— Вовчик, ты плавки вторые взял? А шапочка запасная где? — Надежда Ивановна заглянула в спортивную сумку сына, перебирая вещи с привычной тщательностью.
— Ма-а-ам! — Владимир дёрнул плечом, пытаясь отстраниться. — Я же всё сложил с вечера!
— Полотенце влажное. Нельзя мокрое в сумку класть, сколько раз говорила, — не обращая внимания на протест, она вытащила махровую ткань и встряхнула. — Придём пораньше, просушишь в раздевалке.
По лестничной площадке пронеслось эхо от хлопнувшей двери соседской квартиры. Владимир вздрогнул и покраснел, боясь, что кто-то из одноклассников услышит этот унизительный разговор.
— Я сам разберусь. Давай быстрее, — процедил он сквозь зубы, вырывая сумку из рук матери.
— Почему ты вечно огрызаешься? И куда торопиться? До начала тренировки сорок минут.
— Саше отец разрешает одному ездить.
— Саше двенадцать, а тебе только одиннадцать, — отрезала Надежда Ивановна, поправляя воротник его куртки. — И вообще, я не для того бросила работу, чтобы ты сейчас по городу один болтался.
В подъезде зазвучали тяжёлые шаги, и на лестничной клетке показался Виктор Петрович с газетой в руках.
— Вы что, ещё не ушли? — он вопросительно приподнял брови. — Тренировка же в девять.
— Вот и я о том же! — воскликнул Владимир, ухватившись за поддержку отца.
— Придём заранее, успеем поговорить с Дмитрием Николаевичем, — Надежда Ивановна накинула плащ. — Нужно обсудить программу на месяц, он опять усложнил нормативы.
— Надя, может хватит? — Виктор Петрович сложил газету и устало посмотрел на жену. — Ты же понимаешь, что тренер сам знает, что делать. И Вове уже не пять лет, чтобы ты его…
— Можно я сам решу, что мне нужно? — перебила она. — У меня сын с перспективами, а у Дмитрия в группе двадцать пять человек. Если я не прослежу, он Вову утопит в общей массе.
Виктор поморщился, но промолчал. За шестнадцать лет брака он выучил главное правило: спорить с женой — всё равно что плыть против течения. Только силы потратишь, а результат нулевой.
— Ладно. Вечером я задержусь, совещание с подрядчиками, — он поцеловал сына в макушку. — Удачной тренировки, чемпион.
Владимир кивнул. Отец казался ему далёким островом спокойствия. Он никогда не вмешивался, не контролировал каждый шаг, но и не защищал по-настоящему. Просто наблюдал со стороны, как мама превращает его жизнь в бесконечный кошмар.
Бассейн ДЮСШ встретил их хлорным запахом и гулким эхом от ударов воды о кафельные бортики. Надежда Ивановна, уверенно прошагав через фойе, кивнула знакомой гардеробщице и направилась к раздевалкам.
— Надежда Ивановна, вы куда? — окликнула её администратор. — Родителям в мужскую раздевалку нельзя, вы же знаете.
— Ольга Петровна, не начинайте, пожалуйста. Мне только помочь Вове переодеться, и я сразу уйду, — Надежда продолжала двигаться к двери с силуэтом пловца.
— Мама, я сам! — Владимир дёрнул её за рукав, чувствуя, как к щекам приливает кровь. — Пожалуйста, не надо.
В коридоре показалась группа мальчишек в спортивных костюмах с эмблемой ДЮСШ. Возглавлял её высокий широкоплечий подросток. Саша Петров, гроза младших групп и персональный кошмар Владимира.
— Вау! Масиков мамочка в раздевалку провожает! — громко присвистнул Саша, толкая локтем приятеля. — Может, она тебе ещё и плавки наденет? Или ты уже в памперс переключился?
Коридор взорвался хохотом. Владимир почувствовал, как внутри всё обмирает от унижения.
— Придержи язык, молодой человек! — отрезала Надежда Ивановна. — Немедленно извинись!
— Перед кем? Перед вами или перед вашей дочкой? — Саша ухмыльнулся, поигрывая мускулами в явно новой для него роли альфа-самца.
