— Прикол какой! — думала Нина, разглядывая фотографию в золотистой пластиковой рамке. Мужчина с густыми усами, в форме железнодорожника. Серьёзный такой. Важный.
— Дед мой, — Аркадий поправил рамку на комоде. — Георгий Лермонтов-Орлов. Начальник станции был.
Двойная фамилия у железнодорожника! Нина прикусила губу, чтобы не улыбнуться. Мило. Наивно даже. Где-то в глубине души — трогательно.
А мать Аркадия… Татьяна Павловна встретила её в домашнем халате. Но не простом — шёлковом, с кисточками из китайского шёлка. С кружевными манжетами. В два часа дня. Дома. Как будто одеться нормально по-простому нельзя было.
— Проходи, дорогая, — она изящно повела рукой к столу. — Чай будем пить. Только из семейного фарфора, конечно.
Конечно! Нина кивнула. А почему бы и нет?
Квартира — панелька обычная. Хрущёвка. Низкие потолки, узкие комнаты. Но обставлена… с претензией. Сервант огромный, тёмный, занимает полстены. В нём — чашки золотистые, сервиз хрустальный какой-то торжественный, статуэтки. Потемневшие от времени.
— Серебро, — Татьяна Павловна погладила чайник. — Фамильное. От свекрови досталось.
Нина присмотрелась. Мельхиор, похоже. Обычный советский сервиз. Но серебро так серебро. Какая разница?
На стенах — картины в рамах. Не картины даже. Репродукции. «Утро в сосновом лесу», «Девочка с персиками». Тарас Шевченко с усами смотрит строго с центральной стены.
— Наша галерея, — Татьяна Павловна обвела рукой стены. — Искусство любим. Всегда ценили.
Рамы золотистые. Пластиковые, но блестящие. Да, подумала Нина, красиво. Домашний музей получился.
— У нас традиции есть, — Татьяна Павловна разливала чай в золотистые чашки. — Мы не простые люди. Отец мой — учитель литературы в школе номер семь. Всего Шевченко наизусть знал. Леси Украинки тоже. А свекровь в районной библиотеке работала. Книги — это наше всё.
Нина кивала. Слушала. Интересно было — как люди живут. Как себя видят. Как обычное превращают в особенное.
— Понимаешь, милая, — Татьяна Павловна подвинула к ней розетку с вареньем, — фамилия наша… Она обязывает. Лермонтовы-Орловы — это не просто так. Это история.
История железнодорожника и библиотекарши. Нина улыбнулась. Мило же!
— Дед мой не простой начальник станции был, — продолжала Татьяна Павловна. — Он всю жизнь книги читал. Образованный человек. А прабабушка моя Орлова… Она в гимназии училась. Представляешь? В настоящей гимназии! Её родители с князьями общались, книги обсуждали — также как мы сейчас чай пили из вот этого сервиза.
Ага, думала Нина. Значит, отсюда двойная фамилия. Красивая история.
