— Мам, ты же не против, правда? — голос Антона в телефонной трубке звучал с той особенной интонацией, которую Мария Ивановна знала с его детства. Так он просил шоколадку в магазине или разрешение погулять подольше.
— Против чего, Антон? — Мария Ивановна поправила очки и отложила книгу. Было около семи вечера, она только собиралась попить чай.
— Ну, Катюшин день рождения через два дня. Ты бы могла утром прийти, продукты купить, приготовить что-нибудь вкусненькое. И квартиру прибрать заодно. А то мы на работе, а Катя хочет в салон сходить.
Мария Ивановна сжала трубку телефона. Внутри что-то оборвалось — не от неожиданности, а от понимания, что это было последней каплей.
— Антон, я не приду, — тихо, но твердо сказала она.
— Как это не придешь? — в его голосе зазвучало искреннее недоумение. — Тебе что, сложно? Ты ж на пенсии, времени полно.
Мария Ивановна глубоко вдохнула. Пять лет назад, когда ее сын привел в дом молодую Екатерину, она и подумать не могла, что однажды услышит такой разговор.
Они познакомились весной 2000 года. Антон заехал к матери на обед и сказал, что хочет познакомить ее с девушкой. Екатерина оказалась миловидной, скромной девушкой, воспитательницей в детском саду. Мария Ивановна сразу заметила, как блестели глаза сына, когда он смотрел на Катю.
— Мам, ты не представляешь, как мне с ней повезло, — сказал Антон, когда они остались наедине. — Катюша такая хозяйственная, добрая.
Мария Ивановна тогда только улыбнулась. Её сын, после нескольких неудачных романов, наконец-то выглядел счастливым. Через полгода отношений Антон объявил, что они с Катей хотят жить вместе.
— Давайте к нам переезжайте, — предложила Мария Ивановна. — Квартира хоть и небольшая, но места всем хватит.
— Нет, спасибо, — неожиданно твердо ответил Антон. — Мы хотим снять квартиру.
— Сынок, но вы же не потянете аренду на ваши зарплаты, — мягко возразила Мария Ивановна. Она знала, что на заводе сыну платили немного, а воспитатели в те годы получали и того меньше.
— Потянем как-нибудь, — Антон был непреклонен.
Мария Ивановна понимала его. В конце семидесятых они с мужем Николаем жили с его матерью, Зинаидой Петровной. Это были тяжелые годы. Свекровь контролировала каждый шаг, критиковала готовку, воспитание ребенка, выбор одежды. Мария тогда поклялась себе, что никогда не станет такой свекровью, если у нее будет сын.
— Хорошо, я не буду настаивать, — сказала она. — Но давай я хотя бы помогу вам с оплатой.
Так Мария Ивановна стала оплачивать треть стоимости съемной квартиры. Молодые были счастливы. Когда пришло время переезжать, она взяла выходной и помогла им с уборкой. Квартира была запущена прежними жильцами, и Мария Ивановна заметила, что Екатерина неумело держит тряпку, не знает, чем отмыть плиту.
— Не волнуйся, научишься, — подбодрила она невестку. — Я в твоем возрасте тоже мало что умела.
Прошло несколько месяцев. Молодые обустроились, и Мария Ивановна подарила им кастрюли, сковородки, старый сервиз, который достался ей от матери. В выходные она звала их на обед, готовила любимые блюда сына. Антон часто заезжал к ней после работы — завод был недалеко от ее дома.
— Мам, можно я у тебя поем? — спрашивал он. — В столовой дорого, а дома Катя не успевает готовить, у нее смена длинная.
Разве могла Мария Ивановна отказать единственному сыну? Она кормила его, давала с собой контейнеры с едой для Екатерины. Потом начала замечать, что после семейных обедов Антон и Катя просят «что-нибудь с собой, на завтра».
Постепенно эти просьбы стали привычкой. Мария Ивановна стала покупать больше продуктов, готовить на троих, хотя жила одна. Ее пенсии и небольшой подработки репетитором едва хватало, но она не жаловалась. Детям нужна помощь, а что я, мать, еще могу дать? — думала она.
Однажды Антон позвонил и попросил помочь с уборкой — они с Катей пригласили друзей, а сами устали после работы. Мария Ивановна пришла, убралась, приготовила салаты. Когда гости разошлись, вымыла посуду, пока молодые смотрели фильм.
— Какие чистые тарелки! — удивилась на следующий день Екатерина, открыв шкаф. — Мария Ивановна, вы волшебница!
Мария Ивановна тогда просто улыбнулась. Но внутри что-то кольнуло — неужели девушка думала, что тарелки сами вымылись?
