Надя проснулась от грохота. За окном спальни кто-то двигал садовую мебель, а из кухни доносился запах жареной картошки. Часы показывали половину седьмого утра субботы.
— Артём, — она потрясла мужа за плечо. — Артём, там опять кто-то есть.
Он сонно потёр глаза и прислушался. Снизу раздался женский смех — громкий, хозяйский. Надя узнала голос золовки Марины.
— Твою мать, — Артём сел в постели. — Я же говорил ей, что мы приедем только к обеду.
— Говорил, — Надя натянула халат. — Только когда это её останавливало?
Они спустились по скрипучей лестнице. В гостиной на их новом диване развалилась Марина с подругой. На столе — пустые бутылки из-под вина, окурки в блюдце.
— О, проснулись! — Марина помахала рукой. — Мы тут с Ленкой вчера заехали, я же говорила, что буду праздновать день рождения на даче. Такая вечеринка была! Жаль, вы не приехали.
Надя почувствовала, как внутри поднимается знакомая волна злости. Она столько раз проглатывала её, что научилась распознавать по первым признакам: сжимаются кулаки, начинает пульсировать в висках.
— Марина, мы не давали разрешения устраивать здесь вечеринки.
— Ой, да ладно тебе, — золовка отмахнулась. — Не жадничай. Мы же семья.
Семья. Это слово преследовало Надю последние три года — с тех пор, как они с Артёмом купили участок в Подмосковье. Шесть соток заросшей бурьяном земли с покосившимся сарайчиком обошлись в полмиллиона — все их сбережения. Родственники крутили пальцем у виска: с ума сошли, на эти деньги можно было машину купить, съездить в Турцию.
Но Надя с детства мечтала о своём доме. О месте, где можно посадить яблоню и смотреть, как она растёт. Где можно встречать рассветы на веранде с чашкой чая. Где тишина.
Они строили дом сами. Артём научился класть кирпич по видеоурокам, Надя освоила штукатурку. Каждые выходные, каждый отпуск — на дачу. Мозоли не успевали заживать. Спина болела так, что по утрам приходилось раскачиваться, чтобы встать с кровати. Но дом рос. Сначала фундамент, потом стены, крыша.
Родственники приезжали посмотреть на «дурдом», как они это называли. Свекровь Валентина Ивановна качала головой: «Надька тебя с ума свела. Нормальные люди в город стремятся, а вы — в деревню». Отец Артёма философски замечал: «Каждому своё. Но я бы на вашем месте квартиру купил».
А потом дом был готов. Небольшой, но настоящий — с верандой, камином, мансардой. Надя сама выбирала каждую плитку, каждую дверную ручку. Артём провёл электричество и водопровод. Они посадили яблони, вишни, смородину. Разбили грядки.
И тут всё изменилось.
Первой приехала свекровь. Просто «посмотреть, что вы там настроили». Осмотрела дом, покачала головой одобрительно и вдруг заявила:
— Вот здесь, на веранде, можно будет отметить мой юбилей. Человек тридцать поместится.
Надя опешила:
— Валентина Ивановна, но мы же…
— Что «мы»? Не дадите свекрови праздник отметить? Я вас что, чужая?
Юбилей действительно отметили. Надя два дня готовила, накрывала столы, обслуживала гостей. Артём помогал, но в основном развлекал родственников, показывал участок. После праздника увезли три мешка мусора, отмывали дом ещё неделю.
Но это было только начало.
Следующим приехал брат Артёма с женой и детьми. «На выходные, подышать воздухом». Дети носились по участку, вытаптывая только что взошедшие грядки. Невестка Света лежала в шезлонге и командовала: «Надь, принеси лимонад. Надь, где у вас туалетная бумага? Надь, дети хотят блинчиков».
Потом началось: двоюродная сестра праздновала день рождения, дядя Вася приезжал «порыбачить» (хотя до ближайшего водоёма было километров пять), тётя Люба устроила девичник…
— Слушай… — однажды Надя поймала Артёма в сарае, где он прятался от очередных гостей. — Это же наша дача. Мы её строили. Почему мы не можем просто побыть вдвоём?
— Потому что семья, — Артём развёл руками. — Ты же знаешь маму. Обидится — потом не дождёшься, чтобы помирилась.
— А я? — Надя почувствовала, как защипало в глазах. — Я тоже твоя семья. Или нет?
Но самое страшное случилось в июне. Надя приехала на дачу в будний день — взяла отгул, чтобы полить огород. Ещё от калитки услышала музыку. На веранде сидела незнакомая компания, человек пять. Пили пиво, громко смеялись.
— Вы кто? — Надя остановилась посреди двора.
— А вы? — поднялся молодой мужчина с татуировками. — Мы друзья Светы. Она сказала, можно здесь отдохнуть.
— Какой Светы?
— Ну, Артёма жена.
— Я жена Артёма!
Выяснилось, что Света — это их невестка, жена брата. Которая раздала ключи от дачи своим друзьям. А ключи у неё были потому, что Валентина Ивановна сделала дубликаты «на всякий случай» и раздала всей родне.
В тот день Надя выгнала чужаков. Потом сидела на крыльце и плакала — от обиды, от усталости, от ощущения, что её дом, её мечта больше не принадлежит ей.
Артём приехал вечером. Выслушал, обнял:
— Надь, ну что ты так близко к сердцу принимаешь? Ну, не знали ребята…
— Артём, — она отстранилась. — У чужих людей есть ключи от нашего дома. Понимаешь? Чужие люди приходят сюда, когда хотят.
