— Ну и сволочь ты, Виктория… — Михаил скривил улыбку, глядя на неё так, будто встречал впервые.
— Я? — Виктория чуть приподняла бровь. — Ты хоть посмотри на себя: трусы себе купить без маминой подсказки не способен.
Квартира наполнялась ароматами жареной картошки и дешёвого мужского одеколона. Виктория стояла у окна с чашкой еле тёплого кофе и смотрела на унылые серые хрущёвки за стеклом — казалось, они видели больше слёз, чем свадебных фотографий на стенах их обитателей.
— Вика, ты же не забыла, что мама просила с ней встретиться? — раздался Михаил из прихожей, в голосе уже прозвучала тотальная льстивая интонация: начинать «промывание мозгов».
— О, конечно, забыла бы я эту «важнейшую» встречу века: ты, я и твоя извечная королева драмы. — Виктория не оборачивалась.
Михаил вышел из спальни, почесывая бок, и натянул на себя футболку, купленную, как обычно, за её счёт.
— Что ты опять начинаешь? — пожал он плечами. — Она же моя мать, ей тревожно за нас.
Виктория медленно обернулась, и в её взгляде всё на миг сжалось:
— За нас? Или за то, чтобы выжать из меня ещё пару сотен гривен на её «скромный» косметический ремонт?
— Ну это ты перегибаешь… — хмуро ответил он. — Там трубы текут, стены осыпаются…
— Михаил, хватит! — Виктория так хлопнула чашкой о стол, что кофе брызнул на скатерть. — Стены осыпаются, а я снова должна оплачивать? Может, и за свет у себя дома долгов немало — тоже моя обязанность?
Он сжал губы и опустился на край дивана.
— Вика, у мамы ведь пенсия крошечная…
— А у тебя что, руки по локоть? — Виктория медленно прошлась по комнате, словно хищница в клетке. — Тебе почти сорок, а ты мне ещё рассказываешь, где взять деньги?
— Не начинай… — он опустил глаза.
— Закончи хоть раз! — едко сказала она. — Я устала быть вашим банкоматом и курьером маминой алчности.
Его лицо вспыхнуло красным.
— Ты обязана помогать! — воскликнул он. — Мы же семья!
— Семья? — голос Виктории задрожал. — Повтори это ещё раз, но так, чтобы я поверила.
— Вика… — он попытался подойти ближе, но она отшатнулась.
— Не прикасайся. Я не пахну деньгами, чтобы спонсировать её розовые грёзы о «евроремонте».
Он вскинулся, сжав кулаки:
— Ты ещё пожалеешь об этом!
— Запиши себе напоминание, — сухо рассмеялась она. — Скажешь «пока» — я уже буду на загородном участке, попивать вино в тишине.
— На даче? — он застыл. — Что это ещё за новости?
— Новости? Я учусь жить для себя, — ответила она без тени сомнения.
В коридоре зазвонил телефон — знакомое «бип-бип» материнского имени на экране. Сердце Виктории дрогнуло, но она сжала кулак.
— Ответишь? — бросила она через плечо.
— А ты? — обиделся он.
— Я уже высказалась.
Звонок продолжал звучать, как муха за стеклом. Михаил медленно подошёл к двери, будто готовясь бежать.
— Виктория, мы всё можем обсудить… — голос его стал мягче.
— «Мы»? — она посмотрела на него пустыми глазами. — Ты и твоя мать? Слишком разные взгляды на то, что такое семья.
И в этот момент она отчётливо поняла: их «семья» распалась ещё до того, как он в очередной раз попросил занять денег на таблеточки для мамы, косметику и новый диван.
Он стоял в проёме и пытался что-то вымолвить, но между ними уже была ледяная пропасть.
— Я ухожу, — еле слышно произнёс он.
— Я знаю, — тихо ответила она и шагнула в спальню, где впервые за много лет ощутила себя хозяйкой.
Как только дверь с тихим щелчком закрылась, Виктория позволила себе глубокий вздох облегчения.
Она уселась за кухонный стол и бездумно крутилa в чашке ложку: кофе остыл, словно все её попытки сохранить этот дом. Вчера Михаил захлопнул дверь, оставив после себя запах дешёвого одеколона и горечь предательства.
Телефон вновь завибрировал.
— Виктория, это Татьяна Петровна, — раздался в трубке резкий голос без всякого «здравствуйте». — Я слышала, вы поссорились. Ну поздравляю, пусть теперь у него инфаркт будет!
— Инфаркт? — переспросила она с улыбкой, полной сарказма. — Оттого, что я отказалась платить за ваш линолеум?
— Девочка моя, — сладко, но с выпадом в голосе заявила теща. — Я сына вырастила, чтобы он тебя обеспечивал!
— Спасибо, конечно. Стоит ли мне оплатить вам курс по самооценке? — Виктория прикрыла глаза и глубоко вдохнула.
— Ты неблагодарная… — голос Татьяны Петровны дрогнул. — Но чтобы выдворить собственного мужа — у тебя нет сердца!
— Сердце есть, — холодно ответила Виктория. — Но оно больше не хочет быть спонсором ваших хотелок.
Она отключила звонок и уставилась в окно, где серые дома давно уже не внушали печали, а обещали свободу.
Прошло полчаса. В дверь позвонили — Виктория знала, кто это, ещё прежде чем выглянуть в глазок. Михаил стоял с пакетом вещей, глаза опухли от слёз.
— Давай поговорим, — голос его дрожал.
— Мы уже всё обсудили, — шагнула она навстречу, но дверь не открыла.
— Я был неправ… — он ударил кулаком по косяку. — Нельзя так просто всё разрушить!
— Это не я рушу, — спокойно ответила Виктория. — Это ты никогда не строил.
— Вика! — воскликнул он. — Если ты не впустишь меня, я крайне пожалею…
— Угрозы? — улыбнулась она ледяной улыбкой. — Хочешь, я вызову полицию?
— Да вызывай! — он выдохнул. — Посмотрят, как ты выгоняешь мужа на улицу, словно собаку…
— Замечательный план, — холодно произнесла она. — Тогда старый линолеум для поминок точно сгодится.
На лестничной клетке повисла гнетущая тишина, а вскоре тяжёлая поступь Михаила удалялась вниз по ступеням.
Виктория закрыла глаза: грудь болела, но это уже не было виной — это был смешанный страх и облегчение.
Через две недели она впервые за много лет заглянула на сайт агентства недвижимости. На экране перелистывались объявления дачных домиков с террасами и садиками — вот он, её билет в новую жизнь.
Телефон снова загудел: «Михаил». Она сжала губы и сбросила вызов.
— Никаких компромиссов, — прошептала она себе. — Теперь я живу для себя.
На экране появилось новое сообщение: «Ты ещё вернёшься ко мне на коленях».
Виктория улыбнулась:
— Никогда.
А как бы вы поступили, оказавшись на её месте?
