Виктор задержался у окна своего кабинета. Весна в этом году выдалась странная: то морозит, то печет, как в июле. Тополя во дворе предприятия набухли почками, но никак не решались расправить листья. Он рассеянно наблюдал, как ветер гоняет по асфальту прошлогодние листья, пока не поймал себя на том, что третий раз перечитывает одну и ту же строчку в отчете о поставках.
Последние дни что-то мешало сосредоточиться. Какая-то смутная тревога, похожая на зубную боль, которая то затихает, то возвращается. Он сам не мог понять, в чем дело. Вроде все как обычно: производство работает, договора подписаны, квартальный отчет сдан. Даже дети порадовали – дочь наконец-то получила повышение в своей клинике, а сын… Виктор усмехнулся, вспомнив последний звонок сына. Тот битый час рассказывал о своем трехлетнем пацане, который умудрился разобрать новый планшет.
«Весеннее обострение», – подумал Виктор, машинально поправляя безупречно ровную стопку бумаг на столе. В приемной послышались шаги, и в кабинет заглянул Михалыч, начальник производственного цеха:
– Витя, ты сегодня на летучку-то придешь? Там это… по новой линии вопросы есть.
– А? – Виктор встрепенулся. – Да, конечно.
Он поймал свое отражение в стекле шкафа – солидный мужчина в дорогом костюме, едва заметная седина на висках, очки в тонкой оправе. Все как положено заму директора. Только глаза какие-то… потухшие, что ли?
На летучке он слушал вполуха. Производственники спорили о комплектующих, главбух жаловалась на новую программу, а он думал о том, что вечером надо не забыть забрать костюм из химчистки. Ольга напоминала три раза. Она всегда все помнит. И про химчистку, и про то, что в выходные надо ехать на дачу открывать сезон, и про день рождения тещи на следующей неделе…
– А ты когда в последний раз отдыхал? – вдруг донесся до него голос Михалыча. Все уже расходились, а они остались вдвоем в накуренной переговорной.
– В смысле?
– Ну, отдыхал. По-человечески. Не на даче грядки полоть, а так… для себя?
Виктор задумался. Прошлым летом возили тещу на воды. Позапрошлым ездили с Ольгой в Крым, но половину времени потратили на поиски какой-то особенной глины для ее любимых цветов…
– Да я как-то… – он замялся, – все вместе же.
– Вот! – Михалыч назидательно поднял палец. – А я в прошлом году махнул один в Питер. На великах с мужиками гоняли, пиво пили, по крышам лазили. Жена, конечно, ворчала, но… – он мечтательно улыбнулся, – иногда надо, понимаешь?
Виктор кивнул, хотя на самом деле не понимал. Как это – одному? Без Ольги? Без ее вечных списков, что купить, куда сходить, что посмотреть?
Но весь день эта мысль не давала покоя. Она скреблась где-то на краю сознания, как забытое важное дело. Вечером, сидя в машине в пробке, он вдруг поймал себя на том, что представляет: вот он один идет по незнакомому городу, заходит в кафе, не глядя в меню, просто заказывает что хочется…
Дома его встретил запах жареной рыбы и знакомый голос из кухни:
– Витя, ты? А я минтая купила, помнишь, как раньше часто готовила?
Он помнил. Двадцать пять лет одни и те же блюда, по кругу, по расписанию. Четверг – рыба, суббота – пироги…
Он стоял в прихожей, не снимая пальто, и вдруг отчетливо понял: еще немного – и он задохнется. В этой квартире, увешанной дипломами детей и фотографиями внуков, в этой правильной жизни, расписанной на годы вперед.
– Вить, ты чего там застрял? – Ольга выглянула из кухни, вытирая руки полотенцем. В выцветшем домашнем халате, с привычным пучком на затылке.
– Я хочу в отпуск, – слова вырвались сами собой. – Один. Без тебя.
Он ждал удивления, возмущения, слез – чего угодно. Но Ольга только медленно сложила полотенце, аккуратно расправляя углы, как делала всегда.
– Конечно, – она произнесла это так буднично, словно он сообщил, что завтра задержится на работе. – Куда думаешь поехать?
Виктор растерялся. Он не продумал деталей, не представлял конкретного места. Само решение казалось таким огромным, что заслоняло все остальное.
– Я… не знаю еще. Может, на море.
– В Сочи сейчас хорошо. Не сезон, тепло и туристов мало.
Она прошла мимо него на кухню, и он услышал, как зашипело масло на сковородке. Привычный звук в непривычной тишине.
– Ты не спросишь почему? – он последовал за ней, все еще не снимая пальто, словно оно придавало ему уверенности.
