Как чужие люди могут стать ближе, чем родные? Или как одна квартира разрушила семью.
Надя открыла дверь своей квартиры ключом, который в сумочке звенел будто колокольчик. Часы уже показывали почти девять вечера. День был изматывающим: шеф накричал без причины, маршрутка битком, и единственное, о чём она мечтала, — это тёплый душ и тишина. Но, кажется, тишина сегодня объявила бойкот.
Из коридора доносился запах жареной картошки и дешёвого мужского одеколона. Телевизор в комнате орал во весь голос — какой-то сериал с визгами и бессмысленными диалогами.
— А, вот и хозяюшка пришла! — раздался бодрый голос свекрови. Полина Борисовна выглянула из кухни, обмахиваясь крышкой от кастрюли. — Мы тут картошечку нажарили, иди ужинать!
Надя медленно сняла пальто, стараясь сдержаться. Эту двухкомнатную квартиру она купила год назад, ещё до свадьбы. Каждая гривна шла на ремонт, на мебель — без кредитов, без помощи родителей, только её труд и терпение. А теперь её дом превратился в проходной двор.
В гостиной на её диване развалился младший брат Антона, Борис. Играл в приставку, крошки от чипсов усеивали пол. На кресле — сестра, Ольга, с ноутбуком. А на табурете возле телевизора дремал отец Антона, Олег Петрович.
— А вы… давно здесь? — сдержанно спросила Надя, вешая сумку на крючок.
— Да мы с самого обеда! — радостно сообщила Ольга, не отрываясь от экрана. — Антон сказал, что у вас места полно, чего зря по своим квартирам скитаться.
Надя перевела взгляд на мужа. Тот выскочил из спальни, застёгивая рубашку.
— Надь, ну не смотри так… Мама с папой приехали, им где-то переночевать надо было. А потом Ольга подтянулась, ну и Боря сразу после работы сюда… — он виновато улыбнулся, как школьник, пойманный с сигаретой. — На пару дней всего.
— На пару дней, — протянула Надя, ощущая, как внутри всё закипает.
Вместо ответа она пошла на кухню. На её идеально чистой плите булькала кастрюля, а рядом на столе выросла гора грязной посуды.
— Мы немного тут намусорили, но не переживай, всё уберём, — бодро сказала свекровь, пододвигая ей тарелку. — У тебя так удобно! И работа близко, и транспорт. А у нас дома всё старьё…
Надя присела на стул, взяла стакан воды. Чувствовала, как ирония глотается вместе с комом в горле.
— Мам, ты же понимаешь, что квартира Надина, — несмело заметил Антон.
— Да что ты всё «Надина, Надина»? — свекровь махнула рукой. — Женились — теперь общее! Ты муж, значит, и твоё. А семья — она и есть семья. Или ты хочешь, чтоб мы как чужие к вам заходили?
Надя посмотрела прямо на неё.
— Полина Борисовна, чужими вы не будете, но и хозяевами тут не станете.
Наступила тишина. Даже телевизор будто стал тише.
— Ну вот, — свекровь откинулась на спинку стула, сложив руки на груди. — Сразу тон какой… Мы, значит, здесь лишние?
Антон засуетился:
— Надь, ну не начинай, пожалуйста. Ну правда, они же ненадолго.
«Ненадолго», — эхом отозвалось в голове. В прошлый раз это «ненадолго» растянулось на две недели, пока у родителей «дела в городе».
Надя встала, пошла в спальню и плотно закрыла за собой дверь. Хотела упасть на кровать, но заметила на столе папку. Аккуратная, новенькая, с гербовой печатью сверху.
Она раскрыла её — и сердце рухнуло в пятки.
Документы. Заявления на регистрацию по месту жительства. Все фамилии: мама, папа, брат, сестра. Подготовленные копии паспортов. И подпись Антона внизу, как будто он уже согласился.
Надя не сразу поняла, что трясёт папку в руках. Она вышла в гостиную.
— Это что?! — голос сорвался на крик. — Это что за цирк?!
Все обернулись. Антон побледнел.
— Надь… Я хотел с тобой поговорить…
— Поговорить?! — она развернула документы, размахивая ими, как флагом. — Прописка всей вашей дружной компании у меня в квартире?! Ты что, с ума сошёл?!
Свекровь всплеснула руками:
— Да что такого? Это же формальность, для удобства! Мы же не чужие!
— Формальность?! — Надя почувствовала, как голос дрожит. — Да вы понимаете, что после этого я вас отсюда никогда не выпишу?!
Брат ухмыльнулся:
— Ну и что, вместе веселее.
