Я едва сдержала слезы, глядя на себя в зеркало. Не позволю себе разнюниться. Не сейчас. Это моя квартира, и никто не имеет права выкинуть меня отсюда.
Вот уж не думала, что шесть лет с Алексеем закончится так. Мы же казались идеальной парой, да все так говорили. Уютная квартира в центре, которую мне родители на двадцатипятилетие подарили, совместные поездки, вечера с фильмами… Вроде бы, все как у людей.
Помню, как папа перед свадьбой говорил:
— Машенька, квартиру я оформлю только на тебя. Не потому, что я тебе не доверяю, а потому что всякое бывает.
Я тогда только рукой махнула. Казалось, что любить будем вечно.
— Маш, ты там не уснула? — в дверь громко постучали. Голос — настойчивый, не терпящий возражений.
Я еще раз взглянула в зеркало, поправила волосы и расправила плечи. Нет уж, пусть эта… новая игрушка Алексея увидит, что я не сломлена.
— Выхожу, — крикнула я и открыла дверь.
В коридоре стояла эффектная блондинка лет тридцати. Костюм явно не из дешевых, туфли, про которые в женских журналах пишут, макияж — как из учебника. Ага, теперь всё ясно, почему Алексей её выбрал — она как раз наоборот меня: вся такая блестящая, гламурная.
— Виктория Сергеевна, — представилась она с таким серьёзным видом, как будто в больнице меня оперировать пришла. — Я адвокат Алексея Петровича. Мы пришли обсудить ваш вопрос… выселения.
— Мой вопрос выселения? — я почувствовала, как к горлу подступает что-то похожее на смех. — Из моей собственной квартиры?
Виктория Сергеевна немного склонила голову:
— Алексей Петрович сказал, что это ваша совместно нажитая собственность.
Вот тут я уже не удержалась и засмеялась:
— А, ну да, конечно. Алексей забыл упомянуть, что эта квартира была мне подарена родителями ДО нашего брака и оформлена только на меня?
На её идеальном лице мелькнуло сомнение, но она быстро его убрала. Видимо, что-то ей не понравилось.
Я вспомнила, как всё начиналось. Сначала мелочи — стал позднее возвращаться с работы, меньше разговаривать. Всё на какие-то проекты списывал. А я что? Я решила, что это всё временно. Типа, ну ладно, даст человеку пространство, решит проблемы — всё наладится.
— У меня есть все документы на квартиру, — спокойно сказала я. — Хотите, покажу?
— Не стоит, — Виктория Сергеевна достала телефон. — Перезвоню Алексею Петровичу.
Пока она отошла к окну, я уселась на край дивана. Мысли роились в голове, как пчелы в улье.
Помню тот вечер, когда Алексей пришёл домой, странно трезвый и собранный. Он сказал, что нам нужно поговорить. Я как раз его любимое жаркое приготовила.
— Нам нужно расстаться, — сказал он, глядя куда-то в пустоту. — Я подаю на развод.
Я не стала устраивать скандал. Мамино воспитание сработало — она всегда говорила: «Держи себя в руках в любой ситуации». Я просто взяла документы и подала на развод быстрее его.
Виктория Сергеевна закончила разговор и повернулась ко мне. Лицо стало другим, уверенности не было ни на грамм.
— Произошло небольшое недоразумение, — сказала она, пытаясь снова выглядеть уверенной. — Алексей Петрович… не совсем точно обрисовал ситуацию с недвижимостью.
— Вы хотите сказать, что он соврал? — я встала с дивана, не скрывая сарказма. — Ну да, это в его стиле. Он всегда умел… приукрашивать реальность.
Виктория Сергеевна нервно затопала ногой:
— Приношу свои извинения за беспокойство.
— Не стоит, — я направилась к двери. — Вы просто делали свою работу. Хотя… — я задержалась, задумавшись. — Могу дать вам совет?
Она приподняла бровь, ожидая.
— Будьте осторожны с Алексеем. Он мастер манипуляций. Сегодня он заставил вас прийти меня выселять из моей квартиры, а завтра…
Я не договорила, но по её глазам было видно, что она поняла. Когда дверь за ней захлопнулась, я прислонилась к стене и медленно опустилась на пол. Ноги как ватные.
