— Ну, знаешь, Кать, это уже ни в какие ворота, — Наталья бухнулась на стул в кухне, будто ею кто-то изнутри управлял, как плохо собранной куклой. — Я с утра на ногах, на маршрутке к тебе тащилась, детей забросила к маме, а ты даже чаю не предложишь.
— Чайник на плите, — не отрывая взгляда от ноутбука, бросила Екатерина. — Посуду, как всегда, сама?
Наталья фыркнула. Она, как обычно, пришла без звонка — как вломилась когда-то в свою жизнь бывший муж с долговыми расписками, так и теперь, с тем же напором, вторгалась она в чужое спокойствие. Только теперь в чужое — Катина квартира, Катина жизнь, Катина стабильность.
— Слушай, — Наталья захлопнула крышку ноутбука, на этот раз без сантиментов, — у меня просьба. И ты не вздумай мне тут включать свою «бизнес-леди». Я сестра твоего мужа, между прочим. А семья — это святое.
— Это ты мне говоришь? — Екатерина встала, закинула волосы в пучок. У неё был ровно один выходной на неделе. Она планировала провести его на диване, с пледом, маской на лице и сериалом про итальянскую мафию. Но нет. Здравствуй, реальность, прощай «мёртвое море» на лице.
— Мне надо на море. Хотя бы на десять дней. Отдохнуть. Перезагрузиться. У детей каникулы, я их оставлю у мамы, а сама…
— Наташа, — перебила Екатерина. — Ты знаешь, сколько стоят эти «перезагрузки» в июле? И знаешь, что мне ещё надо доделать по закупкам? Мы летим с Дмитрием в августе. В Испанию. Всё уже оплачено.
— А я? — Наталья уставилась на неё, будто в первый раз узнала, что жизнь вообще несправедлива. — У меня что, нет права на отдых? Я что, хуже? Я детей твоих кормлю?
— У меня нет детей, Наташа, — сухо заметила Екатерина. — К твоему сожалению.
Молчание. Острый, как кухонный нож, момент тишины. Наталья втянула губы, будто хотела проглотить свои слова, но не вышло. Вместо этого развернулась к плите и плеснула себе кипятка. Не чай, не кофе. Просто кипяток. Жар, пара и обида.
— Мне, между прочим, 39. И двое детей. Сама тяну. Ни алиментов, ни помощи. С работы бегу на подработку, с подработки домой, с рюкзаком, как школьница. А вы тут, блин, с Дмитрием… на Канары! Или куда вы там опять собрались?
— На Коста-Брава, если тебя так интересует, — Екатерина повернулась и впервые за весь разговор посмотрела ей прямо в лицо. — И не «вы тут с Дмитрием», а мы, взрослые люди, работаем, пашем, и отдыхаем за свои. А не на чужом чувстве вины.
— То есть ты мне отказываешь?
— Нет, Наташа. Я просто тебе не помогаю. Это не одно и то же.
— Ну и пошла ты, Катя, — выдохнула Наталья. — Своим носом к небу. Всё у тебя по графику, по таблице, по «не включаюсь». Только, знаешь, семья — это не «функция», и не «бюджет». А вот когда тебе будет 55 и ты будешь сидеть одна в своей трёхкомнатной с дизайнерским ремонтом и слушать тишину, вспомни меня. Или не вспоминай — всё равно уже будет поздно.
Она хлопнула дверью.
Катя осталась стоять у кухонной стойки, держа в руке вилку, которой так и не попробовала салат. Окно было приоткрыто, и шум улицы выливался в квартиру, как поток грязной воды — с гудками, криками и запахом выхлопов.
Через десять минут пришёл Дмитрий.
— О, похоже, у нас было землетрясение, — заметил он, увидев чашку на полу. — Наташа?
— Угу.
Он не стал уточнять. Умный, чего уж там. Сел, снял ботинки, достал из пакета хурму — Екатерина любила хурму, даже летом, даже когда она мягкая, как варёная картошка.
— Опять денег просила? — спросил он, глядя в сторону.
— Нет, на этот раз — отпуск. Хочет на море. Сама. Дети — к маме.
— То есть она хочет отдых, а мама — babysitting бесплатно?
Катя пожала плечами. Ей вдруг стало жалко всех — и себя, и Наталью, и даже Дмитрия, который опять оказался в роли прокладки между двумя напряжёнными женщинами.
