Телефон взорвался звонком в половине второго ночи. Артём вздрогнул, нащупал трубку на тумбочке, стараясь не разбудить Лену. На экране мелькало имя сестры.
— Тёма, это я… — голос Оли дрожал. — Мы с мамой на площадке застряли. Дверь заклинило.
— И?
— Ну как и? Приезжай, помоги! Слесаря до утра не дозвонишься, а мама уже час на ногах стоит, у неё давление…
Артём сел в постели. За окном февральская метель швыряла снег в стекло, будто пыталась достучаться до совести.
— Не могу, — сказал он спокойно. — У меня свои дела.
— Какие дела в два часа ночи?! Тёма, ты с ума сошёл? Мы же на лестнице!
— А у меня дети спят. И жена. И завтра на работу в семь утра.
В трубке повисла тишина, потом раздался знакомый голос матери:
— Артём, это мама. Немедленно приезжай!
— Здравствуй, мам.
— Не время для нежностей! Твоя сестра простудится, я ноги не чувствую. Ты же мужчина в семье!
Артём усмехнулся в темноте. Мужчина в семье. Как же.
— Помнишь, мам, как я тебя просил с детьми посидеть? Всего на три дня, пока мы с Леной в отпуск съездим. Первый отпуск за четыре года.
— При чём тут это? У Оли ремонт был!
— Ага. А дети мои, цитирую, «всё испортят со своими липкими ручонками». Помнишь?
— Артём, хватит! Сейчас не время старое ворошить!
— А когда время? Когда я просил занять пятнадцать тысяч на два дня — срочно платёж по ипотеке внести надо было, иначе пени огромные — что ты сказала? «У Оли на входную дверь отложено». На ту самую дверь, которая сейчас вас не пускает.
Из трубки донеслось тяжёлое дыхание. Потом снова голос Оли:
— Ты что, мстишь нам? За какие-то деньги?
— Я не мщу. Я долги раздаю.
— Какие долги? Ты спятил?
Артём встал, подошёл к окну. Внизу, во дворе, фонари качались на ветру, отбрасывая пляшущие тени на заснеженные машины.
— Помнишь, Оль, как вы с мамой решали, где мне с Леной жить после свадьбы? «Артём мужчина, пусть сам квартиру ищет». В нашей четырёхкомнатной не нашлось места для молодой семьи. Мы пять лет по съёмным квартирам мотались, пока на ипотеку не накопили.
— Так это же… это другое! Ты должен был сам всё устроить!
— Должен, да. А вы что должны были? Когда Ленка после вторых родов слегла, а мне надо было на работу — старшего в садик отвести некому было. Я вас просил — всего на неделю. Что мама ответила? «У Оли сессия». У тридцатилетней Оли, которая четвёртое высшее получает, сессия важнее, чем племянники.
— Хватит! — в трубке что-то грохнуло. — Мама, не вставай! Тёма, ей плохо!
— Вызови скорую.
— Да не настолько плохо! Просто устала! Приезжай, прошу тебя!
Артём вернулся к кровати, сел на край. Лена проснулась, положила руку ему на плечо.
— Мама с Олей? — прошептала она.
Он кивнул.
— Поезжай, — тихо сказала жена. — Они же родные.
— Родные, — повторил Артём. — Знаешь, Лен, я восемь лет им звонил каждую неделю. Поздравлял с праздниками. Приглашал в гости. А они всегда были заняты. У Оли то ремонт, то новый парень, то курсы какие-то. У мамы то давление, то «не хочу вас напрягать». Восемь лет, Лен.
В трубке снова зазвучал голос матери:
— Артём, я всё слышу. Ты… ты правда не приедешь?
— Я устал приезжать в одну сторону, мам.
— Но мы же семья!
— Семья — это те, кто рядом, когда трудно. Кто помогает не потому что должен, а потому что не может иначе. Моя семья сейчас спит в соседней комнате — жена и двое детей, которых вы видели три раза в жизни.
— Артём, не смей! Я тебя родила, вырастила!
— Спасибо за это, мам. Правда. Но растить и любить — разные вещи. Вы с Олей выбрали друг друга. кроме нас. Это ваше право. Но и моё право — не бежать по первому звонку к тем, кто восемь лет объяснял мне, что я должен справляться сам.
— Ты жестокий!
— Нет. Я просто научился у вас. «Артём мужчина, должен сам». Вот и справляйтесь сами. Утром слесари работают.
— Тёма! — снова Оля. — Ты же не бросишь нас тут!
— А вы бросали. Каждый раз, когда я просил о помощи. Маленькими порциями, но бросали. «У нас свои дела, Артём». Вот и у меня теперь свои дела.
— Мы же не думали…
— Вот именно. Не думали. Что я тоже могу устать.
Артём помолчал, слушая далёкое дыхание в трубке.
— Знаете, я не злюсь. Правда. Просто больше не жду от вас того, чего вы дать не можете. И не даю того, что вы не цените. Баланс, мам. Как ты любила говорить — каждый сам за себя.
— Артём, — голос матери сломался. — Неужели ты нас… не любишь?
— Люблю. Но любовь без взаимности — это путь в никуда. Я восемь лет шёл по нему. Хватит.
— И что теперь?
— А ничего. Вызовите слесаря. Или управляющую компанию — у них есть дежурные. Или соседей попросите. Мир не сходится клином на мне, как я понял это восемь лет назад.
— Ты нам этого никогда не простишь?
— Я уже простил. Но прощение не означает, что я буду снова подставлять шею под ваш сапог. Берегите себя, мам. И Олю береги. Друг друга у вас теперь только вы.
Артём отключил телефон, положил на тумбочку. Потом полез в настройки и добавил два номера в чёрный список.
— Жалеешь? — спросила Лена.
— Нет. Странно, да? Думал, буду переживать, а внутри… пустота. Как будто тяжёлый рюкзак снял.
— Они твоя семья, Тём.
— Были. Но семью определяет не кровь, а поступки. Они сделали свой выбор давно. Сегодня я просто озвучил последствия.
Лена обняла его, прижалась щекой к плечу.
— Дверь-то им всё равно придётся менять. Карма, наверное.
— Или просто логичный финал. Та дверь, на которую им денег для меня было жалко, теперь не пускает их домой. Есть в этом что-то… правильное.
За окном метель начала стихать. Артём лёг, укрыл жену одеялом, поцеловал в висок.
— Спи. Завтра Мишку в садик вести.
— А если они ещё позвонят?
— Не позвонят. Они сильные, независимые. Справятся. Как учили меня справляться.
Артём закрыл глаза. Впервые за много лет он не чувствовал вины за то, что не бросил всё и не помчался на помощь. Не чувствовал долга перед теми, кто этот долг никогда не признавал взаимным.
В соседней комнате закряхтел во сне младший сын. Артём прислушался — успокоился малыш. Вот она, его настоящая семья. Те, ради кого он готов вставать в любое время ночи. Те, кто никогда не услышит: «У меня свои дела».
А там, в холодном подъезде, на лестничной площадке, две женщины учились тому, чему учили его восемь лет: справляться самостоятельно. Урок запоздалый, но необходимый.
Артём уснул спокойно, без тревожных снов. Он раздал все долги. Семейные счета наконец сошлись.
