Лена проснулась от того, что муж громко хлопнул входной дверью. По звуку шагов — тяжёлых, с расстановкой — она поняла: опять поругался с матерью. Сейчас начнётся.
— Вставай, — Павел дёрнул одеяло. — Хватит валяться.
Суббота, девять утра. Но спорить бесполезно — когда он в таком настроении, лучше не перечить. Лена поднялась, накинула халат.
— Чайник поставь. И яичницу сделай. С беконом.
Она молча прошла на кухню. Включила плиту, достала сковородку. В голове мелькнула мысль: интересно, а его мать тоже так же покорно готовила завтраки? Или всё-таки огрызалась иногда?
— Ты что там копаешься? — Павел заглянул в кухню. — Нормальная жена уже бы стол накрыла.
«Нормальная жена». Эти два слова он произносил по десять раз на дню. Нормальная жена не спорит и знает своё место.
— Я не твоя мать, — вырвалось у Лены.
Тишина. Даже масло на сковородке перестало шипеть — или ей показалось?
— Что ты сказала?
Лена обернулась. Павел стоял в дверном проёме, сжимая кулаки. Лицо покраснело — плохой знак.
— Я сказала, что я не твоя мать. И готовить тебе завтрак в субботу утром не обязана.
— Ах, не обязана? — Он шагнул в кухню. — А кто обязан? Может, мне домработницу нанять? Или к маме переехать?
— Переезжай, — Лена выключила плиту. — Она тебя и завтраком накормит, и носки постирает.
Удар ладонью по столу был такой силы, что подпрыгнула солонка.
— Хватит! Достала! Мать права — распустил я тебя. Отец бы такого не потерпел.
Лена усмехнулась: — Твой отец? Который всю жизнь орал на бабу Зину? Который ремнём тебя воспитывал?
— И правильно делал! — Павел вышел из кухни.
Лена слышала, как он роется в шкафу. Сердце ёкнуло — неужели?.. Нет, не может быть. Они же не в девятнадцатом веке живут.
Павел вернулся. В руке — широкий кожаный ремень.
— Раз слова не понимаешь…
Лена отступила к окну. В голове мгновенно пронеслось: два шага назад, разворот, уход с линии атаки. Тело помнило. Четыре года — с четырёх до восьми — папа водил на дзюдо. Потом мама взбунтовалась: «Хватит из девочки пацана делать!» Но база осталась. И страха не было — была холодная ярость.
— Положи ремень, Паша.
— Щас положу! — Он замахнулся.
Дальше всё произошло быстро. Павел сделал шаг вперёд, занося ремень. Лена нырнула под руку, схватила за запястье, развернулась. Бросок через бедро получился идеальным — как учил папа: «Используй силу противника против него самого».
Павел грохнулся на пол. Секунду лежал, не понимая, что произошло. Потом попытался встать — и охнул. Спина.
— Ты… ты что сделала?
Лена стояла над ним, всё ещё сжимая ремень — выдернула из его руки во время броска.
— То, что давно надо было сделать.
Она бросила ремень на пол, прошла в спальню. Достала чемодан, начала складывать вещи. Руки не дрожали. Внутри была странная пустота — не облегчение, не злость. Просто пустота.
— Лена… Лен, помоги встать…
Она не ответила. Застегнула чемодан, надела куртку. Прошла мимо всё ещё лежащего в коридоре мужа.
— Ты куда? Лена!
— К родителям.
— Подожди… Давай поговорим…
Она обернулась на пороге: — О чём? О том, как ты собирался меня ремнём воспитывать? Или о том, что я не нормальная жена?
Дверь закрылась тихо — Лена не хлопала дверьми.
— Дзюдо пригодилось? — Отец налил дочери чаю.
Они сидели на кухне родительской квартиры. Мама хлопотала у плиты — разогревала обед. На Лену она не смотрела.
— Пригодилось, пап.
— Я знал, что пригодится. Мир злой, дочка. Надо уметь защищаться.