– А надо? – Ольга перевернула рыбу. – Сам расскажешь, если захочешь.
Она не смотрела на него, но в этой простой фразе было что-то новое. Какое-то знание, которого он раньше за ней не замечал.
Вечер прошел как обычно: ужин, новости по телевизору, разговор о том, что на даче пора менять теплицу. Только Виктор то и дело ловил себя на ощущении, что находится внутри спектакля, где все играют привычные роли, но кто-то переписал сценарий, не предупредив его.
Ночью он долго не мог уснуть. Лежал, глядя в потолок, где фонарь с улицы рисовал причудливые тени. Рядом ровно дышала Ольга. Двадцать пять лет он засыпал под это дыхание, и вдруг оно показалось чужим.
На работе он первым делом открыл сайт бронирования отелей. «Сочи в мае» – набрал он в поисковой строке и замер, глядя на десятки вариантов. Выбирать самому, не советуясь, не сверяясь с чужим мнением, оказалось странно. Почти страшно.
– К морю собрался? – раздался голос за спиной. Михалыч, как всегда, возник бесшумно. – Дело! А то смотрю на тебя последнее время – как робот какой-то.
– Сам замечаю, – Виктор откинулся в кресле. – Знаешь, такое чувство, будто я где-то свернул не туда. Вроде все правильно делал: институт, карьера, семья… А сейчас просыпаюсь и думаю – неужели это вся жизнь? Работа-дом-дача, по кругу?
– Кризис среднего возраста, – хмыкнул Михалыч. – У всех бывает. Вон, Петрович из снабжения в пятьдесят пять на байк сел. Теперь гоняет, молодится.
– Да не хочу я байк, – поморщился Виктор. – Я… сам не знаю, чего хочу.
Он забронировал номер в небольшом отеле почти у самого пляжа. Три звезды, без претензий, зато с балконом и видом на море. Распечатал подтверждение и весь день носил его в кармане пиджака, периодически доставая, чтобы убедиться – это происходит на самом деле.
Вечером показал Ольге.
– Хороший отель, – она пробежала глазами строчки. – И район спокойный. Когда вылет?
– В следующую пятницу.
– Надо рубашки погладить. И летние вещи достать.
Она начала составлять список, как делала всегда перед их поездками. Виктор смотрел на ее склоненную голову, на пальцы, быстро пишущие такие привычные пункты: «носки», «плавки», «крем от солнца»… И внутри росло смутное раздражение.
– Не надо список, – резче, чем собирался, сказал он. – Я сам соберусь.
Ольга подняла глаза, и он вдруг заметил, какие у нее длинные ресницы. Раньше она красила их, а теперь нет. Когда перестала?
– Хорошо, – она отложила ручку и встала. – Сам так сам.
А через неделю он стоял в прихожей с дорожной сумкой, впервые за двадцать пять лет не слыша привычного: «Ты все взял? А паспорт? А таблетки?»
– Пиши, если захочется, – только и сказала Ольга, поправляя ему воротник рубашки.
В аэропорту его накрыло странное чувство невесомости. Никто не напоминал про паспорт, не пересчитывал багаж, не требовал немедленно сообщить о посадке. Он купил кофе в картонном стаканчике – не свой привычный американо, а какой-то сложносочиненный напиток с корицей и сиропом. Просто потому, что мог.
Рейс задержали на час. Раньше он бы злился, звонил Ольге, жаловался на сервис. Сейчас просто сидел у панорамного окна, наблюдая, как на взлетной полосе желтые машины медленно ползают между самолетами. Будто в другой жизни это он каждое утро спешил на работу, проверял почту, проводил совещания…
В Сочи его встретила влажная, почти летняя жара. Он сразу снял пиджак, закатал рукава рубашки. Таксист попался молчаливый, и всю дорогу до отеля Виктор разглядывал город: яркие вывески, пальмы вдоль набережной, молодежь на электросамокатах. Все казалось каким-то игрушечным, ненастоящим.
Номер оказался меньше, чем на фотографиях, но чистый и действительно с видом на море. Он распахнул балконную дверь, впуская солёный ветер и крики чаек. Достал из сумки вещи – смятые, неаккуратно сложенные, но свои, без ярлычков «это к синим брюкам» и «это на прохладную погоду».
Вечером долго бродил по набережной. Купил шаурму у неопрятного торговца (Ольга бы не одобрила), ел прямо на ходу, роняя соус на рубашку. В кармане завибрировал телефон – сын скинул фотку внука с новым конструктором. Виктор хотел написать что-то в ответ, но отвлекся на уличных музыкантов. Молодая девушка с дредами пела что-то своё, незнакомое, но берущее за душу.
