– Что значит, дом продан?! – Марина едва не выронила телефон. – Бабушка обещала оставить его мне!
– Понимаете, Марина Сергеевна, – терпеливо объяснял риелтор, – сделка состоялась еще месяц назад. Ваша бабушка сама приезжала, все документы оформили. Покупательница уже въехала.
– Но она же болела последние полгода! Как могла приезжать? – голос Марины дрожал от возмущения. – Это какое-то мошенничество!
– У меня все бумаги в порядке, – холодно ответил риелтор. – Если не верите, обращайтесь в правоохранительные органы.
Марина бросила трубку и закурила прямо на кухне, хотя бросила три года назад. Руки дрожали от злости. Бабушкин дом в пригороде должен был стать стартовым капиталом для ее бизнеса. Она уже даже кредит в банке предварительно одобрила под залог будущей недвижимости.
Елизавета Петровна умерла две недели назад. Марина исправно навещала ее последние месяцы, возила по врачам, покупала лекарства. И все это время старуха молчала о продаже дома!
– Мам, ты точно ничего не знала? – Марина набрала мать.
– Господи, Марина, я же тебе сказала – понятия не имею! – раздраженно ответила Вера Николаевна. – И вообще, нечего было рассчитывать на чужое. Сама зарабатывай.
– Да при чем тут чужое? Она же обещала!
– Обещала, обещала… Старики часто меняют решения. Может, в церковь завещала или еще куда.
Марина швырнула телефон на диван. Нет, так просто она это не оставит. Потратила столько времени и сил на бабку, выслушивала ее вечные жалобы, терпела капризы…
На следующий день она села в электричку. Дом выглядел по-прежнему, только машина у ворот стояла незнакомая – старенькая «Лада».
Дверь открыла женщина лет сорока пяти в застиранном халате.
– Вам чего? – спросила она устало.
– Я внучка прежней хозяйки. Марина. Нужно поговорить.
Женщина прищурилась:
– А, так это вы. Проходите. Я Татьяна.
На кухне пахло лекарствами и чем-то кислым. Марина поморщилась.
– Я купила дом законно, если что, – сразу заявила Татьяна. – Так что не надейтесь.
– Да я понимаю, – Марина старалась говорить спокойно. – Просто хочу понять, почему бабушка мне ничего не сказала. И почему продала именно вам. Вы родственница?
– Нет, – Татьяна отвернулась к окну. – Ваша бабушка… она оставила вам кое-что. Сказала отдать, когда придете.
Она достала из буфета пачку старых писем и конверт.
– Велела сначала письма прочитать, потом конверт вскрыть.
– И всё? – Марина взяла письма. – Больше ничего не объяснила?
– Сказала только, что я заслужила этот дом. А почему – сами разберетесь.
Дома Марина открыла первое письмо. Почерк был незнакомый, подпись – «Нина». Дальше шла какая-то душещипательная история про дружбу, про то, как эта Нина родила ребенка без мужа, как Елизавета Петровна ее поддерживала…
«Ну конечно, – подумала Марина. – Добренькая бабуля и несчастная подружка. Прямо мелодрама.»
Она пролистала письма до конца. Последнее было написано двадцать пять лет назад – Нина сообщала, что умирает, просила позаботиться о дочери-подростке.
В запечатанном конверте лежало письмо от бабушки:
«Маринка! Знаю, ты сейчас злишься. И правильно делаешь. Но выслушай.
Нина была моей лучшей подругой. Когда она умерла, ее дочь Таня осталась одна. Я хотела ее удочерить, но твой дед был против. Я не стала спорить – побоялась скандалов, развода. И девочка попала в детдом.
Всю жизнь меня это мучило. Я тайком помогала ей деньгами, но разве это заменит семью? Таня выросла, вышла замуж, родила сына. А год назад я случайно узнала, что живет она в ужасных условиях – снимает комнату в коммуналке, еле концы с концами сводит.
Я нашла ее, мы встретились. Знаешь, что она мне сказала? «Вы предали мою мать. Она верила, что вы меня не бросите.» И она была права.
Дом я продала ей за копейки. Это меньшее, что я могла сделать. Тебе оставила деньги на счете и дачу под Клином (от брата досталась, ты не знала).
Можешь злиться, можешь подать в суд. Но я поступила так, как должна была поступить много лет назад.
Е.П.»
Марина смяла письмо. Вот тебе и любящая бабушка! Всю жизнь причитала, как внучку любит, а дом отдала первой встречной из жалости.
