— Дима, она снова звонила! — Анна с силой швырнула мобильный телефон на кухонную столешницу. Звук был такой резкий, что аппарат подскочил на месте. — Твоя драгоценная Лариса Семёновна требует, чтобы я немедленно вернула ей антикварные золотые часики!
Дмитрий даже не удосужился оторваться от чтения новостей.
— Какие именно часы?
— Вот именно — какие?! — голос Анны дрожал от накопившегося возмущения. — Те самые, которые она, по своему обыкновению, месяц назад спрятала в ящике морозильной камеры!
Наконец муж отложил газету, но его взгляд был наполнен лишь невыносимой усталостью.
— Аня, ну давай обойдёмся без театральных представлений. Съездишь к ней, поищешь — и конфликт исчерпан.
Анна села напротив и впилась в него укоряющим взглядом.
— Дмитрий, ты понимаешь, что это происходит уже в пятый раз за этот месяц? Пятый! Сначала у неё «исчезли» все накопления — мы нашли их в банке с гречневой крупой. Потом «пропали» важные бумаги — лежали в духовке. А теперь часики — среди замороженных пельменей. Тебе это не кажется… странным?
Он поморщился, словно от зубной боли.
— Она просто… стала немного рассеянной. Возраст даёт о себе знать.
— Возраст?! — Анна резко вскочила, стул противно заскрипел по полу. — Дима, твоей маме всего шестьдесят семь лет! Это не тот возраст, чтобы впадать в детство и хранить фамильные драгоценности рядом с замороженными овощами!
Дмитрий аккуратно сложил газету и тяжело, надсадно выдохнул.
— И что ты предлагаешь?
— Записать её на приём к врачу.
— К психотерапевту?
— К неврологу! — Анна сжала кулаки до побеления костяшек. — Дмитрий, возможно, у неё развивается что-то серьёзное. Например, начальная стадия деменции.
Это слово повисло в воздухе, словно несправедливый приговор. Дмитрий сразу побледнел.
— Не говори глупостей.
— Глупости? — Анна села обратно, но теперь её голос стал опасно тихим и ровным. — Значит, когда твоя мать еженедельно обвиняет меня в воровстве — это ты считаешь нормой? Когда она внезапно забывает, как зовут соседей, с которыми прожила в одном подъезде двадцать лет — это тоже вполне нормально?
Дмитрий предпочёл промолчать.
— Знаешь что? — Анна встала и направилась к входной двери. — Езжай к ней сам. Разыщи эти проклятые часы. А я больше не могу, я устала быть вечным виновником всех её проблем и забывчивости.
Дверь за ней с грохотом захлопнулась.
Дмитрий остался один на кухне, тупо уставившись в одну точку на стене. Внутри него всё сжалось от хорошо знакомого, липкого страха — того самого, который он испытывал каждый раз, когда мать звонила с новыми, нелепыми претензиями. Он прекрасно понимал, что Анна абсолютно права. Но признать это — значило признать, что его мама больна. А к такому шагу он был совершенно не готов.
Спустя час он уже стоял перед дверью материнской квартиры где-то в Киеве. Звонок затрезвонил протяжно, затем послышались крайне медленные шаги.
— Димочка! — Лариса Семёновна распахнула дверь и буквально бросилась сыну на шею. — Слава небесам, ты приехал! Она же меня обкрадывает, сынок! Твоя жена — настоящая воровка!
Дмитрий крепко обнял мать, почувствовав, как мелко она дрожит.
— Мам, успокойся, пожалуйста. Расскажи мне всё спокойно.
— Часики мои золотые исчезли! — она потащила его в гостиную. — От дедушки! Которые он мне на день свадьбы подарил! Они лежали вон там, в бархатной шкатулке, а теперь их нет!
Дмитрий огляделся. Квартира, казалось, была в обычном, привычном ему порядке, но что-то важное в ней изменилось. Он не сразу понял что, а потом заметил: абсолютно все горизонтальные поверхности были усыпаны жёлтыми стикерами с записями. На холодильнике — «Не забыть купить молоко», на экране телевизора — «Смотрела выпуск новостей до 21:00», на зеркале — «Принять лекарства».
— Мам, что это такое?
Лариса Семёновна смутилась, как школьница.
— Это… ну, для памяти. А то я что-то стала забывать иногда.
Сердце Дмитрия ёкнуло. Анна была права.
— Мам, а часы… ты точно-точно помнишь, где их видела в самый последний раз?
— Конечно! В шкатулке! Я же каждое утро на них внимательно смотрю, время сверяю!
