— Игорь, ты давал слово! Поделись же свежайшим анекдотом о Алисе!» — Дима, хозяин этого жилища, дружески похлопал Игоря по плечу, поднося ему очередной кубок хмельного напитка.
Гостиная гудела от болтовни, наполненная запахом горячей пиццы и мягким, уютным светом. Обычная компания из дюжины человек собралась на еженедельные субботние посиделки. Алиса сидела, зажатая между Верой, супругой Димы, и кем-то из знакомых Игоря. Она сделала крошечный глоток вина, насильно натянув на лицо улыбку, хотя в груди всё стянулось в мучительный, ледяной комок. Она знала, что последует дальше.
Игорь мгновенно преобразился. Он обожал быть в центре всеобщего внимания, особенно если для этого требовалось использовать её. Он поставил бокал, с пафосом развёл руками и окинул всех сияющим взглядом природного лицедея.
— О, это была полная катастрофа, друзья мои! Вы даже представить себе не можете! — начал он, и шум в комнате моментально стих. Все взгляды обратились к нему. — Представьте сцену: всего неделя назад, настоящий ливень, стеной, локальный потоп. И вот моя царица внезапно решила метнуться в лавку за каким-то абсолютно необходимым йогуртом. Я ей говорю: «Алиса, я сам сбегаю». Но вы же её знаете, она же упрямая, как горный баран… ну, вы поняли намёк.
Алиса ощутила, как жаркая волна стыда медленно поднимается и заливает её лицо. Она вцепилась ногтями в плотную обивку дивана. Она прекрасно помнила тот день: отвратительное настроение, совершенно промокшие ботинки и дурацкая спешка. Но в его интерпретации это мгновенно превращалось в низкопробный фарс, в комедию ошибок, где главная роль отводилась ей — нелепой, смешной дурочке.
— И вот она, значит, несётся на своих тонких шпильках, как парусник по штормовым волнам, — Игорь изобразил её неуклюжую походку под оглушительный смех собравшихся. — А прямо перед входом в магазин — озеро. Не просто лужица, а настоящий кратер вулкана! Целый Лиман после весеннего разлива! И моя изящная лань, вместо того чтобы просто обойти, решает совершить прыжок!
Он выдержал паузу, упиваясь общим вниманием. Алиса опустила глаза на тарелку с уже остывшим куском пиццы. Аппетит пропал начисто. Ей казалось, что все взгляды, даже те, что были направлены на Игоря, на самом деле прожигают её насквозь. Она уловила сочувствующий взгляд Веры, но это лишь усиливало её унижение.
— Она разгоняется, подпрыгивает… И-и-и… — Игорь показал в воздухе нелепый пируэт, а затем с громким «БУЛЬК!» хлопнул себя по бёдрам. — Она приземляется прямо на дно этого грязного водоёма! Но не просто падает! Она шлёпается плашмя, как кусок теста! Фонтан грязных брызг, ила, мокрых листьев взмывает до третьего этажа! Проходящая мимо старушка с маленькой собачкой оказываются покрыты ровным слоем болотной жижи. Пёсик в шоке, бабушка лихорадочно крестится. А моя красавица лежит в этой грязи и выглядит, как водяной из сказки, которого только что выловили из тины!
Комнату разорвал взрыв смеха. Громкий, искренний, и абсолютно безжалостный. Мужчины хлопали Игоря по спине, женщины смеялись, прикрывая рты ладонями. А Алиса сидела абсолютно неподвижно. Она не слышала их смеха. Она слышала только оглушительный рёв в ушах. Она чувствовала себя полностью раздетой посреди площади. И человек, который сорвал с неё одежду, был её собственный муж. Он стоял там, в лучах своей мимолётной славы, сияющий и довольный, собирая овации за её счёт.
— Ну что ты, Алиса? Не обижайся, это же правда забавно! — он подошёл и обнял её за плечи, всё ещё посмеиваясь. Его прикосновение показалось ей отвратительным, как прикосновение чего-то холодного и скользкого.
Она молча высвободилась из его объятий, поднялась и, не глядя ни на кого, произнесла:
— Мне нужно выйти.
Она простояла в ванной почти десять минут, глядя на своё отражение в зеркале. На неё смотрела женщина с полыхающими щеками и тёмными, потухшими глазами. Она умылась холодной водой, но это не принесло облегчения. Огонь внутри неё не угасал, а только разгорался, превращаясь в холодное, белое пламя. Когда они возвращались домой на службе такси, Игорь, гордый произведённым эффектом, что-то весело насвистывал. В этой тесной машине, пахнущей дешёвым освежителем, её молчание стало почти осязаемым.
— Ну что ты опять заныла, как мышь в подполе? — не выдержал он. — У тебя абсолютно отсутствует элементарное чувство юмора. Все посмеялись, и дело с концом.