Она тут же позвонила юристу. Тот выслушал и развел руками:
– Если есть договор купли-продажи, сделать ничего нельзя. Разве что доказать недееспособность на момент сделки, но это сложно.
Следующие две недели Марина потратила на попытки оспорить продажу. Собирала справки от врачей, искала свидетелей. Параллельно навела справки о Татьяне – та действительно жила бедно, работала уборщицей в поликлинике, растила сына одна.
– Маринка, брось ты это дело, – уговаривала мать. – Что ты как коршун вцепилась? Дачу продай и успокойся.
– Дача в три раза дешевле дома! – огрызнулась Марина. – Я планы строила, кредит брать собиралась!
– Ну и что теперь? Из могилы бабку поднимать будешь?
Через месяц Марина снова приехала в дом. Татьяна открыла не сразу.
– Чего вам еще? – спросила она устало.
– Поговорить хочу. Нормально, без скандала.
Они сели в беседке. Сад выглядел запущенным – видно, новой хозяйке было не до него.
– Послушайте, – начала Марина. – Я понимаю, у вас сложная ситуация. Но и у меня тоже. Я рассчитывала на этот дом, планировала бизнес открыть. Может, договоримся? Я доплачу вам до рыночной стоимости, вы купите что-то поменьше…
– Нет, – отрезала Татьяна.
– Но почему? Я же предлагаю честную сделку!
Татьяна посмотрела ей в глаза:
– Потому что ваша бабушка сказала: «Этот дом должен остаться у тебя. Что бы Маринка ни предлагала, ни обещала – не продавай.» Она знала, что вы придете. И была права.
– Она не имела права так распоряжаться! – вспылила Марина.
– Имела. Это был ее дом. А теперь мой.
Марина ушла, хлопнув калиткой. В электричке она злилась до слез. Старая интриганка! Устроила спектакль с раскаянием за чужой счет.
Прошло полгода. Марина так и не открыла свой бизнес – денег от продажи дачи не хватило. Работала в офисе, копила. Злость постепенно выветрилась, осталась только усталость.
Однажды она встретила дядю Гену, бабушкиного соседа.
– Как дела, Мариночка? – спросил старик. – Слышал, дом Лизавета продала. Ты уж не серчай на нее. Она перед смертью места себе не находила – все думала, правильно ли поступает. Но Танюшу ей было жальче. «Я, – говорит, – Маринке только дом не оставлю. А той девочке всю жизнь должна.»
– И что мне с этого? – буркнула Марина.
– А то, что любила она тебя. Просто долги старые тяжелее любви оказались. Бывает так.
Еще через год Марина случайно увидела в соцсетях фото: Татьяна выложила снимок цветущего сада. Подпись гласила: «Первый урожай яблок. Спасибо тому человеку, который подарил нам этот дом и новую жизнь.»
Марина хотела пройти мимо, но что-то зацепило. Она кликнула на профиль. Татьяна писала редко, в основном о сыне. Парень, судя по фото, был обычный – не инвалид, как почему-то представляла себе Марина. Учился в техникуме, подрабатывал.
«Сашка получил повышение на работе. Теперь сможем крышу починить!»
«Посадили новые кусты смородины там, где были старые, засохшие.»
«Сашка сдал экзамены. Горжусь!»
Обычная жизнь обычных людей в доме, который мог бы принадлежать Марине.
Она закрыла ноутбук. Подумала: а что бы она сделала с домом? Продала бы, скорее всего. Или сдавала дачникам. А эти живут, растят сад, радуются урожаю яблок.
«Может, бабушка была не такая уж дура,» – подумала Марина.
Она так и не встретилась больше с Татьяной. Не подружилась, не стала приезжать в гости. Реальная жизнь – не сказка, где все прощают друг друга и становятся одной семьей.
Но когда через два года Марина все-таки открыла свое маленькое кафе (накопила, взяла кредит, работала без выходных), она назвала его «Яблоневый сад». И иногда думала, что, возможно, потеря дома научила ее большему, чем дала бы его продажа.
А где-то в пригороде в старом доме жила женщина с сыном. Они не были идеальной семьей из рождественской открытки. Просто жили, работали, иногда ссорились, чинили крышу, собирали яблоки. И были благодарны за этот шанс той, кто пыталась исправить ошибку тридцатилетней давности.
Так и осталась эта история без счастливого конца. Просто жизнь, в которой каждый получил то, что должен был получить. Может быть.