— Сергей, ну что ты говоришь? — Мама поставила на стол тарелку с котлетами. — Может, если бы я её по-женски воспитывала, а не ты со своим дзюдо…
— Что — по-женски? Терпеть бы учила? Молчать в тряпочку?
— Я не это имела в виду…
— А что? — Отец стукнул кулаком по столу. — Что ты имела в виду, Надежда? Что надо было из неё тихоню растить? Чтоб любой придурок мог руку поднять?
Лена смотрела на родителей. Те же споры, что и двадцать лет назад. Папа мечтал о сыне, родилась дочь. Растил как мог — по-мужски. Мама сопротивлялась, но недостаточно сильно. А может, и правда — поздно спохватилась.
— Ладно, не ругайтесь, — Лена взяла котлету. — Что было, то было. Зато теперь я знаю, чего хочу.
— И чего же? — Мама села напротив.
— Нормального мужчину. Который не считает, что жена — это собственность. Который ремнём не машет.
— Таких мало, — вздохнула мама.
— Найду. А не найду — сама воспитаю. С нуля. — Лена улыбнулась. — У меня же есть опыт воспитания.
Отец фыркнул в усы: — Это точно. Паша твой, поди, до сих пор встать не может.
— Сергей!
— А что? Поделом ему. Нечего на женщин руку поднимать.
Развод оформили быстро — Павел не сопротивлялся. Может, стыдно стало. А может, просто спина болела — врач сказал, растяжение. Две недели больничного.
Лена сняла однокомнатную квартиру недалеко от работы. По вечерам записалась в спортзал — не на дзюдо, на йогу. Надо же как-то с той внутренней пустотой справляться.
Иногда вспоминала тот субботний день. Лицо Павла, когда он лежал на полу. Свои ощущения — никакой жалости, никакого сожаления. Только холодная ярость и мышечная память.
Мама звонила каждый день: — Может, стоило по-другому? Поговорить, объяснить…
— Мам, я четыре года говорила и объясняла. Не помогло.
— Но ремень… Может, он просто попугать хотел?
— А может, и нет. Проверять не хотелось.
Отец звонил реже, но его звонки были приятнее: — Молодец, дочка. Правильно сделала. Сразу надо границы обозначать.
— Пап, а ты маму никогда не…
— Что ты, Ленок! Я же не идиот. Твоя мать — это святое. Она меня терпит столько лет — за одно это памятник надо ставить.
Лена улыбалась. Родители у неё странные, но по-своему счастливые. Папа с его мечтой о сыне и мама с её поздним прозрением. Но друг друга они любят — по-настоящему.
Прошло полгода. Лена встретила Максима на корпоративе — он работал в соседнем отделе. Тихий, интеллигентный, в очках. Ни разу не повысил голос за весь вечер, даже когда коллеги уже изрядно набрались.
— Можно вас проводить? — спросил у выхода.
— Можно.
Шли молча. Потом Максим вдруг сказал: — Я слышал вашу историю. Про мужа.
Лена напряглась: — И что?
— Ничего. Просто… правильно сделали. Моя сестра пять лет терпела такого придурка. Еле вытащили.
— А она занималась чем-нибудь? Спортом?
— Вышиванием крестиком, — грустно улыбнулся Максим.
Они дошли до её дома. У подъезда Лена обернулась: — Кофе?
— В следующий раз. Если позволите.
Он ушёл, не пытаясь даже поцеловать. Лена смотрела вслед и думала: интересно, а этого придётся воспитывать? Или он уже готовый — нормальный?
Время покажет. Главное — она теперь знает, что делать, если что. Папино дзюдо и мамино позднее прозрение — гремучая смесь. Но действенная.
Лена поднялась к себе, заварила чай. За окном шёл снег — первый в этом году. Красиво. И спокойно.
Телефон пиликнул — сообщение от Максима: «Спасибо за вечер. Можно завтра позвонить?»
«Можно», — ответила она.
И улыбнулась. Первый раз за полгода — по-настоящему.