Он присел на парапет, разглядывая темнеющее море. Где-то там, за горизонтом, начиналась другая жизнь. Та, в которой он не зам директора, не отец семейства, не владелец трехкомнатной квартиры в центре. Просто человек, свободный делать что вздумается.
В отель вернулся поздно. От непривычно долгой ходьбы гудели ноги, но спать не хотелось. Он стоял на балконе, вдыхая незнакомые запахи южной ночи, и думал, что никогда еще не чувствовал себя таким… растерянным? Живым?
Утром его разбудил не привычный будильник, а солнце, бьющее прямо в лицо – он забыл задернуть шторы. Завтрак в отеле заканчивался через пятнадцать минут. Раньше он бы психанул, начал торопливо одеваться. Сейчас просто перевернулся на другой бок и снова уснул.
Проснулся в одиннадцать. Вышел в город, нашел маленькую кофейню. Бариста с татуировками на руках молча сделал ему кофе, и этот молчаливый контакт почему-то понравился Виктору больше, чем привычные разговоры с официантками, которых Ольга всегда расспрашивала о местных достопримечательностях.
День пролетел незаметно. Он гулял по улочкам, поднимался по лестницам, спускался к морю. Купил билет на какую-то экскурсию, но не пошел – просто потому, что передумал. Зашел в книжный, взял наугад детектив в мягкой обложке. Читал на пляже, пока не стемнело.
Вечером понял, что за весь день ни разу не проверил рабочую почту. Телефон разрядился еще днем, и он не стал искать зарядку. Впервые за много лет его не волновало, что происходит на работе, дома, в мире.
На третий день он поймал себя на том, что разговаривает сам с собой. Вслух комментировал пейзажи, спорил с героями книги, напевал случайные мелодии. В ресторане за соседним столиком сидела пожилая пара. Они почти не разговаривали, но постоянно касались друг друга: то он поправит ей салфетку, то она смахнет крошку с его рукава. Виктор смотрел на них и чувствовал что-то похожее на зависть.
В номере он достал телефон, включил. Посыпались уведомления: три пропущенных от сына, сообщение от дочери, какие-то рабочие письма. Ничего от Ольги. Он открыл мессенджер – она была онлайн два часа назад. Хотел написать что-нибудь обычное, про погоду или море, но все фразы казались фальшивыми.
Ночью снова не спал. Лежал, прислушиваясь к шуму прибоя и гулу кондиционера. Вспомнил, как они с Ольгой познакомились – она тогда только начала работать в колледже, часто ходила в красном платье и собирала волосы в высокий хвост. Когда она смеялась, у нее появлялась маленькая морщинка возле правого глаза. Интересно, она до сих пор так смеется? Он давно не замечал.
Утром его разбудил звонок с работы. Прорвало трубу в цеху, затопило новую линию. Он автоматически начал давать указания, но Михалыч перебил:
– Да ты отдыхай, Вить. Разберемся. Просто по привычке звякнул.
– А что там это… с поставками из Перми?
– Нормально все. Ты когда возвращаешься-то?
Виктор замялся. До конца отпуска оставалось еще пять дней.
– В пятницу, наверное.
– Ну добро. А то без тебя как-то… – Михалыч помолчал. – Непривычно, что ли.
После разговора Виктор долго сидел на кровати. В номере было душно, кондиционер тихо гудел, но не спасал. На тумбочке лежал недочитанный детектив – вчера он забросил его на середине, потеряв интерес к сюжету.
Он спустился к морю. День выдался жаркий, пляж быстро заполнялся. Рядом расположилась молодая пара с маленьким ребенком. Малыш, пошатываясь, ходил по кромке воды, взвизгивая от восторга, когда волны касались его пухлых ножек. Отец страховал его, держа за руку, а мать снимала на телефон, что-то приговаривая.
«Точно как мы с Олей и Димкой», – кольнуло воспоминание. Сыну тогда было года три, они тоже возили его на море. Ольга все переживала, что он наглотается воды, а малыш никак не хотел вылезать из моря…
Виктор достал телефон, нашел старые фотографии. Вот они на даче – Ольга в большой соломенной шляпе поливает свои любимые пионы. Вот семейный ужин – дочь показывает кольцо, они с Ольгой переглядываются, уже зная про сюрприз от будущего зятя. Вот прошлое лето – внук лезет к бабушке на колени, она смеется, и да – та самая морщинка у глаза никуда не делась.
В кармане завибрировал телефон. Высветился номер Михалыча.
