Евгений всегда старался избегать бумажной рутины. Эти бесконечные справки, печати, заполнение форм — всю эту казённую сторону жизни он поручал супруге, Ольге. Она у них главный по документам: подаст декларации, оформит льготы, разберётся с коммунальными службами в их городе, Львове.
Но тут — небывалая просьба от матери.
— Женечка, — позвонила Тамара Павловна утром, — мне консультант сказал, что для получения государственной помощи на реконструкцию нужны дубликаты правоустанавливающих бумаг на жильё. А у меня зрение совсем подводит, мелкий шрифт не вижу.
Как мог он отказать? Матери семьдесят два года, она живёт в этом строении уже три десятка лет. После ухода отца здоровье её совсем ослабло — то давление, то проблемы с сердцем.
— Конечно, мама, — сказал он. — Завтра приеду, всё подготовим.
Евгений знал каждый уголок, каждую балку в этом доме в их родном Чернигове! Сколько раз он помогал отцу чинить крышу, строить гараж. А уже после армии сам менял трубы, красил ограду, устанавливал новые окна.
Последние десять лет, после кончины отца, он взял всю заботу о доме на себя. Оплата счетов, постоянный ремонт, завоз дров на зиму. Он безоговорочно считал это жильё общим. Матери и его.
Юридический консультант приняла их быстро. Молодая женщина, деловая, в очках.
— Прошу предоставить документы на право собственности.
Тамара Павловна достала из сумки старую, потёртую папку. Евгений взял её, открыл… и его словно током ударило.
Свидетельство о праве собственности. Старое, ещё советского образца. Он читает: «Гражданка Каширина Тамара Павловна является единственным собственником жилого дома».
Дальше он не читал. Перелистал ещё одну страницу. Потом ещё.
Его имени не было.
Нигде не было его имени.
— Мама, — спросил он еле слышно, — а почему моего имени нет в этих бумагах?
Тамара Павловна посмотрела на сына с искренним недоумением:
— А ты-то тут каким боком?
— Как «каким боком»? — Евгений почувствовал, как неприятный холодок сжимает грудь. — Это же наше жильё.
— Моё жильё, — поправила мать невозмутимо. — Я его приобретала, я и оформляла.
Сотрудница тактично отвернулась, делая вид, что полностью погружена в изучение каких-то своих бумаг.
— Но мама, — Евгений растерянно перелистывал свидетельство. — Я ведь с отцом гараж строил. Я же крышу перекрывал. Коммунальные платежи я вношу!
— Ну и что? — пожала плечами Тамара Павловна. — Помогал родной матери. Это же само собой разумеется.
Слово «само собой разумеется» прозвучало, как звонкая пощёчина.
Евгений смотрел на документы и не понимал: как это произошло? Он же был уверен, что после смерти отца автоматически стал совладельцем. Думал, так полагается. Сын наследует.
А тут он — никто. Просто помощник. Бесплатный помощник при хозяйке дома.
— Все документы в полном порядке, — сказала юрист. — Государственную помощь оформим на имя собственника — Тамары Павловны.
Домой они ехали в полном молчании. Евгений вёл машину и думал: неужели мать действительно не осознаёт, как это обидно? Или осознаёт, но не считает нужным что-то менять?
— Мама, — наконец решился он, — может, оформим на двоих? Я же фактически…
— Фактически что? — перебила Тамара Павловна. — Ты что, думаешь, я тебе не оставлю наследство? Всё тебе достанется, не волнуйся.
— Дело не в наследстве.
— А в чём?
Евгений искал слова. Как объяснить? Что он чувствует себя лишним? В собственном доме, который считал родным, он оказался гостем.
— Я просто думал, что дом — общий.
Тамара Павловна усмехнулась:
— Это мой дом, Женечка. И решения здесь принимаю я.
Вечером он рассказал обо всём Ольге. Жена слушала, хмурилась.
— Странно, — заметила она. — Обычно родители стараются всё передать детям. Меньше проблем при наследовании.