Первый ужин — настоящее событие. Свечи зажгли в подсвечниках. Скатерть белая, накрахмаленная до хруста. Салфетки тканевые, с вышивкой. Котлеты с картошкой в этой обстановке выглядели… почти торжественно. — Мы не едим руками, — Татьяна Павловна строго одёрнула Нину, когда та потянулась к хлебу. — Ножом и вилкой. Всё подряд. Даже хлеб? Нина взяла приборы. Разрезала кусок. Аккуратно отправила в рот вилкой. Ладно, поиграем в аристократов. — Телевизор во время еды не включаем, — добавила свекровь. — Трапеза — момент священный. Мы ведём образовательные беседы. Беседовали о погоде. О соседях сверху, которые шумят. О ценах в продуктовом магазине. Но при мерцающих свечах даже разговоры о коммунальных платежах звучали… как-то торжественнее. — Мы всегда так ужинаем, — пояснила Татьяна Павловна. — Красиво. Культурно. Не как дикари какие-то. Встречались они полгода. Обычно. Кино, кафе, прогулки по парку. Аркадий казался спокойным, надёжным. Нина устала от одиночества, от съёмной однушки, от постоянной неопределённости. Захотелось наконец стабильности. Свадьба была скромная. Загс, небольшое кафе, человек двадцать гостей. Нина переехала к Аркадию и его матери в их двухкомнатную хрущёвку. Своей квартиры у него не было — все годы жил с мамой. — Временно, конечно, — обещал он. — Потом отдельно будем жить. Как деньги накопим. Но временно затягивалось. А правила в доме оказались строгие. Аркадий работал менеджером в автосалоне. Самым обычным. Зарплата средняя по городу. Нина — медсестра в поликлинике. Тоже не богачка. Но правила в доме — как у настоящих аристократов. — Кофе мы пьём исключительно молотый, — заявляла Татьяна Павловна. — Из фарфора. Растворимый — это не для нас. Нина молола зёрна в старенькой кофемолке. Заваривала в турке. Разливала в красивые чашки. Действительно вкуснее получалось, чем растворимый. — Полы натираем до блеска, — следующее правило. — Каждый день. Чтобы отражались потолки. Нина натирала специальным средством. Ползала на коленях. Старалась изо всех сил. Получалось красиво — полы как зеркало. — Цветы в доме — всегда свежие. Музыка — только классическая. Одежда даже дома — только приличная, никаких футболок растянутых и штанов спортивных. Правила множились с каждым днём. Нина выполняла старательно. Игра же! Интересно попробовать жить… по-особенному. Аристократично… — Мы не покупаем дешёвую еду, — объяснила Татьяна Павловна в магазине. — Только качественное. Мясо — у проверенного мясника. Молоко — фермерское. Хлеб — в пекарне. — Овощи — только с рынка. Магазинные — невкусные. — Сыр — только настоящий. Не эти плавленые ужасы. Нина кивала. Покупала дорогие продукты. Действительно вкуснее было. Неделя прошла. Вторая. Нина изучала новые семейные законы. — В магазин идём только прилично одетые, — наставляла Татьяна Павловна. — Что люди подумают? Мы же не деревенские. — Готовим исключительно сами. Никакой готовой еды. Полуфабрикатов. Мы не дикари. — Постельное бельё на балконе не сушим. Неприлично. Соседи увидят. — Книги читаем только серьёзные. Классику. Детективы и любовные романы — не для нас. — Посуда должна блестеть. Малейшего пятнышка быть не должно. Нина покупала красивые домашние платья. Училась печь сложные пироги по старинным рецептам. Развешивала постиранное бельё в тесной ванной комнате. Читала Толстого вместо привычных детективов. — Столовые приборы — только металлические, — ещё одно правило. — Пластиковые — для дачи. — Салфетки — исключительно тканевые. Бумажные — дурной тон. — Скатерть меняем каждый день. Грязную скатерть — признак неряшливости. — Обувь в доме — только домашняя. Тапочки должны быть красивые. Нина выполняла. Запоминала. Привыкала. Тратила свои кровные. Пока что забавно было играть в благородную семью. — Гости должны видеть наш уровень, — объясняла Татьяна Павловна. — Мы не можем ударить в грязь лицом. Гости приходили каждые выходные. Соседи по лестничной площадке, дальние родственники из других районов. Нина накрывала стол — красиво, торжественно. Свечи, мельхиоровый сервиз, лучшая посуда. — Как у вас