— А что мама? — спросила Катя. — Она согласна сидеть с детьми?
— Угадаешь с трёх раз, — Дмитрий вздохнул. — Сегодня мне звонила. Сказала, что «невестка твоя опять белены объелась». В её стиле. И что дети, конечно, ей не мешают. Но если «эта» хочет отдыхать, то пусть сначала найдёт, на что жить, а не строит из себя «жертву системы».
— Сильно, — пробормотала Катя. — Это внуки, между прочим.
— А у нас семья такая — внуки хорошие, а родители идиоты. Нас так воспитали. Мама не меняется. Наташа не меняется. Вопрос — хочешь ли ты в это лезть?
— Нет. Но я уже по уши. Потому что «эта» — это я.
Он подошёл, обнял её за плечи. Катя опустила голову, уткнулась лбом в его грудь. Тихо, без рыданий, просто молча. Как будто всё внутри неё сжималось в тугой узел, и не развязывалось.
Она не говорила Дмитрию, что недавно им звонили из агентства недвижимости. Оказалась освободилась квартира — та самая, бабушкина, на «Соколе». Три комнаты, старая планировка, но с хорошим ремонтом. Могли бы оформить на неё. Дмитрий бы согласился. Только вот если Наталья узнает…
В дверь позвонили.
Они переглянулись.
— Ну, если опять она, — сказал Дмитрий, — я сделаю вид, что уехал в командировку. В Марракеш.
— А я в санаторий, с медведями, — добавила Катя.
Но это была не Наталья.
Это была Людмила Васильевна.
Сумка, плащ, укоризненный взгляд. Словно целый ГУЛАГ стоял у порога.
— Вы что, сговорились? — прошептала Екатерина. — Мамаша приехала.
И вот в этот момент она поняла: лето только началось.
***
— Я, между прочим, ночной поездом добиралась, — Людмила Васильевна уселась на диван, как будто воссела на трон, — а вы даже не поинтересовались, как добралась ваша мать. Совсем уже, совсем.
Катя мысленно считала: один, два, три… десять. Не помогало.
— Людмила Васильевна, здравствуйте. Чай? Кофе?
— Ты мне, Катюша, не официанткой будь. Лучше скажи: как это вы квартиру на «Соколе» мимо Наташи собрались оформлять?
И тишина.
Где-то в углу тикали электронные часы на микроволновке, рядом посапывал старенький роутер. Всё. Больше никто не дышал.
— Мама, — медленно сказал Дмитрий, выходя из спальни с телефоном в руках, — ты только что приехала и уже…
— И уже вижу, что в этой квартире всё по плану Екатерины. Как в банке — шаг влево, шаг вправо — расстрел. И ты, Митя, только послушно поддакиваешь.
— Так, — Катя встала. — Стоп. Хватит. Квартира бабушкина. Бабушка завещала её Дмитрию. Всё оформлено. Если вы намекаете, что мы у Натальи что-то отобрали — то это неправда. Мы просто…
— Вы просто забыли, кто у вас в семье один с двумя детьми на руках. Кто без мужа. Кто без помощи.
— Мама, — вздохнул Дмитрий. — Наташа работает. Получает детские. Мы ей дарим подарки на праздники, помогаем, когда можем. Но ты хочешь, чтобы мы отказались от квартиры? От своей жизни? Ради чего?
Людмила Васильевна развела руками:
— Ради совести, Митя. Совесть ещё никто не отменял. Вот ты, Катя, — она повернулась, как прожектор, — ты же у нас деловая, да? Салон свой, отпуск два раза в год. Скажи честно — тебе что, жалко помочь?
— Я помогала. Я брала детей к себе. Покупала подарки, одежду, оплачивала курсы. Наташа не говорит спасибо. Она говорит: «мало», «обязаны», «все такие». Она не просит — она требует. Это разница.
— Катя, я мать. Я не могу бросить Наташу.
— А я кто? — спокойно спросила Екатерина. — Пристройка к вашему сыну? Должна помогать всем, кого вы назовёте «семьёй», потому что… потому что вы так сказали?
— Потому что семья — это поддержка! — повысила голос свекровь. — А ты что? Вечно занятая, с графиком, с «мы отдельно отдыхаем», с «пусть сами справляются». Жёны теперь такие. Не матери, не хозяйки — бухгалтеры.
