Дмитрий вернулся домой, и по тому, как глухо грохнула его сумка в прихожей, Вера сразу поняла — случилось что-то очень неприятное. Он, не раздеваясь, сразу прошёл на кухню.
— Вер! Садись. Нам нужно серьёзно поговорить.
Она выключила плиту, оторвавшись от готовки. Дмитрий сидел, ссутулившись, массируя виски. За последние недели он будто постарел лет на десять. Измученный, подавленный.
— Мама, — начал он, и голос его дрогнул. — У мамы случился инсульт.
Вера едва удержала половник. Елена Игоревна была, мягко говоря, человеком сложным, но это всё же была трагедия.
— Дим, а что говорят врачи? Есть надежда?
— Говорят, будет жить. Но сама — нет. Координация сильно нарушена, память тоже. Нужен полный уход. Ежечасный.
Вера кивнула. Она поняла. Это означало сиделку. Это было дорого, но неизбежно. Они женаты уже пятнадцать лет, и она знала: Елена Игоревна для Дмитрия — единственный родной человек, его святыня. Он рос без отца.
И тут он произнёс:
— Моя мама теперь будет жить с нами. Иначе — развод.
Вот так. В лоб. Без единого слова о том, что она думает, без просьбы «давай вместе найдём решение». Это был чистый, неприкрытый ультиматум.
— Да, — ответила Вера.
Слово вырвалось автоматически. Дмитрий посмотрел на неё с искренним изумлением. Он, видимо, ждал сопротивления. Слёз, скандала, попытки спорить.
— Ты правда? — переспросил он. — Ты согласна с этим?
Вера неторопливо помешала суп.
Конечно, она согласна. А что ей оставалось? Разрушить брак в сорок лет? С сыном-семиклассником Славой? Искать жильё в Одессе, делить имущество, объяснять Славе, почему папа теперь живёт отдельно?
Нет, это не входило в её планы.
— Согласна, — повторила она громче. — Только комнату нужно освобождать. Славина комната. Он переедет спать к тебе.
— Мама будет спать в нашей спальне. На большой кровати. А мы, ну, мы будем в зале. На диване.
Вера выключила плиту. Посмотрела на мужа долгим, тяжёлым взглядом.
— Понятно.
Вот так, за какие-то пять минут, жизнь совершила немыслимый кульбит. Буднично и просто. Как смена сезона. Была тёплая осень — наступила ледяная зима.
И Вера подумала: интересно, в какой именно момент она перестала быть женой и стала всего лишь обслуживающим персоналом — няней, поварихой, уборщицей.
И самое страшное — когда она приняла это как норму?
Елена Игоревна переехала через неделю. Дмитрий носился вокруг неё, словно встревоженная наседка: поправит подушку, принесёт воды, укроет пледом. Вера молча застелила постель и мысленно констатировала: это начало конца.
Елена Игоревна всегда была женщиной со сложным, властным характером. После болезни она стала только хуже. Инсульт словно убрал последние внутренние барьеры, обнажив только требовательность.
— Верочка, а где мои шлёпанцы? — это был первый её вопрос, едва она переступила порог.
— Какие шлёпанцы, Елена Игоревна?
— Как это какие? Домашние! Я же не буду ходить босиком по полу!
Вера растерянно взглянула на Дмитрия. Он лишь пожал плечами, мол, решай сама.
— Сейчас я принесу вам свои, запасные.
— Да что ты, дорогая! — свекровь поморщилась. — У меня ноги особенные. Мне нужны ортопедические. Димочка, съезди, купи маме нормальные, удобные тапочки.
Дмитрий тут же, без лишних слов, стал собираться. Вера осталась одна с больной. И поняла: это только разминка.
К концу первой недели их квартира превратилась в больничный стационар. Елена Игоревна требовала внимания постоянно. То таблетку от головной боли. То поесть — но не что попало, а «только то, что я люблю». То телевизор слишком громко — выключи. То слишком тихо — сделай громче.
— Верочка, а почему суп такой пересоленный? — спросила она за ужином, скривившись.
— Я готовила строго по рецепту. Как всегда.
— Ну, не знаю, не знаю. Мне определённо кажется, что соли здесь слишком много. Димочка же у нас гипертоник! Ты что, хочешь, чтобы у сына случился инфаркт?
Вера стиснула зубы. Дмитрий молчал, уткнувшись в тарелку.
