— Сонечка, а как ты считаешь, справедливо ли, когда у одних в гараже стоят две иномарки, а у других — ни одной? — спросила бабушка Ирина Степановна, наливая мне домашний вишнёвый компот.
Я чуть не поперхнулась. Мне четырнадцать, я уже не малышка, но такие коварные вопросы всегда загоняют в тупик. Особенно когда ты чётко осознаёшь: взрослые используют тебя в своих сложных играх.
— Не знаю, — честно ответила я. — А почему ты думаешь, что это несправедливо?
Бабушка многозначительно посмотрела на папу, который старательно мыл посуду после нашего обеда. Мы только что приехали к ней в гости на новой папиной машине — маме сегодня понадобилась её старая.
— Твоя тётя Людмила с дядей Олегом уже третий год по копеечке копят на автомобиль, — продолжала бабушка, тяжело вздыхая. — А тут вы, такие молодые и удачливые, сразу два транспортных средства купили.
Папа Глеб Иванович резко поставил тарелку в сушилку.
— Мам, мы же тебе уже всё объяснили. У Дарины теперь другая должность, ей нужно ездить по всему району Житомира. Она стала завучем в лицее, курирует и проверяет другие учебные заведения. Без машины ей просто не обойтись.
— Глеб, дорогой мой, я тебя нисколько не упрекаю, — заворковала бабушка, как ни в чём не бывало. — Я просто размышляю: а вдруг можно как-то по-семейному решить этот вопрос? Временно, разумеется. Пока Люда с Олежкой не встанут на ноги и не купят себе что-то.
Я видела, как папа сжал кулаки. Он всегда так делал, когда пытался сдержать нарастающее раздражение. Мне стало ужасно неловко — как будто я подслушиваю совершенно чужой, личный разговор, хотя сижу за этим же столом.
— Мам, я прекрасно понимаю, что Люде тяжело, но мы свою машину брали в жёсткий кредит. Нам ещё полтора года ежемесячно выплачивать.
— Ну и что? От того, что Люда на ней немного поездит, кредит ведь не увеличится, — бабушка рассмеялась, но смех получился фальшивым и натянутым.
Я быстро допила компот и попросилась выйти погулять. Честно говоря, хотелось просто сбежать от этого разговора. Взрослые иногда говорят такие вещи, от которых становится по-настоящему стыдно за них.
На улице я встретила двоюродную сестру Марину — дочь тёти Люды. Ей десять, но выглядит она младше своего возраста, такая худенькая, с большими, грустными глазами.
— Привет, — сказала я. — Как дела?
— Нормально, — Марина пнула носком ботинка камешек. — Мама говорит, может быть, твой папа даст нам машину на всё лето. Мы бы тогда на море поехали, в Затоку.
— На море? — удивилась я. — А разве можно на чужой машине так далеко ехать?
Марина пожала плечами:
— Мама сказала, что мы же семья. А семья обязана помогать друг другу.
В её словах сквозила какая-то невероятная, взрослая печаль. Мне захотелось обнять её, но я не знала, как это сделать, чтобы не выглядеть странной.
Когда мы вернулись домой, на кухне сидели уже все взрослые. Тётя Люда что-то быстро объясняла папе, активно размахивая руками, дядя Олег мрачно смотрел в пол, а бабушка кивала и во всём поддакивала дочери.
— …понимаешь, Глеб, нам просто больше не к кому обратиться, — говорила тётя Люда. — Мы бы ни за что не попросили, но сейчас ситуация критическая.
— Какая именно ситуация? — спросил папа, сузив глаза.
— Олегу на работе поставили ультиматум: если он не начнёт ездить по объектам, его уволят. А на автобусах не наездишься, это же стройка за городом, не в центре Винницы.
Я посмотрела на дядю Олега. Он строитель, работает бригадиром. Высокий, сильный мужчина, но сейчас сидел сгорбившись, как будто просил прощения за то, что вообще существует.
— Послушай, Олег, — обратился к нему папа, — а почему ты сам об этом не попросил?
Дядя поднял глаза:
— Неудобно, Глеб. Я понимаю, что это неприлично — чужую машину просить. Но мне действительно некуда деваться.
В его голосе была та честность, которой совершенно не было ни у тёти Люды, ни у бабушки. Папа, похоже, это тоже почувствовал.
— Ладно, — сказал он после долгой паузы. — На месяц я даю. Но с одним условием: любая поломка, любая царапина — полностью за твой счёт. И права у тебя действующие есть?
— Есть, конечно! Спасибо тебе огромное, Глеб, ты просто выручаешь!
Дядя Олег даже расправил плечи от облегчения.
Но уже через неделю мама Дарина пришла домой невероятно расстроенная.
— Мне завтра срочно нужно ехать в область, а машины нет, — сказала она папе. — Твоя стоит в ремонте после вчерашней аварии, а мою забрал Олег.
— Какой аварии? — не поняла я.
— Дядя Олег въехал в отбойник, — объяснил папа. — Не сильно, но бампер замят. Сейчас его красят.
— А он за ремонт заплатил?
— Сказал, что зарплату ещё не получил. Обещал отдать к концу месяца.
Мама тяжело вздохнула:
— Глеб, мне правда завтра в командировку нужно. Это очень важно, от этой поездки зависит, останусь ли я завучем.
Папа набрал номер дяди Олега:
— Послушай, нам машина нужна позарез, можешь вернуть хотя бы на один день?
По его лицу я поняла, что разговор идёт не очень хорошо.