— О, а вот и новая глава. «Катя плохая хозяйка». Вам в список?
Дмитрий встал. Он явно собирался вмешаться, но уже было поздно.
В этот момент в прихожей громко хлопнула дверь. И снова — Наталья.
— Мам, ты здесь? — её голос звучал на пределе. — Отлично. Я детей у тебя оставила, ты их покормишь. Мне нужно серьёзно поговорить.
Катя выдохнула сквозь зубы:
— Ещё одна. У нас сегодня вечер откровений?
— Да, — Наталья не снимала даже куртку. — Я пришла сказать: если вы собираетесь оформить ту квартиру только на себя, то будьте готовы к войне.
— Наташа, — тихо начал Дмитрий. — Не начинай.
— Я начну! — закричала Наталья. — Вы же всё за моей спиной! Сначала подарки детям, потом замечания через маму, потом — хоп — и квартиру себе! А я кто? Багаж?
— Ты — взрослый человек, — ответила Екатерина, не повышая голоса. — И у тебя нет прав на эту квартиру. Не юридически. Не по завещанию. Ни по совести. Потому что бабушка её завещала Дмитрию. А ты…
— А я тебе всю жизнь не нравилась. Скажи честно! Ты меня терпела, потому что надо было. А теперь избавляешься. Чтобы не мешала отдыхать в Испании и пить своё вино за шесть тысяч.
— Это вино стоило пять, — машинально уточнила Катя.
— Молчи! — Наталья, как вкопанная, повернулась к ней. — Молчи. Я всю жизнь поднимаю детей. Одна. А вы — с вашими маникюрами, санаториями и собачками! Вас тошнит от моего бедствия. А меня — от вашего лицемерия. Вы — семья? Нет. Вы — кастинг на идеальных.
— Всё, — Дмитрий встал. — Хватит. Хватит, Наташа. Ты пришла — обвинила, накричала, унизила. Мама поддержала. Катя сидит молча, потому что в этом доме уже всем всё ясно. Если вы считаете, что мы обязаны делиться, — скажите прямо, сколько и чем. Сумму. Метраж. График отпусков. Я составлю Excel-таблицу.
Людмила Васильевна резко поднялась:
— Я думала, ты мужчина. А ты… исполнитель в юбке своей жены.
И ушла. Наталья за ней.
Дверь закрылась. Ужина не было. Только стук посуды, которая шла в посудомойку. Катя молчала. Дмитрий сидел на кухне, не глядя ни на телефон, ни на жену.
— Знаешь, — сказала Катя наконец. — Я не хочу жить в атмосфере, где помощь — это обязанность. Где тебе в лицо кричат: «ты должна». Я просто не хочу.
— Я тоже, — тихо ответил он. — Но они не остановятся.
— Тогда, может, пора принять, что семья — это не всегда родство. А иногда — выбор. И мы с тобой — это семья. А они… пусть живут, как хотят. Мы не виноваты в их бедах.
Он встал, подошёл, поцеловал её в висок.
— Тогда будь готова, — сказала Катя. — Впереди ещё делёжка. Они не отступят.
— А мы?
Катя усмехнулась:
— А мы не сдадимся.
***
Лето в этом году началось внезапно. Асфальт плавился уже в конце мая, кондиционер в салоне у Кати сдох как герой — посреди самого жаркого дня, дымком и запахом проводов.
— Вот не зря говорят, — бурчал техник, вытаскивая пластмассовые кишки из блока, — всё ломается, когда деньги на отпуск отложены.
Катя устало кивала. В этом году они с Дмитрием собирались на Байкал — впервые не за границу, а по России, дикарями. Хотелось тишины. Хвойного воздуха. И чтобы никаких родственников.
Но надежда, как и кондиционер, сдохла первой.
С утра на электронную почту пришло официальное письмо. Наталья подала в суд. Она требовала признать квартиру на «Соколе» общесемейной собственностью — мол, бабушка жила в ней со всеми, а значит, доли есть у всех. Особенно у неё, Натальи. И у детей, конечно.
— Вот умеет человек в «жертву», — выдохнула Катя, закрывая ноутбук. — Прямо кино.
Дмитрий молчал. Он уже два дня говорил только односложными. «Угу». «Ага». «Посмотрим».