— В следующий раз обязательно исправлю.
— Да что ты, милая! Я вовсе не жалуюсь! Я просто указываю. Мне ведь виднее — я своего Димочку тридцать лет кормила.
Затем начались «наставления» по воспитанию Славы.
— Верочка, а почему ребёнок возвращается так поздно? — поинтересовалась свекровь, когда Слава пришёл с тренировки в половине девятого.
— У него спортивная секция. Футбол.
— В моё время дети уже в семь вечера были дома! И сидели за уроками, а не болтались невесть где!
Слава испуганно посмотрел на бабушку, потом на мать. Вера видела: сын не понимает, почему атмосфера в доме стала такой напряжённой.
— Славочка, иди умывайся, — сказала она мягко. — Скоро будем ужинать.
— А что ты ему предложишь на ужин? — тут же поинтересовалась Елена Игоревна. — Только не говори мне, что опять эти ваши современные полуфабрикаты! Мальчику нужна настоящая еда. Каша, тёплое молоко.
— Котлеты и пюре.
— А котлеты из чего? Не из покупного же фарша? Там же сплошная химия! Я вот всегда мясорубкой сама пользовалась.
Вера взглянула на часы. Половина девятого. Слава голоден. Дмитрий скоро придёт с работы. А она вынуждена выслушивать лекцию о правильном питании.
Вера почувствовала, как внутри её грудной клетки всё сжалось. Как будто ей стало катастрофически не хватать воздуха.
К концу второй недели Вера осознала — она стала чужой в собственном доме. Елена Игоревна заставила переставить мебель («так удобнее»), постоянно делала замечания Славе («со мной ты будешь говорить «спасибо» и «будьте добры»).
А Дмитрий? Дмитрий просто испарился. Приходил с работы совершенно вымотанный, молча ужинал и сразу к маме — «как дела, как себя чувствуешь?»
На Веру времени у него не оставалось.
— Дим, — попыталась она заговорить с ним наедине. — Может быть, мы подумаем о сиделке? Или об отделении дневного пребывания в Киеве?
— О чём ты? — Он удивлённо взглянул на неё. — Мама больна! Ей нужна семья, а не посторонние люди!
— Но, Дим…
— Никаких «но»! — Он повысил голос. — Это моя мать! И если тебе действительно так тяжело, то… Ну, я не знаю. Наймём помощницу по хозяйству.
— Дело не в хозяйстве.
— А в чём тогда?
Вера посмотрела на мужа. Пятнадцать лет брака. Неужели он не видит? Не понимает, что происходит?
— Забудь, — тихо сказала она. — Всё хорошо.
А потом произошёл инцидент с супом.
День был невероятно тяжёлым. На работе — отчётность, квартальный аврал, глаза слипались от бесконечных цифр. Домой пришла поздно, около половины седьмого. Слава уже сидел за уроками под присмотром бабушки. Дмитрий ещё не вернулся.
— Верочка, а что у нас сегодня на ужин? — это было первое, что она услышала в прихожей.
— Сейчас быстренько приготовлю.
— Только не спеши, моя дорогая. Вчера ты так торопилась, что всё пересолила. Димочка, конечно, расстроился, но промолчал. Деликатный он у нас.
Вера сбросила обувь, сняла пиджак. В холодильнике лежали остатки вчерашнего борща и курица. Можно разогреть суп, пожарить курицу…
— Ой, а борщ-то испортился! — тут же раздался голос Елены Игоревны из кухни. — Совсем протух! Как же ты так, Верочка?
Вера заглянула в кастрюлю. Борщ был в полном порядке. Пах приятно.
— Елена Игоревна, он свежий. Я его только вчера варила.
— Милая, да что ты! Мне же лучше знать — кислятина жуткая. Неужели не чувствуешь?
Вера снова понюхала. Абсолютно нормальный борщ.
— Мне кажется, он свежий.
— Верочка! — свекровь возмутилась. — Ты что, хочешь нас отравить?
— Нет, конечно! Я просто…
— Тогда выбрось его немедленно! И свари новый! Нормальный!
Вера посмотрела на часы. Половина седьмого. Дмитрий скоро придёт голодный. Слава тоже не ужинал. А свекровь требует вылить три литра свежего борща и сварить всё с нуля.
— Хорошо, — тихо согласилась она.
Вылила борщ. Достала из морозилки кусок мяса. Твёрдое, как камень.
