадьбу. Как в кино».
А теперь…
Теперь я сижу на чужой кухне. Пью кофе из чужих чашек. И слушаю, как мне объясняют, что я — временная.
— Понимаешь, о чем я? — спросила Валентина Петровна.
— Понимаю.
— Хорошо. Тогда поговори с Димой. Пусть определяется. Либо семья, либо… это.
Она махнула рукой. Как будто отгоняла муху.
Это — наша жизнь. Наши три года. Наши планы. Наша любовь.
Все это — просто «это».
Валентина Петровна допила кофе. Встала.
— Я пошла к соседке. Вернусь вечером. К ужину.
Она ушла.
А я осталась.
Одна на чужой кухне.
Я посмотрела на суп в красной кастрюле. Понюхала. Пахнет хорошо. Димка любит мои супы. Всегда говорит: «Катюха, ты волшебница. Как у мамы в детстве».
Как у мамы.
Но я — не мама. Я — временная.
Я взяла телефон. Написала Димке: «Твоя мама приехала. Поговорим вечером».
Он ответил сразу: «Ой, блин. Забыл предупредить. Она вчера звонила. Что-то случилось?»
«Нет. Всё нормально».
Я выключила телефон.
Встала. Подошла к окну.
За окном — двор. Детская площадка. Качели. Горка. Скамейки.
На скамейке сидит молодая мама. Качает коляску. Рядом играет мальчик лет трёх. Рыжий. В синей куртке.
Красивая картинка.
Настоящая семья.
А мы что? Мы — не настоящие?
Я открыла верхний шкаф. Достала свои чашки. Те, которые мы с Димкой выбирали. Белые. Простые. Красивые.
Поставила их на стол.
Рядом с чашками в розочках.
Мои и чужие.
Временные и постоянные.
Я налила себе кофе в свою чашку. Села.
Что теперь делать?
Уйти? Собрать вещи и уехать к подруге? Димка придёт — а меня нет.
Записка на столе: «Спасибо за три года. Было хорошо».
Или остаться? Дождаться его. Поговорить. Выяснить наконец — кто я для него. Временная соседка или… что?
Я допила кофе.
Встала. Подошла к холодильнику. Тому самому, который я переставила от окна. Открыла морозилку.
Там лежал торт. «Птичье молоко». Димкин любимый. Я купила его вчера. На всякий случай. Вдруг захочется сладкого посреди недели.
Вдруг.
Я закрыла морозилку.
Посмотрела на часы. Три дня. До вечера ещё четыре часа.
Четыре часа решать — кто я.
Временная или постоянная.
Чужая или своя.
За окном мальчик в синей куртке упал с качелей. Заплакал. Мама подбежала. Обняла. Пожалела.
«Всё хорошо, солнышко. Всё хорошо».
А у меня — всё хорошо?
Не знаю.
Скоро узнаю.
Дима пришёл в половине седьмого. Раньше обычного.
Я услышала, как хлопнула дверь. Как он разувается в прихожей. Бормочет что-то себе под нос.
— Катюха! — крикнул он. — Где мама?
— У соседки.
Он зашёл на кухню. Увидел меня за столом. Две чашки. Мою и мамину.
— Что случилось? — спросил тихо.
Я посмотрела на него. Мой Димка. Глаза зеленые. Когда волнуется — чешет затылок. Сейчас чешет.
— Садись — сказала я.
Он сел. Напротив. На то место, где недавно сидела его мама.
— Ну? — он взял мою руку. — Рассказывай.
Я рассказала. Всё. Про занавески. Про холодильник. Про чужие чашки. Про то, что это не мой дом.
Димка слушал молча. Лицо каменное.
— Вот так, — закончила я. — Теперь ты знаешь.
Он отпустил мою руку. Встал. Прошёлся по кухне.
—Блин, — сказал он наконец. — Ну мама же… Ты знаешь, какая она.
— Знаю.
— Она просто волнуется. За меня. За нас.
— За нас? — переспросила я. — Димка, твоя мама думает, что никаких «нас» нет. Что я — временная квартирантка.
— Ну что ты говоришь…
— А что я говорю?
Он остановился. Посмотрел на меня.
— Катюх, ну ты же понимаешь. Мама всю жизнь одна. Она привыкла всё контролировать. Решать за меня.
— И что дальше?
— Дальше… — он сел обратно. — Дальше мы просто не будем на это реагировать. Живём своей жизнью.
Я кивнула.
— Только есть одно «но», — сказала я.
— Какое?
— Квартира действительно твоя, да?
Димка замолчал. Долго смотрел на стол.
— Димка?
— Формально… — начал он. — Формально она записана на маму. Но это временно. Пока я не женюсь.
Ага. Вот оно что.
— То есть пока мы не поженимся, — поправился он быстро. — Это же одно и то же.
Одно и то же?
— А если не поженимся? — спросила я.
— Как это — не поженимся? Мы же планировали…
— Планировали. А теперь?
— А теперь что? Ничего не изменилось.
Всё изменилось.
Я встала. Подошла к плите. Сняла крышку с кастрюли. Суп остыл.
— Будешь ужинать? — спросила я.
— Буду.
