— У неё что, ветрянка?! Вы с ума сошли? Я же на последнем месяце беременности!
Елена застыла, не решаясь переступить порог. Восемь месяцев беременности — точно не то время, когда хочется таких «сюрпризов». Она инстинктивно отступила, прижав руку к своему животу.
Галина Петровна, свекровь, сияла с дивана, как будто ничего из ряда вон выходящего не произошло. Рядом на ковре возилась четырёхлетняя Полина в пижаме. Племянница была вся усеяна яркими зелёными пятнами, словно новогодний далматинец.
— Не переживай, Леночка! У неё уже третий день температура в норме. Наш педиатр сказал, она уже совсем не опасна!
Елена резко развернулась и бросилась обратно к выходу. Сапоги натянула на себя на ходу, куртку схватила уже на лестничной клетке. Андрей, её муж, выскочил следом — растерянный и виноватый.
В машине она хранила гробовое молчание. Что тут объяснять? Она прекрасно знала: в этой семье к любому заболеванию относились как к мелким неприятностям вроде плохой погоды — что будет, то и будет. Знала, и всё равно приехала. Собственная недальновидность злила её больше всего.
…Первый тревожный звонок прозвенел ещё прошлой весной. Светлана, золовка, заявилась к ним в гости с сильно кашляющей Полиной. Елена тогда промолчала — не её ведь ребёнок. Но через два дня температура взлетела под сорок уже у неё самой.
Елена работала веб-дизайнером удалённо. Подцепить вирус было неоткуда, кроме как от племянницы. Дедлайн по крупному проекту горел синим пламенем, а она лежала с лихорадкой. Пришлось работать через силу, глотая жаропонижающие таблетки. Начальник всё равно высказал ей всё, что думает о сорванных сроках.
— Ну, извини, — пожала плечами Светлана, когда Елена позвонила ей. — Откуда мне знать, что у тебя такой ослабленный иммунитет?
Вот так. Виновата сама. Иммунитет слабый, видите ли. Не то что у «нормальных людей».
Золовка регулярно водила Полину в детский сад больной. Воспитательница однажды публично отчитала её перед всеми родителями. Светлана только фыркнула в ответ:
— Это же дети. Если моя кашляет, значит, там уже все заразились! А мне нужно работать. На больничных ты долго не просидишь — премию срежут.
Логика, конечно, железная. Но только для неё. То, что страдают другие малыши и их родители, — это не её забота.
После случая с ветрянкой Елена дала себе жёсткое слово: никаких встреч, пока не родится ребёнок. Она придумывала нелепые отговорки, путала даты, жаловалась на постоянное недомогание. Из роддома выписалась на день раньше, чем сообщила свекрови. В гости пускала только собственную мать.
— Леночка, как там Егорка? Когда нам покажете внука? — волновалась Галина Петровна по телефону.
— Врач строго велел соблюдать карантин. У него очень чувствительный иммунитет. Мы даже на прогулки пока не выходим.
Елена врала, юлила, играла роль чрезмерно паникующей матери. Что угодно, лишь бы не пустить вечно сопливую Полину на порог.
Но в ноябре Светлана явилась без какого-либо предупреждения. Елена открыла дверь на автомате — и спохватилась слишком поздно. Полина уже топала к детской, громко шмыгая носом.
— Мы к вам на чашку чая! — сияла золовка. — Полина так просилась увидеть маленького братика. Дети же обожают малышей.
Елена скрестила руки на груди. Материнский инстинкт орал: выгони их. Немедленно. Но хорошее воспитание не позволило.
— Полина опять нездорова?
— Да брось ты! Это всего лишь остаточная аллергия. Вообще, дети обязаны болеть — так вырабатывается иммунитет, — отмахнулась Светлана.
Через полчаса Елена всё-таки смогла выпроводить их под предлогом, что нужно срочно встречать Андрея. Но это было напрасно. Через два дня у Егора температура взлетела почти до сорока. Начались судороги.
Та ночь превратилась в сущий кошмар. Скорая помощь, госпитализация, капельницы. Двухмесячный ребёнок, весь в проводах и датчиках. Елена не спала, сидела рядом с крошечной кроваткой и беззвучно плакала. Не от усталости — от ярости на саму себя. Она ведь могла просто не открыть им дверь. Могла. Но побоялась.
— Всё. С меня достаточно, — сказала она Андрею утром. — Больше никаких больных Полин в нашем доме.
— Лен… то есть, Мариш, ну Полина же не виновата. Она же ребёнок.
— Я знаю. Но от одного её вида у меня начинается нервный тик. Она ходячая бактериологическая угроза. Каждая наша встреча заканчивается больницей. Так что всё.
Муж промолчал. Елена видела, как ему неловко. Но ей было плевать. Неловко — это когда одежда мала. А когда твой младенец бьётся в конвульсиях, это уже не неловко. Это почти преступление.