— Поговорю с мамой…
— Нет, — Надя встала. — Хватит разговоров. Завтра едем в город и меняем замки.
— Надь, ну что ты как маленькая? Обидятся же.
— Пусть обижаются.
Но настоящая война началась через месяц, в июле. В пятницу вечером Надя пришла с работы выжатая как лимон — сдавали квартальный отчёт. Мечтала только о том, чтобы доехать до дачи, лечь в гамак и не шевелиться до понедельника.
Артём задерживался на работе. Надя поехала одна. Уже сворачивая к дому, увидела вереницу машин вдоль забора. Музыка гремела так, что слышно было за квартал.
На участке было человек двадцать. Мангал дымил, на столах — батарея бутылок. Посреди двора Валентина Ивановна что-то оживлённо рассказывала подругам.
— Наденька! — она помахала рукой. — Иди сюда! Что же ты не сказала, что приедешь? Я бы тебе список передала, чего купить. Салатов не хватает.
— Это что такое? — Надя почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— День рождения моей подруги отмечаем. Галочка, иди сюда, познакомься с невесткой!
— Я не давала разрешения…
— Ой, Надь, ну что ты? — Валентина Ивановна понизила голос. — При людях-то не позорь меня. Поговорим потом.
Но Надя уже не слышала. Она развернулась и пошла в дом. На кухне гора грязной посуды. В гостиной кто-то курил — окурки в её любимой вазочке. В спальне на кровати — чужие сумки.
Надя спустилась обратно, взяла со стола микрофон от караоке:
— Внимание! Праздник окончен. Прошу всех покинуть территорию.
Наступила тишина. Потом кто-то нервно хихикнул.
— Надя, ты что? — Валентина Ивановна побледнела.
— Я сказала: всем вон. Это частная собственность. Вы здесь без разрешения хозяев.
— Да как ты смеешь? — свекровь подступила ближе. — Я мать Артёма! Имею право…
— Вы не имеете никаких прав на нашу собственность. Уходите. Все.
Скандал был грандиозный. Валентина Ивановна кричала, что Надя — змея, которая отбила у неё сына. Гости возмущённо собирали вещи. Кто-то бросил, что «зажрались». Кто-то пообещал Артёму «объяснить».
— Ты пожалеешь об этом, — прошипела свекровь на прощание.
Когда последняя машина уехала, Надя закрыла калитку на засов и села прямо на землю. Руки дрожали, но на душе было удивительно легко.
Артём приехал через час. Его мобильный разрывался всю дорогу — звонили родственники, жаловались, возмущались, требовали «принять меры».
— Надь, что ты наделала? — он сел рядом с ней на крыльцо.
— Вернула наш дом, — она посмотрела ему в глаза. — Артём, я больше не могу. Это либо наша дача, либо проходной двор. Выбирай.
Он молчал долго. Потом обнял:
— Прости. Я должен был раньше это прекратить.
На следующий день они поехали в город и купили новые замки. Артём сам поменял их, несмотря на звонки матери с угрозами и слезами.
— Мам, — сказал он в последнем разговоре. — Мы с Надей строили этот дом для себя. Если хотите приехать — звоните, спрашивайте. Как нормальные люди. Но ключей больше ни у кого не будет.
Валентина Ивановна объявила им бойкот. Родственники разделились на два лагеря: одни поддерживали свекровь, другие считали, что «Надька права, нечего было наглеть». Но Наде было всё равно.
Впервые за три года она проснулась на даче от тишины. Не от грохота кастрюль, не от чужих голосов — от тишины. Вышла на веранду с чашкой чая. Яблони цвели. Артём возился в саду.
— Знаешь, — сказал он, выпрямляясь. — А ведь хорошо, что так вышло.
— Почему?
— Потому что теперь это правда наш дом. Только наш.
Надя улыбнулась. В груди разливалось незнакомое чувство — как будто она долго несла тяжёлый груз и наконец смогла его сбросить.
Телефон в доме зазвонил. Они переглянулись.
— Не бери, — сказала Надя.
— И не собирался, — Артём вернулся к грядкам.
Телефон звонил ещё долго. Потом замолчал. А они пили чай на веранде своего дома, в котором больше не было чужих ключей.
Прошёл год. Родственники так и не простили. Валентина Ивановна при встрече демонстративно отворачивалась. Марина распускала слухи, что Надя «совсем озверела от жадности». Брат Артёма в глаза говорил, что «не узнаёт».
Но были и другие перемены. Без постоянных гостей дача расцвела. Яблони дали первый урожай. Огород радовал овощами. Надя завела кур — давняя мечта, на которую раньше не было времени.
По вечерам они с Артёмом сидели у камина. Иногда приезжали друзья — но только те, кого действительно хотелось видеть. И только по приглашению.
— Не жалеешь? — спросила как-то Надя.
— О чём?
— Что я тогда… с твоей мамой.
Артём помолчал:
— Знаешь, мне кажется, ты сделала то, что я должен был сделать давно. Просто у меня духу не хватало.
— А вдруг они никогда не простят?
— Значит, не простят. Надь, это наша жизнь. Мы имеем право жить её так, как хотим мы, а не как удобно другим.
В эту субботу они снова проснулись от грохота. Но на этот раз это был дятел, который облюбовал старую берёзу за забором. Надя лежала, слушала мерный стук и улыбалась.
Внизу никого не было. Только их дом, их тишина, их жизнь. Которую они отвоевали. И которую больше никому не отдадут.
Даже семье. Особенно семье.