Звонок телефона заставил меня вздрогнуть. На экране высветилось имя Алексея.
— Что за цирк ты устроила? — его голос был раздражённый. — Зачем унижать Викторию?
— Это я её унижаю? — я почувствовала, как внутри поднимался огонь. — А посылать свою любовницу выселять меня из моей квартиры — это не унижение?
— Виктория не любовница, она мой адвокат!
— Который случайно оказался в твоей постели? — я не смогла сдержать сарказма.
Молчание на другом конце.
— Ты понимаешь, что всё равно получу свою часть имущества при разводе? — наконец-то выдавил Алексей.
— Какую часть? Квартира была моей ДО брака. Машину ты уже год назад продал. Что нам делить-то?
— У нас есть общий счёт…
— На котором остались только мои деньги, — перебила я его. — Ты забыл, что последние два года на мою зарплату жил, пока строил свой бизнес?
Снова эта тишина. Не уютная — как после хорошего ужина, а такая, от которой зубы сводит. Напряженная, липкая, как просроченный кисель. Я прямо видела, как Алексей сидит с тем своим лицом, хмурым и уверенным, будто шахматную партию просчитывает, где я — пешка, и то, только потому, что ферзь в отпуске.
— Знаешь, — медленно сказала я, с трудом сдерживая дрожь в голосе, — я всегда удивлялась, как у тебя это выходит. Людей очаровывать. Всех, без исключения. И вот только сейчас поняла — это потому что ты сам веришь в ту пургу, которую несёшь. Ты реально думаешь, что имеешь право на эту квартиру?
— Маша, давай не будем… — буркнул он усталым голосом, будто ему три смены подряд отработать пришлось.
— Конечно, не будем, — я швырнула вызов как пепельницу — метко и громко.
Прошла неделя. Я крутилась, как белка в миксере — работа, уборка, даже шкаф переклеила — лишь бы не думать. А мысли всё равно возвращались. Как будто у них GPS на Алексея стоит. В пятницу, плюнув на всё, пошла в парк — решила устроить себе сеанс психологической реабилитации. Думала, свежий воздух поможет. Ага, как же.
Ветер дул, листья летели, ботинки мокли. Я шла, глядя под ноги, как старушка с радикулитом. И тут — хохот. Не просто смех, а этот его фирменный, самодовольный, от которого у меня всегда мурашки шли. Только раньше — приятные. А сейчас… как будто кислотой в лицо.
Подняла глаза — ну здрасьте. В двадцати шагах Алексей и Виктория Сергеевна. Ручки держатся, улыбаются, что-то там обсуждают, как будто рекламный ролик снимают для семейных адвокатов.
— Значит, не любовница… — пробормотала я, чувствуя, как ком подкатывает к горлу, будто я проглотила целый кочан капусты. — Просто адвокат, ага…
Они меня не заметили. А я — свернула на боковую аллею. Ноги сами понесли, как у куклы на батарейках. Всё стало понятно. И поздние приходы, и эти его «командировки», и этот цирковой номер с разводом.
Дома — ритуал. Бутылка вина от коллег на день рождения. Никогда не думала, что открою её в одиночестве. Села у окна, пялюсь на огоньки города, как бабка в сериале. Меланхолия уровня «съешь плесневелый сыр и поплачь».
Звонок в дверь. Я вздрогнула. Внутри — паника. Мало ли кто. Опять коммунальные, или, может, Лёша с повинной. А нет.
На пороге — она. Виктория Сергеевна, но не та, что в суде зубы показывает. А домашняя, в растянутой футболке, хвост набекрень, без пафоса.
— Можно войти? — голос незнакомый, мягкий, как будто не адвокат, а учительница пения.
Я молча отступила, впустила.
— Мария, я должна объясниться, — начала она, проходя в комнату, аккуратно ступая, как будто по минному полю. — История с выселением… Это было ужасно. Я не знала, что квартира ваша.
— А проверять? Не адвокат же, чтоб документы смотреть… — я опустилась в кресло и скинула тапок, чтоб быть поувереннее.
— Алексей умеет быть убедительным, — пробормотала она, глаза в пол. — Мы познакомились полгода назад. На корпоративе. Он сказал, что вы его не понимаете, что в браке ему — как в бетонной камере…
— Классика жанра, — усмехнулась я. — Скоро в учебник войдёт: «Как развести на жилплощадь через жалость».