Она метнула взгляд на Антона.
— Ты хоть понимаешь, что делаешь?
Он развёл руками, словно мальчишка.
— Я просто хотел помочь… ну им же тоже тяжело…
Надя разорвала документы на мелкие клочки. Бумага трещала, падала на пол.
— Никакой прописки! Никаких гостей на «пару дней»! Хватит!
Свекровь вскочила, лицо перекосилось:
— Вот так, значит?! Это всё твоё, а мы никто?! Да без нашей семьи ты бы и Антона не увидела!
— И может, зря! — выпалила Надя.
В комнате воцарилась ледяная тишина. Только телевизор бубнил что-то фоном.
Антон вжал голову в плечи. Его семья смотрела на Надю с ненавистью, а она стояла посреди комнаты с клочками бумаги в руках, и впервые за много лет ей не было страшно кричать.
На следующее утро Надя проснулась не от будильника, а от звона сковороды и визга телевизора. В квартире пахло подгоревшим маслом и мужскими носками — комбинация, мягко говоря, отвратительная.
Она села на кровати и услышала за дверью бодрый голос свекрови:
— Антон, ну сколько можно? Ты мужчина или тряпка? Ты чего позволяешь, чтоб она над нами измывалась?
Ответа не последовало. Надя встала, натянула спортивные штаны и майку и вышла на кухню.
Там на её столе уже красовалась гора тарелок, в раковине — посуда по шею. Свекровь жарила яичницу, отец копался в холодильнике, как у себя дома.
— А вы вообще домой собираетесь? — хрипло спросила Надя.
— Ну зачем так? — свекровь даже не обернулась. — Домой — это куда? В нашу дыру? Тут же удобнее. И Антону лучше — всё под боком.
— А мне? — Надя уставилась на неё.
— А тебе что? Ты жена, должна понимать, — с нажимом произнесла свекровь. — В семье нужно делиться.
Надя сжала кулаки, но промолчала. Она ещё верила, что Антон, хотя бы вечером, встанет на её сторону.
Но вечером случилось хуже.
Антон пришёл поздно, пах пивом. Сел в кресло, молча снял ботинки. Надя ждала. Но он смотрел в пол, как школьник, которого вызвали к директору.
— Ты поговорил с ними? — наконец спросила она.
— Надь… ну это же мои родители… — начал он, поднимая руки в примиряющем жесте.
— А я кто тебе? Я или они? Выбирай!
— Ну зачем вот так сразу… — он поморщился. — Это же временно.
— Временно? — Надя коротко, зло рассмеялась. — Ты понимаешь, что они уже как дома? В холодильнике хозяйничают, телевизор заняли, я к своим вещам не подойду. А завтра, может, скажут — «оформим дарственную на квартиру, а то мало ли что».
— Не утрируй! — Антон вскочил. — Никто у тебя ничего не отбирает!
Надя почувствовала, что её трясёт.
— Антон, если они завтра не уедут, я уйду сама.
Он замолчал. Долго молчал, глядя мимо неё.
— Ну… делай как знаешь, — пробормотал он.
Внутри что-то оборвалось.
Через два дня Надя, не выдержав, собрала чемодан. Складывала вещи молча, а в соседней комнате слышала, как Борис ржёт над телевизором, а Ольга щёлкает клавишами ноутбука.
Антон вошёл как раз в тот момент, когда она застёгивала молнию.
— Надь, ну ты куда? — его голос был жалобный.
— Куда глаза глядят. Тут мне места нет.
— Да ну брось! Ты серьёзно? — он шагнул к ней, схватил за руку. — Ну не делай так, маме будет плохо…
— Мамe?! — она дёрнула руку. — Ты о ней думаешь больше, чем обо мне.
— Ну это же родители… — он растерянно пожал плечами.
— А я тебе кто? — голос её сорвался. — С кем ты спишь? С мамой или со мной?
Он побледнел, но ничего не ответил.
Надя схватила чемодан и пошла к двери. Антон попытался остановить, в коридоре они сцепились.
— Пусти! — она толкнула его. Чемодан грохнулся, рассыпались вещи.
На шум выбежала свекровь.
— Вот! Вот она вся! — закричала она, указывая на Надю пальцем. — Сама ничего не умеет, зато гонору выше крыши! Антошенька, брось ты её, мы-то всегда рядом будем!
Надя замерла.
— Вот и отлично, — сказала она тихо. — Пусть остаётся с вами.
Она подняла чемодан и хлопнула дверью.
Три дня Надя жила у подруги. Звонил только начальник — спросить, почему она с утра красноглазая и не в духе. Антон писал сообщения: «Вернись», «Не уходи», «Мама переживает», «Ты всё не так поняла».