— Она говорит — всё равно мне достанется.
— Да, но когда? — Ольга задумалась. — И главное, почему она так крепко держится за единоличную власть?
Евгений лёг спать, но не спал. Ворочался, думал.
Сколько выходных он провёл в этом доме? Сколько денег вложил? А главное — сколько душевных сил, любви, заботы.
И всё это время он был не хозяином.
Просто помощником.
«А ты кто такой, чтобы туда записываться?»
Эти слова крутились в голове до самого утра.
Три дня Евгений ходил как в тумане. На работе коллеги спрашивали: «Что с тобой? Заболел?» А он и сам не знал, что с ним.
Болела душа.
Вечерами сидел на кухне, пил чай и вспоминал. Как в двенадцать лет таскал доски для веранды. Как в восемнадцать помогал отцу менять фундамент под баней. Как уже женатый, со своими деньгами покупал краску для забора, цемент для дорожек.
— Это естественно, — говорила мать.
В четверг вечером он всё-таки решился поговорить с Тамарой Павловной. Приехал к ней, как всегда, проверить — всё ли в порядке.
— Мама, — сказал, наливая ей чай, — давай откровенно. Почему ты не хочешь вписать меня в документы?
Тамара Павловна удивлённо подняла брови:
— А зачем? Всё равно тебе достанется после моей смерти.
— А если не достанется?
— Как это не достанется? Ты же единственный сын.
— Мама, ты можешь завещать дом кому угодно. Соседке, кошкам бездомным. Могу я быть уверен?
— Глупости говоришь, — отмахнулась мать. — Куда я его дену? Конечно, тебе оставлю.
— Когда?
— Что — когда?
— Когда оставишь? Через десять лет? Через двадцать? — Евгений почувствовал, как в голосе появляются нотки раздражения. — Мне сорок лет, мама. У меня своя семья, свои планы.
— Какие планы? — насторожилась Тамара Павловна.
— Разные. Может, мы с Ольгой захотим что-то перестроить. Или продать и купить квартиру побольше.
— Продать?! — мать побледнела. — Мой дом продать? Да как ты смеешь!
— Не твой! — сорвался Евгений. — Наш дом! Я в нём вырос, я его строил, я за него плачу!
— А ты кто такой, чтобы мне указывать? — встала Тамара Павловна. — Это мой дом! И я решаю, что с ним делать!
«А ты кто такой». Опять эта фраза.
Евгений посмотрел на мать — маленькую, седую, в старом халате — и вдруг ясно понял: она его не воспринимает как взрослого. Для неё он навсегда останется мальчиком, который должен слушаться и помогать.
— Хорошо, — сказал тихо. — Ты права. Это твой дом.
И ушёл.
Ольга ждала его с ужином, но он есть не мог.
— Что случилось? — спросила жена.
— Она считает, что я никто, — сказал Евгений, садясь за стол. — В сорок лет я для своей матери — никто.
Ольга молчала, но Евгений видел в её глазах понимание.
На следующий день позвонила Тамара Павловна:
— Женечка, что это ты вчера так разошёлся? Из-за каких-то бумажек ругаемся.
— Это не бумажки, мама.
Тамара Павловна вздохнула:
— Ты что, теперь из-за дома со мной не разговариваешь? Всё тебе отдам, но попозже.
— Мама, — сказал Евгений очень спокойно, — я понял. Спасибо за разговор.
— Ты куда?
— Домой. К жене.
— А как же я? Кто мне поможет?
— Наймёшь кого-нибудь. У тебя есть средства.
— Евгений! — крикнула мать ему в спину. — Ты не смеешь меня бросить!
Но он уже закрыл за собой дверь.
Ехал домой и думал: когда это началось? Когда он превратился в удобного сына, который всегда рядом, всегда поможет, никогда не откажет?
В эту ночь Евгений спал плохо. Но утром проснулся с ясной головой.
Впервые за сорок лет он точно знал, что будет делать.