— Я повела себя непрофессионально. Смешала личное и рабочее. Простите.
— За что? За то, что влюбились в чужого мужа? Или за то, что пришли выбрасывать меня из моей же квартиры, как старый диван?
Она вздрогнула. Хорошо, пусть чувствует.
— За всё… — прошептала она. — Я ушла от него. Всё. Поставила точку.
— Правда? — я прищурилась. — А сегодня в парке? Это он сам себя за ручку водил?
Она побледнела так, будто я ей рентген в лицо включила.
— Вы видели… Он позвонил. Сказал, что хочет обсудить дела. А потом начал… Ну, про ошибки, про “всё вернуть”…
Я расхохоталась. Не весело, конечно. Так, по-бабьи, с горечью.
— И вы поверили?
— Нет, — ответила она твердо. — Поэтому я здесь. Хотела предупредить. Он придёт. Будет просить прощения. Захочет всё “сначала”.
Как в воду глядела. На следующий вечер — дзынь в дверь.
Стоит. Красавец. С букетом лилий — моих любимых, сволочь, помнит.
— Маша, нам нужно поговорить, — голос мягкий, словно масло подогрел. Только в холодильник его — и пусть замерзает.
— О чём? — я скрестила руки. Щит готов.
— Я ошибся. Это всё… интрижка. Мелочь. Пыль. Мы можем начать сначала.
— Правда? — смотрю на него, как на бомжа в бутике. — И что ж ты осознал, гений?
— Что только с тобой я — дома. Что наш брак… он стоит того.
— А Виктория? — специально. Имя — как пощёчина.
Он дёрнулся. Прямо телом повело.
— Это была ошибка. Минутная слабость.
— Длиной в полгода? Интересно, что ж тогда у тебя за “долгосрочные планы” такие?
— Ты следила за мной?! — и вот она — злость. Вылезла, как таракан из-под плинтуса.
— Нет. Твоя “минутная слабость” сама пришла. С извинениями. И, знаешь, оказалась порядочнее тебя.
Алексей побледнел — и это при том, что на нем был загар недельной выдержки, как с обложки глянца. Только вот лицо стало как глина. Мокрая.
— Что она тебе наговорила? — выдавил он, делая шаг ко мне.
— Достаточно, — я прислонилась к дверному косяку и перекрестила руки. Устала, как после восьмичасового совещания, на котором тебя забыли спросить.
— Ты с ней встречалась? — Алексей дернулся, как будто я в тапках по стеклу прошлась.
— Не-а. Я совершенно случайно оказалась в кафе, где твоя ненаглядная Вика щебетала с подружкой. Прямо как в плохом сериале: села за столик, заказала кофе — и бац, знакомый голос за спиной. Прислушалась. А там — твоя любовь всей жизни откровенничает, будто это исповедь на всю аудиторию.
— И что она… сказала? — он нервно одернул рукав пиджака, хотя он и так сидел идеально. Алексей всегда переживал за внешний вид — даже когда душа была в руинах.
— О, там был целый спектакль. Рассказывала, как умело тобой крутила, как собиралась получить мою квартиру через развод. Как тебе втирала, что «всё по закону» и «будем жить, как люди». Забавно, да? Ты думал, ты — кукловод. А она, оказывается, целый режиссёрский цех тянула.
— Ты врешь! — он шагнул ко мне, сжав кулаки. Браво. Театр у него, похоже, тоже в крови.
— Врешь ты себе, Лёш, — я покачала головой, как воспитательница в саду, у которой один и тот же малыш третий раз подряд писает в ботинки. — Ты всегда веришь в то, что тебе выгодно. Особенно если там похлопают по плечу и скажут, что ты великий.
На следующее утро, всё ещё переваривая внутреннюю злость с привкусом горечи, я пошла к Ольге Викторовне — моему адвокату. Женщина была как бронетранспортёр: спокойная, массивная и шла напролом.
Я разложила перед ней все бумаги: договор дарения, выписку из ЕГРН, ксерокопию свидетельства о разводе, даже старое письмо от родителей.