– Вить, тут это… – он замялся. – В общем, приехали эти, из министерства. Проверка внеплановая. Я понимаю, ты в отпуске, но…
– Сейчас гляну почту, – автоматически ответил Виктор, и вдруг осознал: он соскучился. По работе, по привычной суете, по своему кабинету с видом на тополя. По дому, где каждая вещь на своем месте. По Ольге, которая всегда знает, где лежат его очки и когда нужно сменить зубную щетку.
Он открыл приложение авиакомпании. Ближайший рейс был через три часа. Пока искал билеты, пока бронировал, руки слегка подрагивали – как тогда, в молодости, когда спешил на свидание к Ольге.
Собрал вещи за десять минут – даже не пытаясь сложить их аккуратно. Бросил на кровать недочитанный детектив, пусть горничная заберет. Вызвал такси.
В аэропорту его накрыло странное ощущение дежавю – те же панорамные окна, тот же пластиковый стаканчик с кофе. Только внутри теперь было что-то другое. Будто вернулся из долгого путешествия, хотя прошло всего четыре дня.
Он не стал никому звонить – ни на работу, ни домой. Сел у окна, глядя, как садится солнце за полосой взлета. Где-то там, в сотнях километров отсюда, Ольга, наверное, проверяет сейчас тетради своих студентов. У нее была такая привычка – подчеркивать ошибки зеленой ручкой, а на полях писать коротенькие комментарии. «Чтобы не травмировать юные души красным цветом,» – объясняла она, улыбаясь.
В самолете пожилая женщина рядом всю дорогу вязала что-то ярко-желтое. Спицы мелькали в ее руках с удивительной быстротой. Виктор вспомнил, как в первые годы их брака Ольга тоже увлеклась вязанием. Навязала целую коробку шарфов и свитеров – все немного кривые, но такие уютные. Куда делась та коробка?
Такси от аэропорта гнало по пустым вечерним улицам. Город казался непривычно тихим и каким-то игрушечным после шумного курорта. Вот знакомый поворот, старая липа у подъезда, которую они с соседями отстояли от вырубки прошлой весной. Окна их квартиры светились – третий этаж, правый угол дома.
Он поднялся пешком, намеренно медленно. На площадке между вторым и третьим все так же пахло котами и стройматериалами – соседи снизу бесконечно делали ремонт. Дверь в квартиру открыл своим ключом – тихо, почти крадучись.
Из кухни доносились голоса. Женский смех, звон чашек.
– …и тогда он говорит: «А я вас помню, вы меня в восьмом классе учили!» – Ольга рассказывала что-то, явно увлеченная историей. – Представляешь, Валь? Двадцать лет прошло, а узнал…
Виктор замер в прихожей. Из-за приоткрытой двери падала полоска света, в ней кружились пылинки. Пахло свежей выпечкой – черничным пирогом, который Ольга делала только для особых случаев.
– Оль, а ты не боишься? – голос Вали звучал приглушенно. – Что он там… ну, знаешь…
– Чего бояться? – в голосе Ольги звучала незнакомая твердость. – Он имеет право на свой отпуск. И я, кстати, тоже.
Звякнула ложечка о блюдце. Виктор вдруг поймал себя на том, что улыбается. Осторожно повесил пиджак в шкаф, пригладил волосы, одернул рубашку. И шагнул на свет.
– Привет.
Ольга обернулась – плавно, без суеты. На ней было новое красное платье. Волосы собраны в высокий хвост, и от этого она казалась удивительно юной.
– А я пирог испекла, – сказала она просто. – Будешь?
Валя засуетилась, начала собираться, рассыпая торопливые «ой, мне пора» и «что-то я засиделась». Виктор смотрел, как Ольга провожает подругу, как возвращается на кухню, достает из шкафа его любимую чашку с отбитой ручкой. Все такие знакомые, родные движения.
– Расскажешь? – она пододвинула к нему тарелку с пирогом.
– Про море?
– Про то, что понял.
Он помолчал, глядя, как поднимается пар от чашки. В открытую форточку доносился шум вечернего города – гудки машин, обрывки музыки, чей-то смех.
– Я думал, мне нужна свобода, – сказал он наконец. – А оказалось…
– Что?
– Что она у меня всегда была. Просто я забыл, как ею пользоваться.
Ольга улыбнулась – той самой улыбкой, от которой появлялась морщинка у глаза. Протянула руку, смахнула невидимую крошку с его рубашки.
– Знаешь, – сказала она, глядя куда-то поверх его плеча, – я тоже хочу в отпуск. Одна.