Неделю Евгений не звонил матери. Неделю не приезжал. Впервые за десять лет.
Сначала было тревожно. Привычка — страшная сила. Каждый вечер рука тянулась к телефону: «А вдруг что-то случилось? Вдруг плохо себя чувствует?»
Но проходили дни, и становилось легче. Будто с плеч свалился невидимый груз.
В понедельник они с Ольгой поехали смотреть новостройки в Одессе. Просто так, из любопытства. «Посмотрим, что предлагают», — сказал он жене.
Но когда они зашли в первую квартиру — светлую двушку на восьмом этаже — Евгений почувствовал что-то странное. Восторг? Предвкушение?
— А эта спальня могла бы быть детской, — мечтательно сказала Ольга, глядя в окно.
— Могла бы, — согласился Евгений и вдруг понял: да, могла бы!
— Цена, конечно, кусается, — вздохнула Ольга.
— Ипотека, — пожал плечами Евгений. — Мы потянем.
Жена удивлённо посмотрела на мужа:
— Ты серьёзно?
— Более чем.
Они осмотрели ещё три квартиры. С каждой новой Евгений чувствовал: да, вот оно. Вот то, что ему нужно. Не наследство, не подарок, не одолжение.
Его собственное жильё.
Заработанное им. Оплачиваемое им. Принадлежащее ему по праву, а не по милости.
В последней квартире — трёшке в новом доме — они вышли на балкон. Внизу был тихий двор с детской площадкой, вдали виднелся парк.
— Представляешь, — сказал Евгений, глядя вниз, — утром просыпаешься, завтракаешь, собираешься на работу. И знаешь: это мой дом. Не мамин, не папин.
Ольга молчала, но крепко сжала его руку.
— Я устал ждать наследства, — продолжал он. — Устал быть благодарным за то, что должно принадлежать мне по праву. Устал чувствовать себя гостем в собственной жизни.
— А мать?
— А что мать? Пусть живёт в своём доме. Одна. Как хотела.
— Евгений…
— Оля, мне сорок лет! — он повернулся к жене. — Сорок! Половина жизни прошла. И что я имею? Условное право на будущее наследство, которое могу получить через десять, двадцать лет. А могу и не получить вовсе.
— Не получить?
— А кто знает? Может, мать передумает. Может, кому-то другому завещает. Может, государству отойдёт. Да мало ли что может быть!
Евгений опять посмотрел вниз, на двор, на детскую площадку.
— Это будет мой дом, — сказал он тихо, но твёрдо. — Сам заработаю.
Ольга сжала его руку ещё крепче.
— Это будет наш дом, — поправила она.
В тот же день они подали заявку на ипотеку.
Вечером позвонила Тамара Павловна. Голос встревоженный, растерянный:
— Женечка, ты где пропадаешь? Я тебе уже неделю звоню.
— Не звонила, — спокойно сказал Евгений. — Я проверял. Ни одного пропущенного.
— Ну, я хотела позвонить. Почему ты не приезжаешь? У меня кран на кухне подтекает.
— Вызови слесаря.
— Какого слесаря? Ты же всегда чинил.
— Раньше чинил. Теперь у меня свои дела.
— Какие дела? — в голосе матери появились нотки раздражения. — Ты же не работаешь по выходным!
— Работаю. Ищу квартиру.
Тишина. Долгая, тяжёлая тишина.
— Какую квартиру? — наконец спросила Тамара Павловна.
— Свою. Мы с Ольгой решили купить собственное жильё.
— А зачем? У тебя же будет дом!
— Когда будет? — Евгений почувствовал, как в груди опять поднимается знакомая волна раздражения. — Через пять лет? Через десять? Через двадцать?
— Не торопи события, — недовольно сказала мать. — Всему своё время.
— Моё время — сейчас. Мне сорок лет, мама. Я хочу жить в своём доме, а не ждать наследства.