— Мария Александровна, юридически квартира полностью ваша, — уверенно заключила она, пробежав глазами по документам. — Но я бы на вашем месте подстраховалась. Составим допсоглашение. Пусть у него даже мысли не возникнет.
Процесс развода прошел быстро. Алексей не пришёл. Прислал какого-то мелкого юриста с лицом “я в отпуске уже пятнадцать лет”. Тот вяло прочитал текст, поставил подпись и сбежал, не попрощавшись. Классика жанра: мужчина творит, мужчина уходит. Молча. Без смс.
Когда я вышла из суда, небо вдруг стало выше, а воздух — свежее. Или это я просто впервые за долгое время выдохнула. Глубоко. По-человечески.
Позвонила маме:
— Всё. Закончилось.
— Ты как, доченька? — в её голосе было столько беспокойства, что у меня в горле что-то щёлкнуло.
— Неожиданно хорошо. Знаешь, я записалась на курсы по интерьеру. Всегда мечтала. Теперь хоть будет смысл ковыряться в своей жизни — не только внутри, но и снаружи.
— А работа?
— Взяла отпуск. Хочу всё в квартире вычистить. И мебель перетащу, и стены перекрашу, и фиг с ним, даже люстру заменю. Хватит жить, как будто в музее воспоминаний.
И я действительно взялась за дело. Тумбочка переехала из угла в центр, диван — в другое крыло. Стены из уныло-бежевых стали сочно-оливковыми. Я даже купила новый текстиль — и это было как внутреннее обновление. Каждое изменение делало квартиру чуточку больше моей, а не нашей. Хотя и «наша» была уже давно мифом.
Потихоньку жизнь начала возвращаться. Знаешь, как чай в термосе — вроде бы остыл, но стоит только налить, как он снова горячий.
Я снова увиделась с друзьями. Те, кто тихо отвалились за годы «идеального» брака, вдруг появились, как подснежники после затяжной зимы.
— Ты изменилась, — сказала Ольга, моя подруга, когда мы сидели в кофейне. — Стала… другой. Спокойной. Ну, и красивее, чё уж.
— Я просто поняла одну простую вещь, — я размешивала сахар, глядя в чашку, будто там была вселенская истина. — Доверие — это не скидочная карта. Его нельзя раздавать каждому встречному. Оно должно быть заслужено.
— И своё надо защищать. Даже если это твоя жизнь — тем более, — кивнула она.
— Вот-вот. А то мы всё: «надо быть хорошей», «неудобно», «вдруг подумает плохо»… Да к чёрту. Пусть думает. Главное, чтобы мне хорошо.
Прошло полгода. Я почти закончила курсы. Даже взяла первый заказ — маленькая студия в новостройке. Мой инстаграм стал набирать подписчиков, и впервые в жизни я чувствовала, что умею не только терпеть, но и творить.
И тут однажды вечером, возвращаясь домой, я увидела знакомую фигуру у соседнего подъезда.
— Мария! — крикнула Виктория, держа в руке сетку с яблоками. Обычные яблоки. Даже не органик.
— Чего тебе? — я остановилась. Без злости. Просто с интересом — как на новых босоножках: вроде ничего, но щиплет.
— Можно на минутку? — она подошла ближе. Выглядела как человек, который наконец-то снял каблуки. Просто и… честно.
— Я хотела поблагодарить вас, — сказала она тихо. — Ваши слова тогда… они всколыхнули. Я ведь правда хотела использовать ситуацию. Но вы — как зеркало. Только в нём я была голая, с хвостиком.
— Рада, что пригодилась, — я не знала, что сказать, но улыбнулась. По-настоящему.
Вернувшись домой, я села у окна. Город мерцал фонарями и чужими окнами. Когда-то эта квартира была просто подарком. Теперь — моя крепость. Без рыцаря, зато с мозгами.
На подоконнике расцвел кактус. Я купила его после развода. Маленький, колючий, выживающий. В чём-то — моя душевная копия. Только я ещё научилась улыбаться. А он — пока нет. Ну, подождём.
Будущее не пугало. Оно звало. И я шла. В тапках, с мешками под глазами, но с гордо поднятой головой.
Потому что наконец-то знала: моё счастье — это не его обязанность. Это моя работа. И она идёт неплохо.