Шли месяцы. Мария Ивановна все чаще приходила к молодым убираться, готовить, иногда даже стирать. Однажды на кухне, перебирая продукты в холодильнике, она обнаружила йогурты с истекшим сроком годности, заплесневелый хлеб, засохшие остатки еды.
— Катя, почему ты не следишь за холодильником? — осторожно спросила она.
— Ой, Мария Ивановна, я все хотела разобрать, но времени нет совсем, — Екатерина виновато улыбнулась. — Вы же знаете, какая у нас работа нервная. Приходишь домой — сил нет ни на что.
У меня тоже работа была нервная, — подумала Мария Ивановна. — Тридцать лет с детьми, проверки тетрадей по ночам, планы уроков. И ничего, справлялась как-то.
Но вслух ничего не сказала. Только выбросила испорченные продукты и составила список необходимого.
В тот день, когда она, уставшая от нескольких часов уборки, вытирала пыль с книжных полок, зазвонил телефон. Это была ее давняя подруга Елена Петровна.
— Маша, ты где пропадаешь? Я уже неделю до тебя дозвониться не могу!
— Да вот, у детей убираюсь, — честно ответила Мария Ивановна.
— У каких детей? — удивилась Елена Петровна. — У Антона? А что, у них руки отсохли?
— Лена, ну они же работают, устают, — привычно начала оправдываться Мария Ивановна.
— А ты, значит, не устаешь? — в голосе подруги звучала ирония. — Машка, очнись! Ты им не прислуга. Ты пенсионерка, у тебя свои радости должны быть, а не пыль вытирать у великовозрастных лоботрясов.
— Ну что ты такое говоришь, — возмутилась Мария Ивановна. — Антон — мой сын, я должна помогать.
— Помогать — да. Быть служанкой — нет. Ты их балуешь, Маша. Поверь мне, они на шею сядут и ножки свесят.
Мария Ивановна тогда отмахнулась от советов подруги. Но слова ее запали в душу. Вечером, дома, рассматривая свои распухшие от работы руки, она вдруг поймала себя на мысли, что даже не успела дочитать книгу, которую взяла в библиотеке неделю назад.
Давно ли чтение, ее любимое занятие, отошло на второй план?
А на следующий день Антон позвонил и как ни в чем не бывало сказал, что Кате «нужно в парикмахерскую перед днем рождения», и поэтому мама должна прийти, закупить продукты, приготовить еду и убраться к приходу гостей.
— Антон, я не приду, — повторила Мария Ивановна в телефонную трубку, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
— Что значит не придешь? — в голосе сына звучало искреннее недоумение. — С тобой что-то случилось?
— Со мной все в порядке. Просто я не буду готовить на Катин день рождения.
— Но, мам… — растерянно протянул Антон. — А кто тогда будет?
— Может быть, вы сами? — Мария Ивановна попыталась сказать это мягко, но вышло резко.
— Но мы не умеем! То есть… У нас не получится так вкусно, как у тебя, — быстро поправился Антон.
— А вы пробовали? — Мария Ивановна почувствовала, как внутри нарастает раздражение. — За два года совместной жизни ни разу не попытались приготовить что-то серьезнее яичницы?
— Мам, ты чего? — в голосе Антона появились обиженные нотки. — Тебе что, сложно помочь родному сыну?
— Не сложно, Антон, — Мария Ивановна глубоко вздохнула. — Дело не в сложности. Просто я вдруг поняла, что из матери превратилась в прислугу.
— Что за глупости! — возмутился Антон. — Какая прислуга? Ты же моя мама!
— Вот именно, Антон. Я твоя мать, а не домработница.
В трубке повисло молчание, от которого заныло в груди. Мария Ивановна увидела свое отражение в оконном стекле — осунувшееся лицо, поникшие плечи. Когда она успела так постареть?
— Ты сам заметил, что не сказал «пожалуйста»? — спросила она тихо. — Ты просто сообщил, что я должна прийти и все сделать. Как будто это само собой разумеется.
— Да ладно тебе, мам, — Антон попытался перевести все в шутку. — Ты чего так серьезно?
— Серьезно, Антон. Я больше не буду приходить убираться к вам. Не буду готовить обеды на всю неделю. Не буду стирать твои рубашки.
— И это после всего, что ты для меня сделала! — в голосе сына зазвучали обвинительные нотки. — Я же твой единственный сын! Ты что, перестала меня любить?
Этот вопрос ударил больнее, чем Мария Ивановна ожидала. Она прикрыла глаза, пытаясь справиться с эмоциями.
— Я люблю тебя, Антон. Именно поэтому я больше не буду потакать твоей лени и инфантильности. Я ошиблась, когда начала все делать за вас. Это не помощь, а медвежья услуга.