— Мама, уйди, пожалуйста, — голос Владимира упал почти до шёпота. — Я сам разберусь.
— С кем ты разберёшься? С этим? — Надежда Ивановна сделала шаг к Саше. — Я сейчас же поговорю с твоим тренером! И с родителями! Это переходит все границы.
— Моих родителей здесь нет, они работают, — с издёвкой произнёс Саша. — В отличие от некоторых, у них нет времени водить малышей за ручку.
Из раздевалки показался тренер — крепкий сорокалетний мужчина с лицом, обветренным от постоянных занятий у воды.
— Так, что здесь происходит? — он окинул взглядом собравшихся. — Петров, в бассейн, разминка пять минут назад началась. Надежда Ивановна, родители — на трибуны, вы же знаете правила.
— Дмитрий Николаевич, вы слышали, что этот подросток говорит моему сыну? Это травля! — Надежда Ивановна резко развернулась к тренеру.
— Вова, переодевайся и на разминку, — игнорируя её возмущение, скомандовал тренер. — Надежда Ивановна, давайте продолжим на трибунах, если вам нужно что-то обсудить.
Владимир, воспользовавшись заминкой, юркнул в раздевалку. Едва за ним закрылась дверь, локтем вытер предательски навернувшиеся слёзы. Сквозь стену он слышал, как мать что-то громко доказывает тренеру.
Дрожащими руками он расстегнул сумку. «Вторые плавки, запасная шапочка, влажное полотенце». Привычный контроль матери внезапно показался таким ничтожным по сравнению с тем адом, который она устраивала ему перед сверстниками.
— Аня, ты не представляешь, что вытворяет этот Петров, — Надежда Ивановна, поднявшись на трибуны, сразу нашла свою постоянную собеседницу — мать девочки из синхронного плавания. — Откровенно издевается над Вовой, а тренер делает вид, что ничего не происходит.
— А что случилось-то? — Анна оторвалась от вязания, которым занималась в ожидании окончания тренировки дочери.
— Как обычно, начал дразнить его из-за того, что я его сопровождаю. Мне, видите ли, нельзя помочь сыну с вещами! А если вещи украдут? Или он забудет сменную обувь?
— Ну, Надь, ему же одиннадцать уже, — осторожно заметила Анна. — В его возрасте мальчики обычно сами справляются. Вот Полина у меня с девяти одна ходит.
— А если приставать начнут по дороге? Или шпана какая-нибудь? — Надежда выпрямилась, готовясь защищать свою позицию. — В наше время вообще детей одних выпускать нельзя.
— Так многие ребята сами ездят, — пожала плечами Анна. — Вот смотри: Сашин отец только на первую тренировку привёл, а теперь он в свои двенадцать сам за себя отвечает. И Олег из Черновцов, и Дима…
— У меня один ребёнок, и я не собираюсь рисковать, — отрезала Надежда. — Знаешь, сколько мы его ждали? Виктор на год старше меня, а Вова только в двадцать пять родился. Десять лет бесплодия, шесть выкидышей.
— Ох, Надь, прости, я не знала, — Анна смутилась.
— Именно поэтому я ушла с работы, когда ему было четыре. Знаешь, какую карьеру я похоронила? Я руководителем отдела была, у меня в подчинении сорок человек! — Надежда сжала кулаки, и Анна заметила, как побелели костяшки пальцев. — А теперь все вокруг учат меня, как воспитывать единственного сына.
В бассейне начались заплывы. Надежда тут же переключила внимание, впиваясь взглядом в стройные ряды мальчишек, готовящихся к старту. Когда Владимир занял исходную позицию, она подалась вперёд, будто желая пройти эту дистанцию вместе с ним.
— Локоть выше держи! Локоть! — крикнула она, когда стартовый свисток прозвучал, и мальчики рванули вперёд.
Несколько родителей обернулись в её сторону, кто-то негромко хмыкнул. Владимир, словно услышав её голос сквозь плеск воды, на мгновение сбился с ритма, и Саша Петров обошёл его на полкорпуса.
— Не оборачивайся! Дыхание контролируй! — продолжала кричать Надежда, привставая со скамьи.