— Но ведь я тебе всё равно всё оставлю! Зачем тратить деньги на ипотеку?
Тамара Павловна помолчала, потом сказала обиженно:
— Значит, ты меня бросаешь. Оставляешь одну умирать.
«Началось», — подумал Евгений. Манипуляции. Вина. Давление на жалость.
Раньше это работало.
— Мама, тебе семьдесят два года. При хорошем здоровье ты можешь прожить ещё лет двадцать. И что, я должен всё это время ждать твоего разрешения жить своей жизнью?
— Я не запрещаю тебе жить!
— Запрещаешь. Ты держишь меня на коротком поводке. «Приезжай», «помоги», «сделай». А когда я хочу что-то решить сам — «а ты кто такой?»
— Ну что ты цепляешься к словам. Я тебя родила, выкормила, всю жизнь на тебя положила, а ты…
— А я ничем тебе не обязан! — крикнул Евгений в трубку. — Дети не просят их рожать! Это был твой выбор — родить ребёнка! Не мой!
Снова тишина. Тяжёлая, как камень.
— Если ты купишь эту квартиру, — холодно сказала мать, — можешь забыть про наследство.
— Хорошо, — без секунды колебания ответил Евгений. — Забуду.
И повесил трубку.
Сидел на кухне, смотрел в окно и думал: «Всё. Мосты сожжены. Теперь только вперёд».
И впервые за много лет чувствовал себя свободным.
Через месяц они получили одобрение по ипотеке. Ещё через неделю подписали договор. Евгений держал в руках ключи от собственной квартиры и не верил: неужели это происходит с ним?
— Поздравляю, — сказала Ольга, целуя его в щёку. — Теперь ты официально домовладелец.
— Мы, — поправил он. — Мы домовладельцы.
Квартира была пустая, светлая. Пахло новой краской и будущим. Они стояли посреди гостиной, обнявшись, и планировали:
— Здесь диван поставим. Телевизор на стену. А в спальне — большую кровать.
— И детскую кроватку, — добавила Ольга тихо.
Евгений посмотрел на жену удивлённо:
— Оля?
Она улыбнулась и кивнула.
— Две полоски. Проверила вчера.
Он крепко обнял её, и в этот момент понял: вот она, настоящая жизнь. Не ожидание, не надежды на будущее наследство. А здесь и сейчас.
Тамара Павловна не звонила две недели. Потом, видимо, не выдержала:
— Женечка, — голос был усталый, обиженный. — Как дела?
— Нормально. Переезжаем на следующей неделе.
— Значит, всё-таки купил.
— Купил.
— Я, — голос дрожал. — Я не думала, что так больно тебе делаю. Прости, если что не так.
Это «прости» было неожиданным. Впервые за много лет мать признала, что была неправа.
— Спасибо, мама, — сказал Евгений мягко. — Теперь я сам справлюсь.
— А дом, дом всё равно тебе достанется. Когда-нибудь.
— Знаю. Но это уже неважно.
В субботу они праздновали новоселье. Пришли друзья, коллеги с работы.
Вечером, когда гости разошлись, они сидели на полу в пустой гостиной. Мебели ещё толком не было, но дом уже чувствовался домом.
— Не жалеешь? — спросила Ольга.
— О чём?
— Что отказался от наследства.
Евгений подумал. Жалел ли он? Нет. Впервые за сорок лет он чувствовал себя хозяином собственной жизни.
И впервые за много лет Евгений засыпал не с мыслями о том, что скажет мать, а с планами на завтра.
Какая мощная история о сепарации! Евгений наконец-то выбрал свою жизнь, свою семью и свою свободу, перестав быть «удобным сыном». А главное — он получил не просто квартиру, а настоящий дом и новость о скором пополнении!
Как вы считаете, стоило ли Евгению так жёстко обрывать связь, или можно было найти компромисс, не отказываясь от родительского дома и не покупая ипотеку? Насколько важна для вас полная юридическая независимость от родителей? Поделитесь мнением! 👇