Дмитрий прошёл на кухню. Открыл морозильную камеру и сразу, без труда, увидел: между замороженными пакетами лежала знакомая маленькая коробочка от часов.
— Мам, иди сюда.
Лариса Семёновна подошла, заглянула и ахнула.
— Как же они сюда попали?!
— Ты сама их сюда положила.
— Я?! — она отступила на шаг назад. — Ни за что! Зачем мне прятать часы рядом с куриными котлетами?
Дмитрий достал коробочку, открыл её. Часы лежали внутри, совершенно целые и невредимые.
— Мам, ты их сама спрятала. Просто не можешь этого вспомнить.
Лариса Семёновна молчала, глядя на сына широко распахнутыми глазами. В них Дмитрий увидел чистый, первобытный ужас.
— Значит, я… я теряю рассудок?
— Нет, мам. Просто память начала немного подводить. Такое случается.
Но он сам с трудом верил в собственные утешения. Слишком уж много странностей накопилось за последнее время. Мать совершенно забывала имена старых, близких знакомых, путалась во временах года, по несколько раз пересказывала одну и ту же историю. И самое главное — постоянно что-то теряла, обвиняя в кражах соседей, почтальона и, разумеется, Анну.
— Сынок, — тихо сказала мать. — А что если… что если я и правда больна?
Дмитрий крепко обнял её за плечи.
— Тогда мы будем лечиться.
Но внутри него всё сковал животный страх. Он прекрасно помнил своего деда по отцовской линии — как тот ближе к концу жизни совершенно перестал узнавать родных, как кричал в ночи, как мучительно угасал на глазах у всей семьи. Неужели его маму ждёт та же участь?
Дома Анна встретила его молча. Было очевидно, что она ждёт откровенного разговора.
— Часы нашёл, — сообщил он, вешая на крючок куртку.
— Где?
— В морозилке.
Анна лишь кивнула.
— И как мама это объяснила?
— Никак. Сказала, что не помнит, как они там оказались.
Они стояли друг напротив друга в прихожей, и между ними висело тяжёлое молчание, полное невысказанных вслух слов.
— Дмитрий, — наконец сказала Анна. — Мы обязаны принять решение.
— Я знаю.
— Мы отведём её к врачу?
Он кивнул.
— Только… очень осторожно. Она панически боится.
Убедить Ларису Семёновну пойти на консультацию оказалось невероятно сложно.
— Я не душевнобольная! — кричала она в телефонную трубку. — Не пойду я ни к каким врачам!
— Мам, это же просто осмотр, — терпеливо объяснял Дмитрий. — Проверим память, измерим давление. Самый обычный осмотр.
— А потом меня сразу же упекут в сумасшедший дом!
— Никто никого не будет упекать. Мы просто хотим быть уверены, что ты в полном порядке.
В конце концов, она согласилась, но выдвинула жёсткое условие: «Если мне что-то не понравится, мы немедленно уходим!»
Врач — пожилая женщина с добрыми, проницательными глазами — осматривала Ларису Семёновну больше часа. Задавала ей простые вопросы, проводила элементарные тесты, просила запомнить набор слов и повторить их через десять минут.
Дмитрий сидел рядом и видел, как мать путается, как не может вспомнить, какой сейчас год, как точно называется улица в Киеве, на которой она живёт.
— У вашей мамы присутствуют заметные когнитивные нарушения, — сказала врач, когда Ларису Семёновну отправили на сдачу анализов. — Пока они не критичны, но уже хорошо заметны. Необходимо дообследование — МРТ головного мозга, расширенный анализ крови. И постоянное наблюдение.
— Это… это болезнь Альцгеймера? — с огромным трудом выговорил Дмитрий.
— Пока преждевременно ставить такой диагноз. Но изменения в головном мозге, безусловно, есть. Возможно, это сосудистая деменция. Часто случается при сильной гипертонии, а у вашей мамы давление очень высокое.
Дмитрий кивнул. В голове стоял полный туман.
— Что теперь делать?
— Лечиться. Существуют современные препараты, которые способны значительно замедлить этот процесс. Нужно соблюдать строгий режим, следить за питанием. И самое важное — обеспечить ей полную безопасность. Такие пациенты очень часто забывают выключить газ, могут забыть закрыть воду, и, что особенно опасно, — могут потеряться на улице.
Когда они вернулись домой, Лариса Семёновна долго молчала. Потом вдруг, совершенно внезапно, заплакала.
— Значит, я действительно больна.
Дмитрий присел рядом.