— И курочку не забудь как следует промыть! — донеслось из комнаты.
Вера включила микроволновку, поставив мясо на разморозку. Елена Игоревна тем временем устроилась на кухне — «прослежу, чтобы всё было правильно».
— Лука побольше клади. И морковку три максимально мелко.
Вера молча резала лук. Слёзы текли по щекам — то ли от лукового запаха, то ли от невыносимой усталости.
— А мясо прожарь как следует! В прошлый раз сыроватое было!
— Елена Игоревна, может быть, вы отдохнёте? Я справлюсь сама.
— Что ты, дорогая! Я же тебе помогаю!
Через полчаса суп был готов. Вера разлила его по тарелкам, поставила на стол. Елена Игоревна попробовала первой.
И скривилась.
— Верочка, да что же это такое?!
— Что-то не так?
— Да всё не так! — свекровь отодвинула тарелку. — Пересолила ты опять! И лук не дожарила! А мясо жёсткое!
— Но вы же сами говорили…
— Я говорила — прожарить! А не превратить его в подошву!
Вера посмотрела на суп. Обычный, нормальный суп. Такой же, как она готовила все эти годы.
— Простите, — прошептала она. — Я очень устала.
— Устала? — Елена Игоревна возвела руки к потолку. — А кто не устал? Я вот инсульт перенесла — и то не жалуюсь! А ты здоровая, молодая женщина.
— Я не жалуюсь.
— Жалуешься! Ещё как жалуешься! — свекровь повысила голос. — Думаешь, я не вижу? Ходишь с таким лицом, будто тебя тут кто-то обижает! А кто тебя обижает? Никто! Живёшь в хорошей квартире, муж не пьёт, сын здоров.
— Елена Игоревна…
— Да что «Елена Игоревна»?! — свекровь стукнула кулаком по столу. — Неблагодарная! Вот кто ты! Димочка тебя из общежития забрал — голодранку! Дал тебе дом, семью! А ты что? Нос воротишь! За больной старухой ухаживать не желаешь!
— Я же ухаживаю!
— Это ты называешь уходом? — голос свекрови задрожал от возмущения. — Отравить пытаешься! То борщ прокисший подсовываешь, то суп пересоленный! Думаешь, я не понимаю? Хочешь меня сжить со свету!
Вера стояла посреди кухни с половником в руке и слушала. Слушала, как её обвиняют в попытке убийства. Из-за слегка пересоленного супа.
— Я, я не хотела…
— Не хотела? А что хотела? Чтобы я поскорее умерла? Чтобы не мешала твоему счастью?
В этот момент вернулся Дмитрий. Услышал крики, зашёл на кухню.
— Что здесь происходит?
— Димочка! — Елена Игоревна бросилась к сыну. — Она хочет меня убить! Отравить!
— Мам, ну что ты такое говоришь?
— Да суп попробуй! Столько соли, что давление моментально подскочит! Я же больная! Мне нельзя солёное!
Дмитрий попробовал суп. Поморщился.
— Вер, действительно, ты пересолила.
— Дима, я готовила как всегда!
— Как всегда? — свекровь всплеснула руками. — Обычно она нас и травит! Каждый день! То протухший борщ, то сырое мясо, то соли не жалеет!
— Мам, пожалуйста, успокойся.
— Я не успокоюсь! — Елена Игоревна начала плакать. — Она издевается надо мной! Ей просто не терпится дождаться моей кончины!
Вера смотрела на эту нелепую сцену и почувствовала, как внутри неё что-то с треском лопается.
— Хватит, — сказала она тихо.
— Что? — обернулся Дмитрий.
— Хватит! — громче повторила Вера. — Я больше не выдержу!
Она сорвала фартук и швырнула его на пол.
— Три недели я готовлю, убираю, ухаживаю! Три недели я слушаю, что я абсолютно всё делаю не так! Что я плохая хозяйка, никудышная мать, никчёмная жена!
— Вер, что с тобой?
— А ты что? — Вера повернулась к мужу. — Где ты был все эти три недели? Когда твоя мать учила меня, как воспитывать моего сына? Когда указывала, где мне спать и что готовить?
— Мама больна.
— А я что? Здорова? — Вера почувствовала, как голос её срывается. — Я робот? Я должна всё это терпеть только потому, что твоя мама больна?
— Вот видишь, Димочка! — вмешалась Елена Игоревна. — Видишь, какая она на самом деле? Злая! Бездушная!
