— Мам, он опять не хочет есть суп, — устало произнесла Софья, входя на кухню с тарелкой в руках.
Надежда Степановна даже не подняла головы от мойки:
— А ты попробуй не уговаривать, а просто поставь перед ним. Голодный — съест.
— Он ещё маленький, ему всего четыре года…
— В четыре года я уже сама себе кашу варила, когда мать на двух работах пропадала.
Софья поставила тарелку на стол чуть резче, чем следовало. Опять начинается. Опять эти сравнения, укоры, намёки на то, что она слишком мягка с сыном.
Лёва тем временем носился по коридору, громко подражая звукам самолёта. Его энергия казалась неиссякаемой, особенно в стенах этой тесной двухкомнатной квартиры в Киеве.
— Лёва, тише! — крикнула бабушка. — Соседи снизу жаловаться будут!
Мальчик на секунду притормозил, потом снова помчался, правда, чуть тише.
Софья посмотрела на часы. Четверть седьмого. Отец скоро с дачи вернётся, и начнётся обычная суета с ужином. А она так и не успела толком поискать работу — весь день ушёл на Лёвины капризы и домашние дела.
— Соня, — позвала мать, не оборачиваясь, — а когда ты собираешься съехать?
Вопрос прозвучал как удар под дых. Софья замерла с чашкой в руках.
— Что?
— Ну не вечно же вам тут торчать. Квартира маленькая, мы с отцом привыкли к тишине…
— Мам, я же ищу работу. Как найду, так сразу и…
— Ищешь? — Надежда Степановна обернулась, и в её глазах плескалось что-то колючее. — Уже три месяца ищешь. А воз и ныне там.
Софья опустила взгляд. Что она могла ответить? Что за эти три месяца не было ни одного нормального предложения? Что везде требуют опыт, которого у неё нет после декрета? Что на собеседованиях косо смотрят, когда узнают про маленького ребёнка?
— Мне предлагали в «Сільпо» на кассе, но там график…
— А что не так с графиком? Работа как работа.
— Там же сменный график, по выходным тоже. А Лёва маленький, кто с ним сидеть будет?
Надежда Степановна фыркнула:
— Ну конечно. Удобно придумала. И работать не хочется, и ребёнка не с кем оставить. А мы, значит, должны вас содержать?
Софья почувствовала, как щёки загорелись. Неужели мать правда так думает? Что она здесь на шее сидит от хорошей жизни?
— Мам, я не от хорошей жизни сюда приехала. Ты же знаешь…
— Знаю, что развелась. А почему развелась — толком так и не объяснила.
— Объяснила. Не сошлись характерами.
Надежда Степановна скривилась:
— «Не сошлись характерами»… В наше время не разбегались из-за характеров. Терпели, работали над отношениями.
Как же хотелось крикнуть правду! Рассказать про синяки, которые она научилась искусно прикрывать тональным кремом. Про запах перегара по утрам и пьяные выходки. Про то, как Лёва прятался под кроватью, когда папа приходил домой злой…
Но что толку? Мать всё равно найдёт способ переложить вину на неё. Скажет, что плохо за мужем смотрела, не создала домашний уют.
— Соня, я понимаю, тебе тяжело, — голос Надежды Степановны стал мягче. — Но пойми и нас. Мы с отцом всю жизнь работали, думали, что на пенсии отдохнём наконец. А тут опять шум, гам, детские крики…
Лёва как раз пробежал мимо кухни, волоча за собой машинку на верёвочке. Колёсики громыхали по паркету.
— Лёва, осторожно! — крикнула Софья. — Пол поцарапаешь!
— Уже поцарапал, — сухо заметила бабушка. — Вчера смотрела — там где колёсики ездят, следы остались.
Софья закрыла глаза. Ещё одна претензия в копилку. Паркет. Как будто этот дурацкий паркет важнее её сына.
— Извини, мам. Я ему объясню…
— Не в паркете дело, — устало произнесла Надежда Степановна. — Дело в том, что мы просто не готовы к такому… соседству. Понимаешь?
Софья прекрасно понимала. Они устали от неё. От её проблем, от внука, от необходимости делить своё пространство. И кто их осудит? Они действительно заслужили спокойную старость.
Но куда ей деваться? С Лёвой на руках, без работы, без денег на съёмную квартиру?
— А что ты предлагаешь?