Дмитрий Николаевич, стоявший у кромки бассейна с секундомером, коротко глянул наверх и покачал головой.
Владимир финишировал третьим, пропустив вперёд не только Сашу, но и невысокого мальчишку из параллельной группы. Выбравшись из воды, он даже не взглянул на трибуны.
— Это всё из-за того, что ты его сбила! — внезапно раздалось сзади. Надежда обернулась и увидела высокую женщину в строгом костюме. — Постоянно кричите, мешаете детям сосредоточиться. Тренировка — не место для ваших амбиций.
— Простите, а вы кто? — Надежда окинула её оценивающим взглядом.
— Ольга Викторовна, мать Димы Сомова, — женщина скрестила руки на груди. — И я официально выражаю вам протест от имени родительского комитета. Ваше поведение мешает не только вашему сыну, но и всей группе.
— Родительский комитет? — Надежда возмущённо всплеснула руками. — А меня кто-нибудь уведомил о его создании? Или вы тут междусобойчик устроили?
— Надежда Ивановна, это уже не первый раз, — к разговору присоединилась ещё одна женщина, которую Надежда смутно помнила как мать одного из новичков. — Вы постоянно вмешиваетесь в тренировочный процесс. Тренер жаловался, что вы даже пытались корректировать программу.
— А что в этом плохого? — взорвалась Надежда. — Я три года изучаю методики тренировок, слежу за мировыми стандартами. В отличие от вас, я полностью посвятила себя ребёнку, а не прихожу на пять минут с работы!
По трибуне пронёсся ропот. Анна осторожно тронула её за локоть:
— Надя, успокойся. Давай поговорим после…
— Нет, я хочу сейчас всё прояснить, — Надежда стряхнула её руку. — Почему вы все ополчились на меня только за то, что я забочусь о сыне? Это моё право как матери!
— Ваше право не должно становиться кошмаром для ребёнка, — холодно заметила Ольга Викторовна. — Посмотрите, как он реагирует на ваши крики. Вы не замечаете, что делаете ему только хуже?
— Не указывайте мне, как воспитывать сына! — Надежда почувствовала, как к горлу подкатывает комок. — Вы понятия не имеете, через что мы прошли.
В этот момент раздался всплеск и резкий свисток. С трибуны все повернулись к бассейну, где возле бортика возникла суматоха. Саша Петров, выбираясь из воды, вдруг поскользнулся и упал, ударившись головой о кафельный выступ. Рядом стоял Владимир с неестественно прямой спиной и застывшим лицом.
— Ты подставил ему подножку, — негромко произнёс Виктор Петрович, глядя на сына через стол. — Тренер не заметил, но я видел запись, которую сделал отец Миши. Они снимали тренировку.
Был поздний вечер. После инцидента Надежда забрала Владимира домой, не дожидаясь окончания занятий. Сашу Петрова увезли на осмотр, но, к счастью, травма оказалась незначительной — лёгкое сотрясение и ссадина.
— Я не специально, — Владимир упрямо смотрел в тарелку с нетронутым ужином. — Он сам споткнулся.
— Не лги, — Виктор Петрович вздохнул. — Я знаю, что он тебя задирает, и понимаю, почему ты психанул. Но это не метод. Ты мог серьёзно покалечить человека.
— Какая разница, — пробормотал Владимир. — Я всё равно больше не пойду в бассейн.
Надежда, до этого молча слушавшая их разговор, вскинулась:
— Что значит «не пойду»? У тебя соревнования через две недели!
— Ты ещё не поняла? — Владимир впервые за вечер посмотрел ей в глаза, и она поразилась холодной решимости во взгляде одиннадцатилетнего ребёнка. — Я больше не буду плавать. Никогда. Это всё из-за тебя.
— Что? Из-за меня? — Надежда растерянно взглянула на мужа, ища поддержки.
— Из-за того, что ты таскаешься за мной как привязанная! Лезешь в раздевалку! Кричишь с трибуны! — с каждой фразой голос Владимира становился выше. — Знаешь, как меня называют? Маменькин сынок! Девчонка! Малыш в памперсах!
— Вова… — Надежда побледнела.