уютно! — восхищались гости. — Как красиво всё! Татьяна Павловна принимала комплименты с достоинством. Рассказывала о семейных традициях, о фамилии, о культурных корнях. — Мы привыкли жить красиво, — говорила она. — Воспитание у нас соответствующее. — Дед мой образованный человек был. Книги читал. Я в школе работала. Культуру знаю. — Мы же не можем жить как все. У нас уровень другой. А Нина после гостей мыла гору посуды. Оттирала пятна со скатерти. Чистила потемневший сервиз. До двух ночи возилась на кухне. Утром — снова на работу. Две смены подряд. Денег нужно всё больше — на поддержание семейного уровня. Теперь же она часть семьи мужа. Месяц прошёл. Второй. Нина с удивлением обнаружила — её зарплата тает как снег. Молотый кофе дороже растворимого в три раза. Фарфоровые чашки разбились гостями — пришлось покупать новые за полторы тысячи гривен. Цветы дважды в неделю — ещё тысяча. Специальное средство для полов — пятьсот гривен за флакон. Красивые домашние платья — тысяч по пять каждое. — Мы не экономим на качестве, — объяснила Татьяна Павловна. — Лучше меньше купить, но хорошее. — Дешёвые продукты — это не для нашей семьи. Покупаем только качественное. Нина брала дополнительные смены. Дежурила по выходным. Подрабатывала в частной клинике. Денег всё равно катастрофически не хватало на поддержание «качественной жизни». Как они вообще справлялись вдвоем? Теперь и вместе с зарплатой Нины еле хватало на поддержку имиджа. А правил в доме становилось ещё больше. — Постельное бельё — только белоснежное. Цветное — безвкусица. — Полотенца — исключительно махровые. Вафельные — для кухни. — Швабра — только с микрофиброй. Обычная — царапает ламинат. — Моющие средства — только дорогие. Дешёвые — химия вредная. — Стиральный порошок — только для деликатных тканей. Обычный — портит вещи. Нина покупала. Меняла. Учила правила наизусть. Как таблицу умножения. — Окна моем специальным средством. Обычное — разводы оставляет. — Зеркала протираем газетами. Тряпкой — тоже разводы. — Ванну чистим только мягкими средствами. Агрессивные — эмаль портят. Нина выполняла. Старалась. Уставала всё больше. — Ты устало выглядишь, — заметил Аркадий однажды вечером. — Может, витамины купить? — Устаю, — призналась Нина. — Очень сильно устаю. — Но ведь красиво же у тебя получается! — он радостно обвёл рукой сверкающую комнату. — Как в кино! Как в кино… Нина посмотрела на своё отражение в зеркальных полах. На горящие свечи рядом с тарелкой котлет. На репродукции в золотистых рамах. — Может, упростим немного? — предложила она осторожно. — Что упростим? — не понял Аркадий. — Правила ваши. Хотя бы некоторые. Самые сложные. — Какие правила? — искренне удивился муж. — Мы нормально живём. Культурно. Обычно. Нормально? Нина мысленно пересчитала свои ежедневные дела. Подъём в шесть утра. Натереть полы. Приготовить правильный завтрак. Накрыть стол красиво. Одеться прилично. Работа. Магазин за дорогими продуктами в разные части города. Готовка сложного ужина. Уборка. Стирка. Глажка. Сон в час ночи. — Аркадий, — сказала она осторожно, — а если иногда… проще? Без всей этой сервировки? Кофе из обычных чашек? — Зачем нам это? — он не понимал. — Мы же не дикари какие-то. У нас стандарты есть. Мы всю жизнь так… — Стандарты, — повторила Татьяна Павловна, входя в комнату. — У нас в семье так принято. Мы уровень держим. — Дед мой образованный человек был. Книги читал. Я в школе работала. Культуру знаю. — Мы особенные люди, — добавила она убеждённо. — Не можем жить как все остальные. Нина начала понимать: для них это не игра. Это образ жизни. Серьёзный. Важный. Единственно правильный. Они действительно считают себя особенными. — Ты теперь Лермонтова-Орлова, — торжественно напомнила свекровь. — Это многое обязывает. К чему конкретно обязывает? К постоянной усталости? К трате всей зарплаты на поддержание семейных иллюзий? Да перед кем? Кому это вообще нужно? Кому интересна жизни как в спектакле? — Фамилия и родословная у нас непростая, — объяснила Татьяна Павловна. — История в ней заложена. Традиции