— Это не юмор, Игорь. Это публичная казнь, — тихо, но твёрдо ответила она, глядя в окно на проносящиеся мимо огни.
— Ой, всё, не начинай свою проповедь. Просто расслабься, — он отмахнулся, давая понять, что разговор завершён.
Но Алиса знала, что он совершает ошибку. Разговор только начинался. И она больше не собиралась тратить слова, которые он всё равно не слышал.
Прошло три дня. Три дня густой, вязкой тишины, которая ощущалась хуже любого крика. Игорь вёл себя так, словно ничего не произошло. Он приходил с работы, с грохотом бросал ключи на тумбу в коридоре, ужинал, глядя в монитор своего ноутбука, а потом устраивался в гостиной на своём привычном месте — раскладушке, которая уже год служила ему ложем. Она стояла в углу, как уродливый символ их разлада, застеленная серым пледом. Днём она служила диваном, ночью — его персональным островом, куда Алиса не имела доступа.
Алиса наблюдала за ним. Она больше не пыталась начать разговор, не задавала вопросов. Она перемещалась по квартире почти бесшумно, как тень. Она готовила, убирала, занималась своими делами, но часть её разума была постоянно сфокусирована на нём. Она изучала его, как астроном изучает неведомое небесное тело. Его самодовольную ухмылку, когда он смотрел глупые ролики, его раздражённое сопение, когда проигрывал в виртуальном сражении, его полную, абсолютную убеждённость в том, что вселенная вращается вокруг него, а она — лишь незначительный спутник на его орбите.
Вечером в среду он был в особенно приподнятом настроении. Заключил какую-то удачную сделку, и теперь предвкушал, как будет хвастаться перед друзьями на выходных. Он сидел на своём диване, закинув ноги на кофейный столик, и громко общался по телефону с Димой, обсуждая предстоящую рыбалку.
— Да сто процентов! Я такую приманку достал, что у нас вся рыба в Днепре сама на берег будет выбрасываться! — хохотал он в трубку. — Да, и Алису возьмём, конечно. Кто-то же должен будет шулюм готовить, пока мы, мужики, заняты делом!
Алиса стояла в дверном проёме кухни и слушала. Внутри неё не шелохнулось ни единой эмоции. Там, где раньше была обида или злость, теперь лежал холодный, гладкий лёд. Она дождалась, когда он завершит разговор и бросит телефон на диван. Она медленно вошла в комнату. Её шаги были тихими, но он всё равно почувствовал её приближение и недовольно поднял голову от экрана.
— Что тебе нужно?
Она остановилась в паре метров от него. Свет от торшера падал на неё сбоку, делая черты её лица резкими и строгими. Она смотрела ему прямо в глаза, и в её взгляде не было ни мольбы, ни упрёка. Только констатация факта.
— Ещё раз ты при своих приятелях расскажешь нашим общим друзьям что-то унизительное про меня, и я им расскажу, почему ты уже год ночуешь на этой раскладушке в зале. Хочешь испытать судьбу?
Каждое слово было произнесено ровно, без малейшего намёка на дрожь. Это была не угроза в обычном понимании. Это был анонс. Прогноз погоды, обещающий катастрофический ураган. Игорь замер. Улыбка сползла с его лица, словно её стёрли ластиком. Он несколько секунд смотрел на неё, пытаясь понять, не послышалось ли ему. В его мире женщины могли рыдать, кричать, закатывать сцены. Но они не говорили так. Спокойно, взвешенно и смертельно опасно.
— Ты… ты что несёшь? — он сел прямо, убрав ноги со стола. В его голосе прорезались нотки паники, которую он тут же попытался замаскировать привычной агрессией. — Ты совсем одичала?
— Я не одичала. Я поставила тебя в известность, — так же ровно ответила Алиса.
Она не скрещивала руки на груди, не принимала вызывающих поз. Она просто стояла и смотрела. И этот спокойный, прямой взгляд пугал его сильнее любого скандала. Он вдруг понял, что это не блеф. Она действительно это сделает. Мысль о том, как он будет выглядеть в глазах Димы, Славы, Вадика, если они узнают его самый постыдный секрет, обожгла его изнутри. Весь его образ крутого, успешного парня, хозяина положения, рассыплется в прах.
— Ты не посмеешь, — прошипел он, но это прозвучало жалко, как вопрос, а не как утверждение.
— Хочешь проверить? — повторила она свой вопрос, слегка склонив голову набок.
Он вскочил на ноги. Лицо его налилось кровью. Он хотел накричать на неё, схватить, встряхнуть, заставить снова стать той предсказуемой, обиженной Алисой, которую он знал. Но он не мог. Что-то в её ледяном спокойствии парализовало его. Она возвела между ними невидимую стену, и он не знал, как её пробить. Она владела информацией, которая могла его уничтожить. И она была готова её использовать. Впервые за всё время их совместной жизни он почувствовал страх. Не перед ней. Перед позором, который она могла на него обрушить.