— Значит, ты бросаешь нас? — голос Антона дрогнул, он явно пытался вызвать чувство вины.
— Я не бросаю. Я просто перестаю вам прислуживать, — Мария Ивановна почувствовала, как к горлу подкатывает ком. — Вы взрослые люди, вам давно пора научиться справляться самим. Я все еще ваша мама и свекровь, буду рада видеть вас в гостях. Но больше никаких обслуживаний.
В трубке послышался раздраженный вздох.
— Ну и ладно! Сами справимся! — Антон бросил трубку.
Мария Ивановна медленно положила телефон. Руки дрожали. За окном темнело, в соседнем доме зажигались окна. Она вдруг поняла, что впервые за долгое время сказала сыну «нет». И от этого было больно и… свободно одновременно.
На следующий день Мария Ивановна проснулась с тяжелым сердцем. Привычка помогать сыну была сильнее доводов разума. Рука сама тянулась к телефону, чтобы позвонить, извиниться, предложить помощь.
Нет, я должна быть твердой, — убеждала она себя. — Это правильно. Для них же правильно.
Чтобы отвлечься, она позвонила Елене Петровне.
— Молодец, Машка! — одобрила подруга, выслушав рассказ. — Давно пора было. Я своих сразу приучила: хотите есть — готовьте сами. Нет у меня никакого желания горбатиться на плите, пока они на диване валяются.
— А вдруг они обидятся насовсем? — тихо спросила Мария Ивановна.
— Обидятся, помирятся, — отмахнулась Елена Петровна. — Но зауважают точно. Знаешь, Маша, если человек висит у тебя на шее — это не значит, что он тебя любит. Это значит, что ему так удобно.
В день рождения Екатерины телефон молчал. Мария Ивановна купила невестке красивый шарф, завернула в подарочную бумагу, но приглашения на праздник так и не получила. Вечером не выдержала, позвонила сама.
— Алло, — голос Екатерины был холодным.
— Катя, это я, — сказала Мария Ивановна. — Хотела поздравить тебя с днем рождения.
— Спасибо, — сухо ответила Екатерина.
— Как прошел праздник?
— Нормально. Сами справились, как видите.
— Я рада, — искренне сказала Мария Ивановна. — Я купила тебе подарок. Могу принести, если вы…
— Не надо ничего приносить, — перебила Екатерина. — Мы сами к вам зайдем на днях.
Когда через неделю они пришли, Мария Ивановна заметила перемены. Антон выглядел серьезнее, чем обычно. Екатерина немного похудела, под глазами залегли тени.
— Мы хотели извиниться, — неожиданно сказал Антон, когда они сели за стол. — Ты была права, мам. Мы… многим тебе обязаны.
— Мы не ценили вашу помощь, — добавила Екатерина, опустив глаза. — Воспринимали как должное.
— Эти дни были тяжелыми, — продолжил Антон. — Но знаешь, мы многому научились. Катя теперь умеет борщ варить, — он улыбнулся жене. — А я починил кран в ванной. Сам, представляешь?
Мария Ивановна с удивлением слушала их. Ожидала обвинений, обид, но никак не этого.
— Мы поняли, что слишком много на тебя взвалили, — сказал Антон. — Это было нечестно.
— Я всегда готова помочь, — мягко сказала Мария Ивановна. — Но помочь — не значит сделать все за вас.
— Теперь мы это понимаем, — кивнула Екатерина.
После их ухода Мария Ивановна села в кресло и впервые за много месяцев почувствовала настоящее облегчение. Ей вспомнились слова матери: «Любить — значит научить летать, а не держать в клетке».
Мария улыбнулась. Кажется, она, наконец, научилась разделять материнскую любовь и жертвенность. И может быть, впервые за долгое время, она по-настоящему помогла своему сыну вырасти.
С тех пор многое изменилось. Антон и Екатерина стали самостоятельнее. Они по-прежнему приходили к Марии Ивановне на обеды по воскресеньям, но теперь часто приносили что-то приготовленное своими руками. Однажды они даже пригласили ее к себе на ужин — Екатерина приготовила лазанью по рецепту из журнала.
А Мария Ивановна вернулась к себе — записалась на курсы компьютерной грамотности, стала больше заниматься репетиторством, нашла время на встречи с подругами. И когда она смотрела на свои руки, они больше не выглядели руками загнанной домработницы.
Любить не значит терпеть, — думала она. — Любить — значит помогать расти. Даже если для этого иногда нужно сказать «нет».
И в этом «нет» иногда больше любви, чем в тысяче услужливых «да».