Я включила газ. Поставила кастрюлю разогреваться.
— Катюх, — сказал Димка за спиной.
— Не злись. Пожалуйста.
— Я не злюсь.
— Злишься. Я же вижу.
Я обернулась:
— Знаешь, что я поняла сегодня?
— Что?
— Что мы играем в семью. Как дети. Играем в дочки-матери. Твоя мама права.
— Не говори ерунды.
— Какая ерунда? Я живу в чужой квартире. Готовлю на чужой кухне. Сплю на чужой постели. А когда приходит настоящая хозяйка — мне объясняют моё место.
Димка встал. Подошёл ко мне.
— Это наша квартира, — сказал он. — Наша кухня. Наша постель. Понимаешь?
— Не наша. Твоей мамы.
— Но мы же вместе живём!
— Пока живём.
Он обнял меня. Прижал к себе.
— Что ты имеешь в виду?
Я высвободилась из его объятий.
— Ничего. Просто констатирую факт.
— Катюх, ну не надо. Мы всё решим. Поговорю с мамой. Объясню ей.
— Что объяснишь?
— Что ты… что мы… — он запнулся. — Что мы серьёзно.
Серьёзно.
— А мы серьёзно? — спросила я.
— Конечно!
— Тогда почему за три года ты ни разу не поставил маму на место? Почему она до сих пор считает, что может приехать сюда когда захочет и командовать?
— Она моя мама…
— А я кто?
Димка замолчал.
В этот момент хлопнула дверь. Мама вернулась.
— Димочка! — закричала она из прихожей. — Сынок, ты дома?
— Дома, мам, — ответил он.
Валентина Петровна зашла на кухню. Довольная. Румяная.
— Как дела? — спросила она, целуя Димку в щёку. — Как работа?
— Нормально.
— Ужинать будем? — она посмотрела на меня. — Что там варила?
— Суп.
— Ах. Димочка, ты помнишь, какие супы я тебе в детстве готовила? С фасолью. С мясом. Объедение было.
— Помню, мам.
— Вот это да. А не то, что сейчас… — она махнула рукой в мою сторону.
Я выключила газ. Разлила суп по тарелкам.
— Садитесь, — сказала я. — Ужинать.
Мы сели за стол. Втроём. Как семья.
Только я не знала, кто из нас лишний.
Валентина Петровна попробовала суп. Поморщилась.
— Соли мало, — сказала она. — И лука. Не хватает лука.
Я молчала.
— Мам, — сказал Димка. — Нормальный суп.
— Ты просто привык уже к такому. А помнишь мой?
— Помню.
— Вот. А этот… безвкусный какой-то.
Я положила ложку.
— Извините, — сказала я. — Я выйду.
— Катюх, — позвал Димка.
Но я уже шла к двери.
В спальне я села на кровать. Нашу кровать. Или не нашу? Не знаю уже.
За стеной слышались голоса. Димка что-то объяснял маме. Она возмущалась. Говорила про неблагодарность. Про то, что он забыл, кто его растил.
Потом стало тихо.
Я подошла к шкафу. Достала сумку. Стала складывать вещи. Не все. Только самое необходимое.
Джинсы. Свитер. Белье. Косметику.
Больше ничего.
Остальное — пусть остаётся. В этой квартире. Которая не моя.
— Что ты делаешь? — спросил Димка.
Я обернулась. Он стоял и смотрел на сумку.
— Собираюсь, — ответила я.
— Куда?
— К Ленке. Переночую.
— А завтра?
— Завтра видно будет.
Он подошёл ближе.
— Катюх, не надо. Мы всё решим.
— Что решим?
— Ну… поговорим с мамой. Объясним ей.
— Димка, — сказала я тихо. — Ты слышал, что она говорила про мой суп?
— Слышал.
— И что ты сказал?
— Я… я сказал, что суп нормальный.
— Только и всего?
Он кивнул.
— Понятно.
Я застегнула сумку. Взяла куртку.
— Я пошла.
— Катюх, стой.
Я остановилась.
— Что ты хочешь от меня? — спросил он. — Чтобы я выгнал маму?
— Не хочу.
— Тогда что?
— Хочу, чтобы ты выбрал.
— Между кем?
— Между мамой и мной.
Димка побледнел.
— Это неправильно. Ставить такие вопросы.
— Правильно. Давно пора.
Я пошла к двери. Он не остановил.
В прихожей натянула сапоги. Взяла ключи.
— Катя, — окликнула меня Валентина Петровна. — Ты куда?
— Ухожу.
— Надолго?
Я посмотрела на неё. Потом на Димку, который стоял в дверях спальни.
— Не знаю, — ответила я. — Может, навсегда.
И вышла.
На улице было холодно. Темно. Я достала телефон. Набрала Ленку.
— Привет, — сказала она. — Как дела?
— Плохо. Можно к тебе приехать?
— Конечно. Случилось что-то?
— Расскажу при встрече.
— Жду.
Я выключила телефон. Пошла к остановке.
А в окнах нашей квартиры горел свет. Там сидели Димка с мамой. Разговаривали. Решали мою судьбу.
Без меня.
Как всегда.
А я для себя уже всё решила.
У меня теперь своя жизнь…