— Я ненавижу этот бассейн! Ненавижу плавание! И тебя…
— Достаточно! — резко оборвал его Виктор Петрович. — Извинись перед матерью.
Владимир замолчал, сжав губы в тонкую линию. Потом поднялся из-за стола:
— Я пойду к себе.
Когда за ним закрылась дверь, Надежда бессильно опустилась на стул.
— Ты же слышал, как он со мной разговаривает? — она посмотрела на мужа влажными глазами. — За что? Я же всё для него…
— Надя, — Виктор Петрович потёр переносицу. — Послушай… Может, Вовка прав?
— В чём?
— Может, ты действительно… перегибаешь палку? — он явно подбирал слова. — Ему одиннадцать, он уже не маленький. А ты всё опекаешь его, как пятилетнего.
— Ты тоже против меня? — горько усмехнулась Надежда. — И ты считаешь, что я ему порчу жизнь?
— Нет. Я считаю, что ты любишь его. Но есть разные способы любить, — Виктор взял её руку в свою. — Помнишь, как ты говорила, что бросила работу ради него?
— И что?
— Думаю, это было ошибкой. Сначала тебе было некогда, и он научился многое делать сам. А потом ты посвятила ему всю себя и… задушила своей заботой.
— Тебе легко говорить! — она резко отдёрнула руку. — Ты не знаешь, каково это — бояться каждую минуту. Когда врачи шесть раз говорят тебе, что ты потеряла ребёнка, и седьмой — что он едва выжил при родах…
— Знаю, — мягко ответил Виктор. — Я был рядом каждый раз, помнишь? Но Вова выжил. Вырос. И теперь ему нужно пространство, чтобы стать мужчиной.
Надежда молчала, глядя в окно, где в мартовских сумерках кружились редкие снежинки.
— Может, нам всем нужно начать сначала? — продолжил Виктор. — Ты вернёшься к работе. Вова будет сам ездить на тренировки — или найдёт другое увлечение. А я… я буду больше времени проводить с вами обоими.
— Я не представляю, как его отпустить, — почти прошептала Надежда. — Я не смогу не волноваться.
— Никто не просит тебя не волноваться, — улыбнулся Виктор. — Просто… делай это незаметно. Он должен почувствовать, что ты ему доверяешь.
Надежда задумчиво кивнула. Затем поднялась из-за стола и направилась к комнате сына. Тихонько постучала.
— Вова… можно войти?
Ответа не последовало, но она всё равно приоткрыла дверь. Владимир лежал на кровати, отвернувшись к стене. Плечи его слегка подрагивали.
— Сынок, — Надежда осторожно присела на край кровати. — Я всё поняла. Правда.
Он не ответил, но и не отодвинулся.
— Хочешь, с понедельника будешь ездить на тренировку сам? — предложила она. — Или… если не хочешь в этот бассейн, можем найти другой. Или вообще другую секцию.
Владимир медленно повернулся, недоверчиво глядя на мать.
— Правда?
— Правда. И… прости меня. Я не хотела, чтобы над тобой смеялись.
— А если со мной что-нибудь случится? — с лёгкой иронией спросил он, явно копируя её собственные страхи.
— Я буду верить, что ты справишься, — Надежда сглотнула подкативший к горлу ком. — Ты ведь уже почти взрослый. В сентябре будет двенадцать.
Владимир вдруг сел и неловко обнял её. На мгновение она почувствовала, как внутри что-то обрывается — будто последняя ниточка, связывавшая её с его детством. Но затем пришло странное облегчение. И гордость.
— Знаешь, — сказала она, когда он отстранился, — я тоже хочу начать всё сначала. Может, вернусь на работу. В конце концов, ты теперь большой, и мне не нужно сидеть с тобой целыми днями.
— Правда? — в его голосе проскользнула странная смесь облегчения и тревоги. — А ты сможешь?
— Конечно, — улыбнулась Надежда. — Я всё-таки была руководителем отдела. С плаванием как-нибудь разберусь.
А что вы думаете о такой родительской любви? Можно ли понять Надежду, которая пережила столько потерь, или её поведение всё-таки было слишком эгоистичным?