— Мам, это ещё не окончательный приговор. Мы будем бороться вместе.
— А что, если я тебя забуду? — всхлипнула она. — Если перестану узнавать собственного сына?
— Не забудешь, — он крепко обнял её. — Я этого просто не допущу.
Но сам Дмитрий понимал, что давать такие обещания нельзя. Болезнь не спрашивает ничьего разрешения.
Вечером Анна встретила их дома. Она уже приготовила ужин на троих — видимо, догадавшись, что Лариса Семёновна останется.
— Ну, как прошли дела? — спросила она, но по напряжённому лицу мужа уже обо всём догадалась.
— Диагноз подтвердился, — тихо произнёс Дмитрий.
Анна кивнула. Подошла к свекрови и неожиданно, очень искренне обняла её.
— Лариса Семёновна, всё обязательно наладится.
Пожилая женщина снова заплакала.
— Анечка, прости меня. Я же тебя в воровстве обвиняла…
— Забудьте об этом, — Анна погладила её по спине. — Вы совершенно не виноваты.
Дмитрий смотрел на них, и чувствовал, как что-то глубоко внутри меняется. Словно невидимая стена, которая долгие годы стояла между его матерью и женой, наконец, рухнула.
За ужином они обсуждали план действий: какие лекарства принимать, какой режим соблюдать, как правильно переоборудовать квартиру, чтобы она стала максимально безопасной. Лариса Семёновна слушала их внимательно, иногда задавая уточняющие вопросы.
— А я смогу остаться жить дома? — спросила она, неуверенно.
— Конечно, — ответила Анна. — Просто мы будем заходить к вам намного чаще. И я научу вас пользоваться видеозвонком на телефоне — будем созваниваться каждый день.
— А если я что-то забуду?
— Тогда я обязательно напомню.
Дмитрий смотрел на жену и осознавал, что очень долго недооценивал её. Она оказалась гораздо сильнее его самого — не испугалась серьёзного диагноза, не стала уходить от проблемы, делая вид, что ничего не происходит. Она просто взяла и начала искать решение.
— Аня, — сказал он, когда мать ушла в ванную комнату. — Спасибо тебе.
— За что?
— За то, что не бросила нас.
Она мягко улыбнулась.
— Мы же теперь семья. А в семье не принято бросать друг друга в беде.
Спустя неделю Дмитрий установил в материнской квартире специальную тревожную кнопку, заменил старую газовую плиту на современную индукционную с автоотключением и поставил замок, который невозможно случайно оставить открытым.
Анна полностью взяла на себя контроль за покупкой и приёмом лекарств. Она звонила маме ежедневно по видеосвязи, напоминала о таблетках, просто непринуждённо болтала о текущих делах.
Лариса Семёновна понемногу привыкала к новой, изменившейся реальности. Она больше не пыталась скрывать, что забывает какие-то мелочи, и не стеснялась переспрашивать. Наоборот — завела специальный блокнот, куда старательно записывала все важные моменты.
— Знаешь, — сказала она как-то сыну. — Раньше я боялась признаться, что у меня что-то не так с памятью. Думала, люди решат, что я совсем старая и никому не нужная. А теперь понимаю — лучше сразу спросить и узнать, чем мучиться и выдумывать.
Дмитрий одобрительно кивнул.
— Мудрое решение.
— И ещё, — добавила мать. — Я наконец-то поняла, какая замечательная у тебя жена. Я столько лет её незаслуженно критиковала, а она… она настоящий, золотой человек.
— Я знаю, мам.
— Береги её, сынок.
Дмитрий пообещал. И знал, что своё слово сдержит.
Болезнь, конечно, не отступила — время от времени мать всё так же теряла предметы, забывала имена, путала дни недели. Но теперь это не воспринималось как конец света. Это стало просто текущим обстоятельством, с которым они научились жить вместе.
А самое главное — они смогли стать настоящей семьёй. Той семьёй, которая не разбегается при столкновении с первыми серьёзными трудностями, а, наоборот, сплачивается.
И, возможно, именно в этом и заключалась их главная, самая важная победа — не над самим недугом, а над равнодушием, страхом и гордостью, которые так долго мешали им быть по-настоящему близкими людьми.
Эта история — горькое напоминание о том, как легко можно впасть в отрицание, когда близкому нужна помощь. Ситуация, в которой Анна оказалась из-за болезни свекрови, невероятно сложна. Как вы считаете, что помогло Анне преодолеть обиду и принять Ларису Семёновну как члена семьи, а не как источник конфликта?