Мать помолчала, потом решительно повернулась к дочери:
— Слушай моё предложение внимательно. Лёва остаётся с нами. Я его воспитаю как следует, отдам в садик, потом в школу. А ты устраивайся на любую работу — хоть в этот «Сільпо», хоть куда. Снимешь комнатку, встанешь на ноги. А потом, когда дела наладятся…
— Ты предлагаешь мне оставить сына? — Софья не поверила своим ушам.
— Не оставить, а временно доверить нам. В твоих же интересах. И в его тоже.
— Мам, он мой ребёнок!
— И мой внук. Я его не обижу. Наоборот, дисциплине научу, что тебе явно не удаётся.
Софья почувствовала, как внутри что-то лопается. Все эти месяцы она терпела намёки, упрёки, косые взгляды. Сжимала зубы, когда мать критиковала её методы воспитания. Молчала, когда отец многозначительно вздыхал, глядя на разбросанные игрушки.
А теперь… Теперь ей предлагают выбор: либо отдать ребёнка, либо убираться вон.
— Знаешь что, мам? — голос звучал на удивление спокойно. — Спасибо за предложение. Но нет.
— Соня, ты не понимаешь…
— Понимаю. Я прекрасно понимаю. Мы тебе мешаем. Ты хочешь от нас избавиться, и неважно как — хоть разлучив меня с сыном.
— Не говори глупости!
— Какие глупости? — Софья встала, выпрямилась во весь рост. — Ты сама только что предложила мне отдать тебе Лёву!
Надежда Степановна дёрнула плечом:
— Я предложила разумный выход из ситуации.
— Для кого разумный? Для тебя?
В коридоре раздался звук открывающейся двери — вернулся отец. Лёва с визгом радости побежал его встречать.
— Дедушка, дедушка! А мы тут с мамой разговаривали!
— Разговаривали? — Михаил Иванович заглянул в кухню, окинул взглядом напряжённые лица жены и дочери. — О чём разговаривали?
— Да так, по пустякам, — буркнула Надежда Степановна.
Софья посмотрела на отца. Добрые усталые глаза, мягкая улыбка. Он всегда был тише воды, ниже травы. Никого не осуждал, никого не критиковал. И сейчас тоже промолчит.
— Пап, а ты как думаешь? — спросила она. — Нормально, когда бабушка предлагает внука у матери забрать?
Михаил Иванович растерянно заморгал:
— Вы о чём?
— О том, что маме надоело нас терпеть. И она предлагает «компромисс»: Лёва остаётся, я съезжаю.
Отец перевёл взгляд на жену:
— Надя?
— А что такого? — воинственно вскинулась та. — Ребёнку нужна стабильность, дисциплина. А Соня пусть сначала на ноги встанет.
— Папа… — Софья почувствовала, как голос дрожит. — Скажи ей…
Но Михаил Иванович только вздохнул и покачал головой:
— Девочки, разберитесь сами. Я в женские дела не лезу.
И вышел из кухни.
Софья стояла, сжав кулаки. Вот и всё. Даже отец не встал на её защиту. Просто умыл руки и ушёл.
— Ладно, — тихо сказала она. — Ладно, мам. Я поняла.
— Что поняла?
— Что нам здесь не место. Завтра же начну искать, куда съехать.
— С чего вдруг? — Надежда Степановна забеспокоилась. — Я же предложила разумный вариант…
— Твой вариант меня не устраивает. Лёва — мой сын, и я его никому не отдам. Даже тебе.
— Соня, не горячись. Подумай спокойно…
— Думать особо не о чем. Либо мы живём вместе, либо уезжаем вместе.
Софья развернулась и пошла к выходу из кухни. На пороге обернулась:
— И знаешь что? Может, оно и к лучшему. Лёва не должен расти в доме, где ему не рады.
Она вышла в коридор, где Лёва показывал дедушке новый рисунок.
— Лёвушка, собирай игрушки. Мы скоро поедем.
— Куда поедем?
— На новую квартиру. Нашу собственную.
Мальчик радостно захлопал в ладоши:
— А там будет моя комната?
— Обязательно будет.
Софья не знала, где они будут жить завтра. Не знала, как найдёт деньги на съёмную квартиру. Не знала вообще ничего.
Знала только одно: с сыном не расстанется. Что бы это ни стоило.
А Надежда Степановна осталась стоять на кухне, глядя на недоеденный Лёвин суп. И впервые за все эти месяцы дом показался ей не тихим и уютным, а просто пустым.
Эта история — настоящая драма. Мне кажется, самое страшное в ней — не сам конфликт, а равнодушие близких людей, которые вместо поддержки готовы отвернуться. Как вы думаете, почему родители так поступили? И что бы вы посоветовали Софье?
