— Мам, а где ты? — голос Игоря дрожал от непонимания. — Дома никого нет, а ужина… ужина тоже нет.
— Приготовьте сами, — спокойно ответила Людмила Семёновна, глядя в окно пансионата на закатное солнце.
— Как это — сами? Мы же не умеем! А папа вообще… — Олег перехватил трубку у брата.
— Научитесь. Время пришло.
Люда отключила телефон и впервые за двадцать лет почувствовала что-то похожее на облегчение. Нет, не радость — до неё было ещё далеко. Но эта тяжесть в груди, которая копилась годами, наконец дала трещину.
Началось всё три недели назад, когда директор вызвал её к себе. Сорок пять лет, двадцать из которых она отдала одной компании, безупречная репутация — и вдруг «сокращение штата». Людмила помнила, как стояла в кабинете и кивала, соглашаясь с неизбежным, а в голове билась только одна мысль: как теперь оплачивать учёбу мальчиков?
Дома её встретили привычно. Сергей Иванович смотрел новости, близнецы играли на приставке. Никто не поднял головы, когда она прошла на кухню готовить ужин. Даже когда она сообщила об увольнении, реакция была предсказуемой.
— Ничего, Людочка, что-нибудь найдёшь, — отмахнулся Сергей Иванович, не отрываясь от экрана. — Ты же у нас умница.
— А деньги на универ откуда возьмём? — Игорь впервые проявил интерес к семейным финансам.
— Мам, ты же что-нибудь придумаешь, — добавил Олег с такой уверенностью, словно она была волшебницей.
Придумает. Найдёт. Решит. Как всегда.
Людмила вспоминала, когда это началось. Наверное, ещё в первые годы брака, когда Серёжа называл её своей «хозяюшкой» и умилялся, глядя, как она хлопочет по дому. Потом родились мальчики, и заботы удвоились. А она так хотела быть хорошей женой, хорошей матерью… Где-то в этой погоне за «хорошестью» потерялась она сама.
Работала, зарабатывала больше мужа, вела дом, воспитывала детей. А они привыкли. Привыкли так, что даже не замечали её усилий. Для них это стало естественным — как солнце встаёт каждое утро.
— Мама должна, — говорили сыновья.
— Жена справится, — думал муж.
— Я обязана, — считала сама Людмила.
Но в тот вечер, когда Игорь с Олегом объявили, что поступают только на платное отделение («Зачем рисковать с бюджетом, если у мамы есть деньги?»), что-то щёлкнуло в её голове. Как в старых игрушках — ключик прокручивается, а завестись уже не может.
Она собрала небольшую сумку, купила билет в пансионат и оставила короткую записку: «Уехала отдохнуть. Деньги в тумбочке». Впервые за годы не объясняла, не извинялась, не переживала об их реакции.
Первые дни в пансионате просто спала. Высыпалась так, как не высыпалась лет десять. Потом начала думать. О себе, о своей жизни, о том, что хочет именно она, а не они.
Странно, но ответ пришёл быстро. Она хотела тишины. Хотела читать книги, не отвлекаясь на крики «Мам, где моя рубашка?». Хотела пить кофе медленно, смакуя каждый глоток. Хотела принадлежать себе хотя бы несколько часов в день.
Телефон разрывался от звонков. Сначала возмущённых, потом растерянных, потом почти панических. Она не отвечала.
На пятый день позвонила сама.
— Люда, ты где? — голос Серёжи дрогнул. — Мы с ума сходим!
— Учусь жить для себя, — ответила она. — А вы?
— Как это — для себя? А мы?
— А что вы? Вас трое взрослых мужчин. Неужели не справитесь?
Сергей Иванович молчал. Наверное, впервые за годы задумывался о том, что жена — не функция, а человек.
— Но мы же тебя любим! — наконец выдавил он.
— Любите? — Людмила усмехнулась. — Или привыкли пользоваться?
За неделю её жизнь кардинально изменилась. Она нашла новую работу — даже лучше прежней. Сняла маленькую комнату у пожилой женщины. Впервые за годы покупала продукты только для себя.
Когда снова позвонила домой, говорил уже Олег:
— Мам, мы подали документы на бюджет! Оказывается, у нас неплохие шансы!
— Вот как? — Людмила не скрывала удивления.
— Да, и ещё… Папа научился включать стиральную машину. А Игорь готовит макароны — почти съедобные!
— И как вам такая жизнь?
— Знаешь, не так уж плохо. Даже интересно как-то. Мы теперь сами за себя отвечаем.
Людмила закрыла глаза. Оказывается, они могли. Просто никогда не было необходимости.
— Когда вернёшься? — Олег помолчал. — Мы соскучились. По-настоящему соскучились, не просто по твоим борщам.
— Не знаю, — честно ответила она. — Возможно, не скоро.
— А может, и не нужно возвращаться? — неожиданно сказал сын. — То есть, мы хотим, чтобы ты вернулась, но… может, мы сами приедем к тебе? В гости? Как к… как к человеку, а не как к маме-функции?
Людмила почувствовала, как что-то тает в груди. Не всё потеряно. Не всё.
— Олег?
— Да, мам?
— Может быть. Посмотрим.
Она повесила трубку и посмотрела в зеркало. Сорок пять лет, морщинки в уголках глаз, седые нити в волосах. Но в глазах впервые за годы — живой блеск. Она снова существовала. Не только для других — для себя.
Завтра новый рабочий день, новые коллеги, новые задачи. А дома трое мужчин учатся жить самостоятельно. Возможно, учатся ценить то, что раньше принимали как должное.
Людмила Семёновна улыбнулась своему отражению. Какой будет эта новая жизнь? Вернётся ли она домой? И если да, то на каких условиях?
Пока она не знала ответов. Но впервые за годы это её не пугало. Впервые она могла позволить себе не знать, не планировать, не решать за всех.
Просто жить. Для себя.