— Бездушная? — Вера резко развернулась к свекрови. — Это вы мне говорите? Вы, которая за три недели ни разу не потрудилась сказать «спасибо»? Которая превратила мой дом в казарму?
— Как ты смеешь?!
— Смею! — крикнула Вера. — Потому что это, прежде всего, мой дом!
Она рванула в спальню, достала дорожную сумку из шкафа. Стала бросать туда вещи.
— Вер, ты куда? — Дмитрий стоял в дверях.
— К сестре. С Славой.
— Подожди. Мы должны поговорить.
— О чём? — Вера не оборачивалась. — О том, что я должна молчать и терпеть? О том, что мнение твоей мамы важнее моего психологического здоровья? Слава! — позвала она. — Собирайся! Едем к тёте Марине в Львов!
Сын появился в дверях — испуганный, совершенно растерянный.
— Мам, а что случилось?
— Ничего, солнышко. Просто погостим у тёти немного.
— А папа с нами?
Вера посмотрела на Дмитрия. Он стоял молча, опустив голову.
— Нет, родной. Папа останется с бабушкой.
Через полчаса они уехали. Дмитрий даже не попытался остановить их. Не сделал ни одной попытки.
Неделя в однокомнатной квартире сестры Марины в Львове пролетела необыкновенно. Было тихо, спокойно. Без криков, без претензий и без бесконечных поучений.
Слава делал уроки за кухонным столом. Марина варила ароматный кофе и осторожно выспрашивала — что произошло, почему они так внезапно приехали. Вера рассказывала и сама не могла поверить: неужели она действительно терпела это три недели?
— Он звонил? — спрашивала сестра.
— Нет.
— Совсем ни разу?
— Славе звонил. Мне — нет.
Марина лишь качала головой. Молча, понимающе.
А в среду утром он позвонил. Голос был усталый, с нотками вины:
— Верка, мы можем встретиться?
— Зачем?
— Нужно поговорить. Очень серьёзно.
Он приехал сразу же.
— Как мама? — спросила Вера по старой привычке.
— Плохо. — Он закрыл лицо руками. — Совсем плохо. После вашего отъезда давление скачет, сердце. Врач сказал — сильный стресс.
— Понятно.
— Вер, я понял, — Дмитрий уставился в чашку. — Я понял, что был неправ. Мама, она, конечно, больна. Но это абсолютно не даёт ей права унижать тебя. Я видел, как она с тобой разговаривает. Просто я… я не знал, что мне делать. Она же моя мать.
Вера кивнула. Понимала. Это было его самое слабое место.
— И что ты мне предлагаешь?
— Мы снимем ей квартиру. Рядом с нами. В Киеве. Чтобы и присматривать можно было, и к ней постоянно ездить.
— Дмитрий, на это потребуется много денег.
— Мы найдём. Сиделку наймём на дневное время, — он поднял глаза. — Главное, чтобы ты вернулась домой.
Вера смотрела на мужа. Всё-таки пятнадцать лет. Не всё же было так плохо. Были же и хорошие моменты, и смех, и общие, светлые планы.
— Моё условие, — сказала она твёрдо. — Если твоя мама ещё раз попытается указывать мне, как вести наше хозяйство или воспитывать моего сына, а ты будешь стоять и молчать — я уйду. Навсегда. И без разговоров.
— Я понял.
Домой они вернулись поздним вечером. Елена Игоревна встретила их слезами раскаяния и обещаниями стать лучше. Дмитрий нашёл для неё приличную однокомнатную квартиру в соседнем доме — близко, но всё же отдельно.
Слава с радостным криком носился по квартире — дом снова стал домом.
А Вера стояла у родной плиты, варила суп и думала: иногда, чтобы тебя наконец услышали, нужно просто уйти, громко хлопнув дверью.
Ох, как же больно, когда твой дом, твоя гавань, превращается в поле боя или, ещё хуже, в казарму, где ты — рядовой солдат, обязанный подчиняться чужим приказам. История Веры очень жизненна. Она показывает, что уважение — это не то, что даётся по умолчанию, его нужно требовать. И иногда для этого нужна решительная пауза.
Дорогие, а как вы считаете, прав ли Дмитрий, что предложил снять квартиру, или он должен был принять сторону жены с самого начала, не доводя ситуацию до ультиматума? И что бы вы сделали на месте Веры?
