– Ты что, откажешь нам? – взвизгнула Тамара Степановна. – После всего, что мы для тебя сделали! Предаешь нас!
– Я никого не предавал, – ответила я. – Я просто честен с Катей.
– Бессердечные! – крикнула Тамара Степановна, выбегая из квартиры. – Ты еще вспомнишь о нас, Никита, когда тебе станет тяжело!
Я всегда была оптимисткой. Трудности? Пустяки, временные неурядицы на пути к чему-то светлому и прекрасному. Моя жизнь перевернулась с ног на голову три года назад, после той самой встречи. Случайной, как мне тогда казалось.
Я засиделась на работе допоздна. Отчеты, цифры, бесконечные правки… Заказала еду на дом, в ближайшем ресторане. Курьера звали Никита.
Никита приехал из Глушково, затерянного где-то под Тамбовом. Один завод, две улицы и клуб по выходным – вот и вся его родина. Он мечтал стать архитектором, но не добрал баллов в колледж. На платное не хватило денег. Так и пошел в курьеры. «Временно», как он тогда говорил.
Я открыла дверь. Усталость читалась у него на лице.
– Тяжелый день? – спросила я.
Никита удивился. Обычно всем было плевать, что там у курьера. Дежурное «спасибо» – и до свидания.
– Да, ничего, привыкаю, – ответил он, чуть смущенно улыбаясь.
Не знаю, что меня тогда зацепило. Простота, наверное. Честность какая-то в глазах. Неловкость эта, не московская. С тех пор я начала заказывать еду только из того ресторана, надеясь увидеть его снова.
Через месяц мы уже пили чай у меня на кухне. А через полгода гуляли по ночной Москве, обсуждая Тарантино и рецепт правильного тирамису.
– Знаешь, – призналась я как-то, – я чувствую себя такой одинокой в этом городе.
Никита обнял меня.
– А когда рядом близкий человек, город становится уютным, – прошептал он.
Тогда я поняла: все только начинается.
Свадьба была скромной. Маленький сквер у Патриарших, два лучших друга и бутылка просекко. После свадьбы Никита переехал ко мне, в мою трехкомнатную квартиру на Бауманской. Сталинский дом, высокие потолки, потертый, но такой добрый интерьер. Квартира досталась мне от бабушки с дедушкой.
Никита сразу почувствовал тепло этого места.
– Здесь хорошо, – сказал он. – Как будто дома.
Я рассказала ему про старое кресло в гостиной. Это был «трон» моей бабушки. Там можно было пережить любую бурю, укрывшись пледом и выпив чаю с лимоном.
Мы начали строить свой мир. Никита экспериментировал на кухне, а я делилась с ним бабушкиными бытовыми хитростями. Он начинал с яичницы и гречки, а потом перешел к ризотто, курице в сливочном соусе и домашнему мороженому. На третью годовщину он испек торт с клубникой и спрятал в креманке с ванильным кремом золотой браслет.
– Готовка для меня – это медитация, – признался он.
Я, в свою очередь, учила его, как спасти подгоревшее молоко, как правильно варить яйца для салата и как реанимировать сухой рис. Он все записывал в блокнот с надписью: «Шеф дома».
И вот, однажды, на пороге появились его родители. Тамара Степановна и Иван Петрович.
– Здравствуй, доченька! – пропела мама Никиты с деланной радостью. – Решили навестить вас, посмотреть на ваше семейное гнездышко.
Отец, молчаливый и суровый, сразу принялся осматривать квартиру.
– Да… – протянул он, критически оглядывая комнату. – Дизайн в стиле хрущевского модерна. Декорации к фильму ужасов.
Я с трудом сдержалась. Это был мой дом, моя память. Никита попытался разрядить обстановку.
– Мам, пап, может, борща попробуете? Катя приготовила.
Мать с подозрением прищурилась.
– Кто готовил? Ты или она?
– Вместе, – ответила я.
Вечером, когда родители Никиты ушли, я спросила его:
– Почему ты сказал им, что работаешь юристом, и что квартира твоя?
Никита опустил голову.
– Я не мог сказать им правду, Кать. Они считают работу курьером позором. Я боялся, что они разрушат наше счастье.
– И что теперь? – спросила я, скрестив руки на груди.
– Давай притворимся, – предложил Никита. – Ты будешь играть роль домохозяйки, а я – успешного юриста. Хотя бы на время их визита.
Я вздохнула.
– Никита, это глупо.
– Я знаю. Но прошу тебя.
Я сдалась.
– Ладно, помогу. Но с условием. Ты научишь меня готовить свой фирменный борщ.
На следующее утро я проснулась от грохота на кухне. Тамара Степановна уже вовсю орудовала кастрюлями.
– Спишь еще? – недовольно буркнула она. – Пора вставать и готовить завтрак мужу.
– У меня выходной, – ответила я, зевая.
– Какой выходной? Ты же вообще не работаешь!
– Работаю, – возразила я. – Я переводчик. И вообще, эта квартира моя. Никита здесь гость. Вы многого о нас не знаете.
– Что ты имеешь в виду? – Тамара Степановна нахмурилась.
– То, что Никита – не юрист. Он курьер. Но при этом замечательный человек, который создает уют, а не только зарабатывает деньги.
В этот момент проснулся Никита. Он застал неприятную сцену: мать стояла у плиты, я пила чай, в воздухе висело напряжение.
– Это правда? – спросила Тамара Степановна, глядя на Никиту с презрением. – Ты не юрист?
Никита кивнул.
– Я курьер. И горжусь этим.
– Позор! – воскликнула мать. – Ты же мог добиться большего!
– Я счастливый человек, – ответил Никита. – И готов готовить, чтобы сделать наш дом лучше.
В этот момент в комнату вошел Иван Петрович. Он был бледным и взволнованным.
– Соседка звонила! У нас… у нас дом сгорел, – пробормотал он. – До основания.
Тамара Степановна заплакала.
– Что же нам теперь делать?
– Никитушка, доченька, – взмолилась она. – Пропишите нас к себе! Нам негде жить!
Никита посмотрел на меня.
– Квартира Катина, – напомнил он.
Я молчала.
– Ты что, откажешь нам? – взвизгнула Тамара Степановна. – После всего, что мы для тебя сделали! Предаешь нас!
– Я никого не предавал, – ответила я. – Я просто честен с Катей.
– Бессердечные! – крикнула Тамара Степановна, выбегая из квартиры. – Ты еще вспомнишь о нас, Никита, когда тебе станет тяжело!
После их ухода в квартире воцарилась тишина. Я подошла к Никите и обняла его.
– Я горжусь тобой, – прошептала я.
Никита улыбнулся.
– Знаешь, я решил. Пойду работать в ресторан. Буду готовить профессионально.
– Я всегда тебя поддержу, – ответила я. – И, кстати, теперь ты точно научишь меня варить свой фирменный борщ…