Неделя прошла в состоянии холодного, напряжённого перемирия. Они почти не общались, но Игорь заметно изменился. Он перестал отпускать колкости, стал осторожнее в высказываниях, словно передвигался по минному полю, опасаясь неверного шага. Он решил, что его молчаливый бойкот и демонстративное недовольство сработали. Алиса испугалась и теперь будет вести себя как шёлковая. Эта мысль тешила его самолюбие. Поэтому, когда в четверг она, мило улыбаясь, предложила пригласить в субботу друзей на пиццу, он воспринял это как белый флаг. Капитуляцию.
— Отличная мысль, — вальяжно кивнул он, не отрываясь от телефона. — Давно не собирались. Заодно расскажу парням, как я на работе нового куратора сделал.
Субботний вечер начинался идеально. Квартира наполнилась шумом, смехом и ароматом расплавленного сыра. Игорь был в своей стихии: он громко рассказывал анекдоты, травил байки, жестикулировал, разливал пиво. Алиса была воплощением идеального гостеприимства. Она порхала между кухней и гостиной, подкладывала гостям еду, следила, чтобы бокалы не пустовали, смеялась его шуткам. Она играла свою роль так безупречно, что Игорь окончательно расслабился. Он смотрел на неё с чувством превосходства: вот она, его женщина, сломленная и покорная. Всё вернулось на круги своя.
Когда все наелись и немного захмелели, а разговоры стали ленивыми и расслабленными, Алиса встала с бокалом вина в руке.
— Друзья, минуточку вашего внимания, — сказала она мягким, мелодичным голосом. Все тут же замолчали и повернулись к ней. Игорь самодовольно ухмыльнулся, ожидая какого-нибудь тоста в свою честь. — Я просто хотела сказать, — продолжила она, обводя всех тёплым взглядом, — как невероятно я горжусь своим мужем. Это чистая правда.
Она подошла к Игорю и положила руку ему на плечо. Он расправил грудь, наслаждаясь моментом.
— Вы все знаете его как душу компании, весельчака, балагура. Но мало кто осведомлён, насколько он на самом деле силён духом. Не каждый мужчина способен с таким достоинством переносить… ну, скажем так, щекотливые проблемы.
«Я имею в виду, все эти постоянные визиты к профильному специалисту… в эту узкопрофильную клинику… Вы не представляете, сколько мужества для этого нужно. Столкнуться со своей мужской… неспособностью, и не сломаться, не замкнуться в себе. А он не падает духом! Он приходит домой, иногда расстроенный, конечно, после очередной безрезультатной консультации, но находит в себе силы шутить и смеяться вместе с вами. Наверное, просто, чтобы немного поднять свою самооценку за чужой счёт.»
Она говорила, а атмосфера в комнате менялась с каждой секундой. Смех застыл на лицах. Дима нервно кашлянул и уставился в свою тарелку. Вера бросила на Алису быстрый, испуганный взгляд. Намёки были настолько тонкими и в то же время настолько очевидными, что били наотмашь. Алиса, с ангельской улыбкой, рисовала образ героического страдальца, но все присутствующие мужчины прекрасно понимали, о какой именно «щекотливой проблеме» идёт речь.
Друзья переводили взгляды с сияющей «заботой» Алисы на Игоря. А Игорь сидел, как неподвижное изваяние. Кровь отхлынула от его лица, сделав его мертвенно-бледным, а затем вернулась обратно, залив багровым румянцем шею и щёки. Он чувствовал, как десятки глаз смотрят на него уже по-другому: с жалостью, с неловкостью, с плохо скрываемым презрением. Его образ мачо, альфа-самца, рушился прямо здесь, на его собственной раскладушке, под аккомпанемент нежного голоса его жены. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но из горла вырвался лишь хриплый, сдавленный звук.
— Я просто хочу, чтобы вы знали, какой он у меня настоящий герой, — закончила Алиса и с нежностью поцеловала его в макушку. Этот поцелуй был похож на удар молотка по крышке гроба. Первым опомнился Дима.
— Да… ну… это… Нам, наверное, уже пора, — пробормотал он, неуклюже поднимаясь. — Завтра ранний подъём.
Его тут же поддержали остальные. Вечеринка свернулась за три минуты. Прощания были скомканными и быстрыми. Никто не смотрел Игорю в глаза. Они спешно хватали куртки, бормотали благодарности и выметались за дверь, словно из дома, заражённого чумой. Дверь за последним гостем захлопнулась. Щёлкнул замок. Они остались одни в комнате, наполненной запахом остывшей пиццы и тотального, оглушительного унижения.