— Понятно, — сказал папа и резко положил трубку. — Говорит, что уже договорился с заказчиком, никак нельзя отменить.
— И что теперь мне делать? — спросила мама.
— На автобусе поедешь, — вздохнул папа. — Другого выхода просто нет.
Мама уехала рано утром на рейсовом автобусе. Вернулась поздно вечером, измотанная и очень злая.
— Четыре часа в одну сторону, — рассказывала она, — потом весь день по школам, потом ещё четыре часа обратно. На автобусе с тремя пересадками. Если бы была машина, управилась бы за один день.
— Прости, Дарина, — сказал папа. — Больше такого не повторится.
Но случилось гораздо хуже. Через две недели дядя Олег позвонил и сообщил, что машину угнали с парковки возле стройки. Приехал утром — а её нет.
Папа примчался к ним домой бледный, как полотно. Я поехала вместе с ним.
Тётя Люда плакала на кухне, дядя Олег стоял у окна и курил, нервно теребя сигарету. Бабушка растерянно крутилась между ними.
— Заявление в полицию подал? — спросил папа.
— Подал, конечно, — кивнул дядя. — Сказали, что шансов мало. Такие машины быстро разбирают на запчасти.
— А охранник был на парковке?
— Был, но ночью ушёл. Говорит, что ничего не видел и не слышал.
Я смотрела на взрослых и думала: почему они все врут? Дядя Олег избегал папиного взгляда, тётя Люда всхлипывала слишком театрально, а бабушка зачем-то всё время повторяла, что это несчастный случай, который мог произойти абсолютно с кем угодно.
Правда открылась спустя месяц, когда сосед дяди Олега случайно проговорился папе, что машина стоит в их гараже, и они её зачем-то перекрашивают.
— Зачем вы это сделали? — спросил папа, когда приехал разбираться. На этот раз я осталась дома, но мама потом всё пересказала.
— Глебушка, мы хотели, как лучше, — залепетала тётя Люда. — Думали, продадим её, купим себе что-то попроще, а тебе разницу отдадим.
— Без моего согласия?
— Ты бы ни за что не согласился, — вмешалась бабушка. — А так все остались бы в выигрыше.
— Все, кроме меня, да?
— Ну что ты, как маленький, — сказала бабушка. — У вас же целых две машины. Одной меньше, одной больше — какая разница?
Папа забрал машину и прекратил всякое общение с родственниками на несколько месяцев.
А потом произошло то, чего никто не ожидал. Дядя Олег пришёл к нам домой один, без тёти Люды и бабушки.
— Глеб, — сказал он, — я хочу искренне извиниться. И средства за ремонт принёс.
Он протянул папе конверт.
— Понимаю, что слишком поздно, и что доверие я безвозвратно потерял. Но мне очень стыдно. Это Люда с мамой придумали про продажу, а я по глупости согласился. Думал, что тебе всё равно будет.
— Не всё равно, — сказал папа. — Но спасибо, что пришёл.
— А можно я тётю Люду увижу? — неожиданно спросила я. — И Марину?
Взрослые удивились.
— Сонечка, они не очень хорошо поступили с нами, — сказала мама.
— Я понимаю, — ответила я. — Но Марина-то в чём виновата? Она даже не знала, что происходит.
Через несколько дней мы всё же поехали к бабушке. Тётя Люда встретила нас настороженно, но Марина обрадовалась мне.
— Сонь, а мы теперь враги? — спросила она.
— Конечно, нет, — сказала я. — Мы же двоюродные сёстры.
— Но мама говорит, что твои родители на нас сильно обиделись.
— Обиделись. Но это не значит, что мы перестали быть семьёй.
Взрослые слушали наш разговор, и мне показалось, что им стало невыносимо стыдно. За то, что детям приходится объяснять взрослым, как нужно себя вести.
В тот день мы долго сидели за столом, пили чай с бабушкиными пирогами и разговаривали. Не о машинах и деньгах, а о том, как дела в школе у меня и Марины, как работа у родителей, как здоровье у бабушки.
— Знаешь, Сонечка, — сказала бабушка перед нашим отъездом, — ты у нас самая мудрая в семье.
— Почему?
— Потому что понимаешь: семья — это не про то, кто кому что должен. Семья — это когда не забывают друг друга, несмотря ни на что.
Я кивнула, хотя не была уверена, что полностью постигаю все тонкости взрослых отношений. Но одно я знала точно: когда любишь человека, ты никогда не пытаешься его обмануть. Даже якобы ради его же блага.
По дороге домой мама спросила:
— Не жалеешь, что мы всё-таки поехали?
— Нет, — ответила я. — А вы?
— Тоже нет, — сказал папа. — Семья есть семья. Надо только научиться правильно расставлять границы в общении.
— И границы свои защищать, — добавила мама.
— А что такое границы? — спросила я.
— Это когда ты говоришь «нет», если просьба заведомо неправильная. Даже если просит самый близкий человек.
Я посмотрела в окно на проплывающие мимо дома и подумала: взрослые такие невероятно сложные. Они умудряются любить и обижать одновременно. Врать, искренне думая, что поступают правильно. И прощать, даже когда совершенно не хотят.
Наверное, когда я вырасту, то тоже стану такой. Но я постараюсь помнить: главное в семье — не то, что у тебя есть, а то, что ты готов отдать. И не обманывая, а предельно честно.
А вы, друзья, как считаете, можно ли доверять человеку после того, как он попытался обманом продать ваше имущество, даже если он — член семьи? 👇