— Мы ведь не виноваты, Мить, — сказала Катя, стоя на кухне, прислонясь к холодильнику. — Мы всё делали правильно. Ты — по завещанию. Я — в стороне. Она просто… она считает, что ей должны. Все. Всегда.
— Я знаю, — мрачно ответил он. — Но теперь мы — ответчики. И, возможно, проиграем. Потому что судья попадётся, который решит: «ну, бедная мать, надо помочь». А закон — вещь тонкая. Особенно в нашей стране.
Катя схватила ключи.
— Я поеду сама. К адвокату.
— Ты уверена?
— Уверена, — сказала она, не глядя. — Потому что я устала быть «удобной».
Юрист оказался тем ещё сухарём.
— Формально Наталья не имеет прав. Завещание на мужа, завещание оформлено грамотно, квартира в собственности. Но… — Он сделал паузу и поднял брови. — Если будет давление через СМИ, подключат детей, будут давить на жалость — решение может быть… эм… нестандартным.
— Вы хотите сказать — необоснованным?
— Я хочу сказать — человеческим. А человеческое — не всегда справедливое.
Катя вздохнула.
— И сколько это всё может длиться?
— Год. Полтора. Если апелляция.
— Прекрасно. Одиннадцать лет в браке, бизнес, двое взрослых родственников на шее — и теперь ещё судебная война. У нас медали за выживание не выдают?
— Только квитанции. С печатью, — усмехнулся адвокат.
На первом судебном заседании Наталья пришла в строгом чёрном платье и с детьми. Девочка держала в руках плюшевого кота. Мальчик — мамину руку.
Людмила Васильевна сидела позади, на скамье. В платке. Как вдова олигарха.
Катя смотрела на них и чувствовала — впервые в жизни — усталость не физическую, не ментальную. Глубокую. На клеточном уровне. Как будто всё, что она когда-то делала — бессмысленно.
— Уважаемый суд, — начала Наталья, голосом чуть дрожащим, но отрепетированным. — Эта квартира была домом моего детства. Моих детей. Моей жизни. Бабушка, царствие ей небесное, всегда говорила: «Это для всех». И вдруг, после смерти — всё переписано на Екатерину и Дмитрия. Без обсуждения. Без шанса.
Катя поднялась.
— Уважаемый суд. Я не вмешивалась в завещание. Не давила, не настраивала. Всё, что мы делаем — по закону. Мы помогаем Наталье, мы заботимся о детях. Но мы не готовы быть виноватыми в том, что живём лучше. Это — не преступление.
Суд отложил заседание. Через месяц — следующее.
Тем летом они никуда не поехали. Байкал остался в буклете на столе. Катя смотрела в окно, пока чайник шумел, и думала: а стоит ли оно всё того? Стоит ли семья, в которой только требования?
Однажды, в конце августа, в подъезде они столкнулись. Наталья — в халате, с пакетами из «Пятёрочки». Катя — с папкой документов.
— Ты выиграешь, — сказала Наталья, не глядя. — Ты всегда выигрываешь.
— А ты всегда делаешь так, чтобы проигрыш был с оркестром, — ответила Катя.
— У меня дети.
— А у меня — муж, бизнес и психотерапевт. И что?
Наталья повернулась. На лице — усталость, злость и что-то ещё. Слабость, может?
— Ты забрала всё. Внимание, уважение. Даже его — Митю. Мама тебя теперь боится, как судью.
— Я ничего не забирала, Наташа. Я просто жила. А ты… ты требовала. С самого начала. И всё время — «дай», «должна», «надо».
— Потому что вы можете!
Катя усмехнулась.
— Можем. Но не обязаны. Запомни это. Никто никому ничего не должен. Даже если у тебя дети.
В октябре суд отклонил иск. Полностью. Без права на апелляцию. Завещание признано действительным.
Наталья ушла с детьми. Без слов. Без сцен.
Катя сидела на кухне. Дмитрий подошёл, налил себе чаю.
— Всё. Конец.
— Нет, — ответила она. — Начало. Мы теперь по-настоящему одни. Но хотя бы — честно.
Он молча взял её за руку.
— Я бы всё равно выбрал тебя, — тихо сказал он.
— Спасибо. Но знаешь… Я бы теперь выбрала и себя.