Полностью оградиться от них не получилось. Они не приехали к свекрови на Новый год, сославшись на простуду. Восьмое марта провели у родителей Елены за городом, в селе Калиновка. Но запретить поздравить внука с первым днём рождения было абсолютно невозможно.
— Я позвал маму и Светлану, — сообщил Андрей накануне. — Они приедут к пяти вечера.
Елена мыла посуду. Губка замерла в её руках. Она обернулась, не веря своим ушам.
— Я же тебя просила…
— Перестань. Они не чужие люди. Я специально спросил — Полина абсолютно здорова. В конце концов, твоя мама тоже завтра приезжает! А мои что, прокажённые?
Елена сжала зубы, но в итоге кивнула. По-хорошему, это надо было обсуждать заранее. Но ладно. Уступит. Вдруг правда что-то изменилось?
Ничего не изменилось.
Полина сидела в углу, угрюмая и молчаливая. Не играла, не бегала. Это сразу показалось подозрительным.
— С Полиной всё в порядке? — тихо спросила Елена у золовки на кухне.
— Ну, горло утром немного першило. Дала ей таблетку — уже лучше, — спокойно ответила та, не моргнув глазом.
Елена глубоко вдохнула. Сосчитала до десяти. Потом ещё раз. Это не помогло.
— Светлана. Ты уже просто замучила нас своей вечно больной дочерью. Каждый твой визит оборачивается госпитализацией.
— Да пускай болеет! — беззаботно отмахнулась золовка. — Ему же всё равно скоро в детский сад. Зато адаптация пройдёт быстрее и проще.
Елена уставилась на неё. Мозг отказывался воспринимать услышанное.
— То есть я должна тебя поблагодарить?
— Не благодарить. Но ты, Лен, слишком паникуешь. Чересчур трясёшься над ним. Все дети постоянно болеют. Это нормальный процесс.
— Не все дети болеют от того, что кто-то специально тащит заразу в чужой дом!
Праздник был безвозвратно испорчен. Никто не ушёл раньше, доели торт, спели детские песни. Но радость куда-то испарилась. Через три дня Елена снова сидела с жаропонижающим над сыном. Снова крики, слёзы, бессонные ночи.
Казалось бы, на этом можно было поставить жирную точку. Андрей сам убедился: такие гости им совершенно не нужны. Но судьба решила поставить под этой точкой жирное подчёркивание.
Тридцатого декабря муж вернулся домой мрачнее тучи. Швырнул ключи на столик в прихожей, молча прошёл в спальню.
— Что стряслось? — Елена заглянула в комнату.
— Не подходи ко мне. Держись с Егором подальше, — глухо произнёс он. — Я был у Светланы. Она попросила помочь собрать ей новый велосипед. Для Полины, подарок на Новый год.
Повисла напряжённая тишина. Елена уже знала, что последует дальше.
— И что?
— У них в группе вспышка кишечной инфекции. Она мне об этом сообщила только в самом конце. Когда я уже полностью всё собрал.
…Они встречали Новый год в стенах госпиталя, в больничных пижамах. Никаких праздничных курантов, никаких салатов, никакого шампанского. Андрей лежал пластом, Елена металась между ним и Егором, которому тоже досталось. Оливье так и остался стоять в холодильнике.
— Я так больше не могу, — сказала она мужу второго января. — Я не из стали. Я устала бояться. Устала за Егора, устала за тебя. Всё — только общение по телефону. Ты согласен?
— Согласен, — устало кивнул он.
На этот раз это было искренне. Видимо, когда тебя самого выворачивает наизнанку от ротавируса, начинаешь понимать: в ближнем кругу не должно быть тех, кто осознанно ставит твоего ребёнка под удар ради собственного удобства. Даже если это родные. Даже если «все дети болеют».
Елена смотрела в окно. Снег падал мягко и бесшумно. Новый год только начался. Где-то люди обнимались, радовались, строили планы. А она чувствовала себя совершенно одинокой. Они с Андреем приняли единственно верное решение, но цена оказалась очень высокой. Теперь они стали теми самыми «трудными родственниками», о которых говорят шёпотом. Теми, кто «возомнил себя слишком важным».
Но когда она посмотрела на мирно спящего в кроватке Егора, все сомнения мгновенно улетучились. Пусть они станут чужими для его семьи. Пусть остаются в изоляции. Зато они будут живы и здоровы.
Это был её осознанный выбор. И она не собиралась его менять.
Как же тяжело иногда приходится принимать решения, которые защищают твою семью, но при этом ставят крест на родственных отношениях. В истории Елены победили инстинкты, а не вежливость, и это правильно.
А как далеко вы готовы зайти, чтобы оградить своего ребёнка от «заразной» логики и эгоизма даже самых близких родственников?