Щелчок замка в пустой прихожей прозвучал оглушительно, как выстрел. Он отсёк их от внешнего мира, оставив наедине с грязной посудой, запахом остывшей еды и плотной, звенящей ненавистью. Игорь не двигался. Он сидел на своей раскладушке, в центре созданного им мира, который только что разлетелся на мелкие, позорные осколки. Его лицо было похоже на маску из серого воска, на которой застыло выражение тотального, неперевариваемого унижения. Он смотрел в одну точку, на пятно от соуса на ковре, но видел не его, а сочувственно-презрительные взгляды своих друзей.
Алиса молча начала собирать тарелки со стола. Её движения были медленными, выверенными, почти ритуальными. Она не смотрела на него, но чувствовала его взгляд каждой клеткой кожи. Она знала, что молчание не продлится долго. Это была затишье перед цунами, время, когда давление падает до критической отметки, и воздух становится слишком тяжёлым. Она поставила стопку тарелок в раковину и повернулась.
Он уже стоял. Он не поднялся, он словно вырос из своей раскладушки, распрямившись во весь рост. Маска с его лица исчезла. Теперь на неё смотрело искажённое, багровое лицо чужого человека. Глаза, в которых не было ни гнева, ни обиды, ни боли. В них не было ничего, кроме пустого, животного желания стереть, растоптать, уничтожить то, что причинило ему этот невыносимый стыд. Он сделал к ней шаг. Медленный, тяжёлый, как у хищника, загоняющего жертву в угол.
Она не отступила. Она просто смотрела ему в глаза, и в её взгляде не было страха. Только холодное, усталое удовлетворение.
— Я тебя предупреждала, — её голос прозвучал спокойно, даже буднично, на фоне той бури, что бушевала в его голове. — У меня, в отличие от тебя, тоже отличное чувство юмора.
Это были последние слова. Они стали детонатором. Он не закричал, не стал ничего доказывать. Он просто рванулся вперёд. Его кулак врезался ей в скулу с глухим, мокрым звуком. Мир в глазах Алисы качнулся, люстра на потолке поплыла в сторону. Боль была острой, ослепляющей, но она тут же сменилась каким-то странным оцепенением. Она не успела ни вскрикнуть, ни упасть. Он схватил её за волосы, дёрнул на себя и ударил снова. И снова.
Это не было похоже на драку. Это было методичное, безмолвное избиение. Он не испытывал ярости, он просто выполнял работу. Он выбивал из неё своё унижение, свой позор, свою мужскую несостоятельность. Он бил по лицу, по телу, и с каждым ударом ему словно становилось легче. Алиса обмякла в его руках, её тело стало тяжёлым и безвольным. Он отшвырнул её от себя, и она рухнула на пол у журнального столика, сбив пустую бутылку из-под вина. Бутылка покатилась по паркету с тихим стеклянным стуком.
Он остановился, тяжело дыша. Он посмотрел на то, что лежало у его ног. На её неподвижное тело, на тёмные волосы, разметавшиеся по полу, на тонкую струйку крови, выползающую из уголка её рта. И в этот момент до него дошло. Не раскаяние. Не жалость. Его накрыл липкий, первобытный ужас. Ужас не за неё. За себя. Он посмотрел на свои руки, на сбитые костяшки пальцев, потом снова на неё. Он не стал проверять, дышит ли она. Ему было всё равно. Единственный инстинкт, который в нём сработал, — бежать.
Он метнулся в прихожую, спотыкаясь о собственные ноги. Схватил со столика ключи от машины, кошелёк. На ходу накинул куртку, дёрнул ручку входной двери. Он не оглянулся. Он выскочил на лестничную площадку и бросился вниз по ступеням, перепрыгивая через две, через три. Холодный воздух подъезда ударил в лицо, но не отрезвил. Он выбежал на улицу, в ночную тишину, и побежал прочь, не разбирая дороги, просто прочь от этой квартиры, от этой женщины на полу, от того, что он только что сделал.
А в квартире осталась тишина. Нарушаемая лишь тихим гудением холодильника на кухне. Свет от торшера выхватывал из полумрака разбросанные подушки, грязные тарелки и неподвижную фигуру на полу. Праздник закончился. Окончательно…
Увы, бывает, что люди, которые должны быть самыми близкими, становятся самыми жестокими палачами. В этой истории Алиса пыталась бороться с унижением, используя единственное оружие, которое было ей доступно — правду, облечённую в сарказм. Она отомстила за свою поруганную гордость, но её месть не принесла ей победы, а лишь спровоцировала насилие.
Унижение и насилие — это всегда порочный круг. Как вы думаете, Алиса могла предвидеть, что её слова могут привести к такой вспышке агрессии? И если бы она могла вернуться, стоило ли ей вообще вступать в эту игру, или лучше было уйти сразу после первой, обидной шутки?