На четвёртый день Надя поехала домой за документами. Открыла дверь — и застыла.
В прихожей стояли коробки. На коробках маркером было написано «Папины вещи», «Ольгины книги», «Борис». Они явно уже распаковали половину квартиры.
А на столике в гостиной — новая пачка документов. Свежее заявление о регистрации. С подписью Антона.
Надя побледнела.
В этот момент в комнату вышла свекровь, в халате, с чашкой чая.
— О, хозяюшка пожаловала. Ну чего так смотришь? Мы тут по-семейному решили. Ты ж всё равно жена Антошина, так что и наше это тоже.
Надя почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Она взяла документы, порвала их и со злостью швырнула в лицо свекрови. Бумажные клочки осыпались на халат.
— Ещё раз увижу это дерьмо в своей квартире — вызову полицию!
— Ах ты… — свекровь шагнула к ней, замахнулась рукой.
Надя перехватила запястье и резко оттолкнула. Женщина врезалась спиной в стену, чашка разлетелась вдребезги.
На шум прибежал Антон.
— Надь! Ты что творишь?! — он бросился к матери.
— Я? — Надя смотрела на него с ненавистью. — Это ты что творишь? Ты встал против меня ради них!
Антон хотел что-то сказать, но Надя схватила чемодан и документы из ящика и вышла.
В лифте она впервые за все дни заплакала. Не от жалости — от ярости.
Она поняла, что обратно туда не вернётся.
Она подаст на развод.
И будет защищать своё — до последней капли сил.
Развод Надя оформила быстро. Юрист, которого посоветовала коллега, сразу сказал: квартира её, куплена до брака, Антон может хоть на голове стоять, но права на неё не имеет. Сначала Надя боялась — вдруг что-то найдут, какой-то лазейкой заставят делить. Но потом успокоилась: закон был на её стороне.
Она собрала документы, подала заявление и впервые за много недель выдохнула.
Антон позвонил только один раз. Голос дрожал, но не от любви — от растерянности.
— Надь, ну зачем так жёстко? Мы же могли договориться…
— Договориться? — она усмехнулась. — Это ты называешь договором? Когда вся твоя семейка решила меня выжить из собственной квартиры?
Он замолчал.
— Всё, Антон, — сказала она. — Мне нужен мужчина, а не мальчик на поводке у мамы.
Но финальный удар случился не в суде.
Надя вернулась домой после работы, и в почтовом ящике лежал конверт. Внутри — повестка. Оказалось, свекровь подала иск. Требовала признать квартиру совместно нажитым имуществом, ссылаясь на то, что «всё покупалось в преддверии брака и в интересах семьи».
Надя села прямо на скамейку у подъезда. Честно, ей захотелось орать. Казалось, что эта женщина никогда не отцепится.
В суде свекровь пришла в белом костюме, как на праздник. Олег Петрович молчал, дети таращились по сторонам, будто на экскурсии.
— Ваша честь, — громко заявила Полина Борисовна, — сын мой не безвольный, просто он жил ради семьи. А эта девка решила всё прибрать к рукам. Квартира должна быть нашей общей!
Надя слушала и думала: «Вот же театр абсурда». Её адвокат спокойно поднялся, разложил бумаги.
— Квартира куплена до брака. Документы есть. Кредитов нет. Доказательств участия семьи мужа в покупке — ноль.
Судья взглянула поверх очков.
— Иск отклонить.
Три слова. И у Нади будто камень с души упал.
Свекровь вскочила:
— Так не будет! Я ещё обжалую!
— Обжалуйте, — спокойно сказала Надя, собирая бумаги. — Хоть в космос. Только в мою квартиру больше ни ногой.
Она вышла из зала лёгкой походкой. В коридоре Антон стоял, ссутулившись, как потерянный мальчик. Хотел что-то сказать, но Надя прошла мимо.
Всё. Конец.
Она осталась одна — но не пустой. С квартирой, с собой, со своим выбором. И впервые за долгое время ей стало спокойно.
И где-то внутри она даже улыбнулась: лучше уж пустые стены, чем чужие люди, решившие, что имеют право распоряжаться твоей жизнью.
Эта история о том, как важно отстаивать свои границы и не позволять никому, даже самым близким, распоряжаться вашей жизнью и имуществом. И как часто мы видим, что люди, которые должны поддерживать нас, могут стать главными препятствиями.
Как вы думаете, что должен был сделать Антон в этой ситуации? И была ли Надя слишком жёсткой, отстаивая своё?