вековые. История учителя литературы и библиотекарши. Нина хотела рассмеяться. Но не могла — слишком серьёзно они всё это воспринимали. — Мы не имеем права опускаться, — продолжала свекровь. — Уровень терять. Что люди подумают? Полгода прошло. Нина работала всё больше и больше. Зарплата медсестры целиком уходила на поддержание семейного «уровня». Аркадий тратил свои деньги на себя — встречи с друзьями в кафе, модную одежду, хобби. — Я больше зарабатываю, — разумно объяснял он. — Значит, могу себе позволить потратить на развлечения. А дом и ведение хозяйства — это твоя зона ответственности. Зона ответственности. Нина каждый день мыла полы до зеркального блеска. Чистила мельхиоровое «серебро» специальной пастой. Стирала белые накрахмаленные скатерти. Гладила тканевые салфетки. Каждый день одно и то же. По кругу. Бесконечно. — Может, мне помочь чем-то? — предложил Аркадий однажды, глядя на измученную жену. — Мужчина не должен заниматься домашним хозяйством, — категорически заявила Татьяна Павловна. — Что сказал бы твой дед?! Это чисто женская работа. Естественное разделение обязанностей. — Мужчина зарабатывает, женщина дом ведёт. Так было всегда. У нас, у нас… Нина смертельно устала от этих бесконечных «у нас». От правил. От традиций. От игры, которая стала настоящей тюрьмой. Аркадий, как мужчина, зарабатывал, но почему-то и зарплата Нины уходила полностью. — Может, хватит всех этих церемоний? — спросила она однажды вечером, собравшись с духом. — Давай жить проще. Естественнее. — Проще? — Аркадий удивлённо нахмурился. — Что конкретно ты имеешь в виду? — Ну… — Нина искала правильные слова. — Без всех этих сложных ритуалов. Обычно. Как все люди. — У нас есть принципы, — сказал он холодно. — Твёрдые принципы. Мы не можем жить как все. — Какие такие принципы? — не выдержала Нина. — Обязательно есть салат из огурцов и помидоров ножом? Хлеб ножом резать? На накрахмаленной скатерти котлеты есть? — Я не понимаю твоей иронии, — муж стал совсем холодным. — Мы культурные, воспитанные люди. — А если мне больше не нравится вся эта… культура? Аркадий посмотрел на неё долго. Серьёзно. Изучающе. Оценивающе. — Ты что такое говоришь? Хочешь носить уважаемую фамилию моей семьи — вкладывайся по полной, — сказал он медленно, чётко проговаривая каждое слово. — Никто тебя здесь силой не держит. Но если решаешь остаться — соответствуй нашему уровню. Соответствуй. Нина поняла: это ультиматум. Не просьба — жёсткое требование. — А если я не смогу соответствовать? — Тогда зачем тебе вообще наша фамилия? — ответил он предельно просто. Логично. Жестоко. Окончательно. — Мы дали тебе шанс, — вмешалась Татьяна Павловна. — Показали, как живут по-настоящему культурные люди. — Если не потянешь этот уровень — значит, не потянешь носить нашу фамилию, — равнодушно пожала она плечами. — Не всем это дано. — Не каждый может быть Лермонтовым-Орловым. На следующий день Нина начала тихо искать съёмную квартиру. Звонила. Считала деньги на аренду. Через неделю собрала свои немногочисленные вещи. Один чемодан. Второй. Больше и не накопилось — всё ушло на поддержание высокого уровня. Аркадий не удерживал. Даже не попытался поговорить. Видимо, окончательно решил — не потянула она их благородную планку. — Очень жаль, — сказала Татьяна Павловна на прощание. — Искренне думала, поймёшь наконец, что такое настоящая культурная семья. — Что такое вековые традиции. Семейные ценности. — Но, видимо, не судьба. Не каждому дано. Нина молча кивнула. Взяла чемоданы в руки. Вышла из квартиры с зеркальными полами и золотистыми репродукциями в рамах. Официально сменила фамилию обратно. Подала документы в загс. Заплатила пошлину. Стала снова просто Ниной Ивановой. Сняла самую обычную однокомнатную квартиру. Без старинных сервантов и домашних галерей. Купила простые белые чашки. Стала пить растворимый кофе по утрам. Есть хлеб руками. Спокойно смотреть телевизор за ужином.
А что вы думаете? Может ли любовь к человеку пересилить любовь к своей «зоне комфорта» и «традициям»? Как бы вы поступили на месте героини?
