— Виолетта, вы сегодня просто неотразимы, — Прохор Александрович придвинулся ближе, когда последний студент покинул аудиторию. — Кстати, по поводу вашего завтрашнего зачёта… у меня есть одно предложение.
Виолетта поправила свою сумку на плече, чувствуя, как сердце заколотилось очень быстро. Но не от волнения — от острого предчувствия чего-то глубоко неприятного.
— Какое предложение, Прохор Александрович?
— Приезжайте ко мне домой на индивидуальную консультацию. Думаю, мы вполне найдём способ скорректировать вашу оценку, — он медленно, оценивающе обвёл взглядом её фигуру. — Вы же понимаете, что золотой диплом стоит определённых усилий?
В животе что-то противно, мерзко сжалось. Виолетта слышала слухи о таких «консультациях», но старалась не верить. Прохор Александрович казался таким интеллигентным, образованным, эрудированным человеком. Тем, каким она всегда представляла себе идеального отца.
— Я подумаю над вашим предложением, — пробормотала она и поспешила к выходу из аудитории.
В коридоре её догнала Инга, сокурсница с третьего ряда.
— Ну что, тебя тоже пригласил на «дополнительные занятия»? — в её голосе звучала откровенная насмешка, но без всякой злобы.
— Откуда ты знаешь?
— Виолетта, ты что, вчера родилась? Он так поступает со всеми привлекательными девушками. Обещает отличные оценки в обмен на… ну ты же всё прекрасно понимаешь. Карина Смирнова согласилась — теперь у неё по его предмету твёрдая пятёрка. А Юля Рябова отказалась, так её внезапно сняли со стипендии.
Виолетта остановилась посреди широкого коридора. Студенты обходили её, торопясь на пары, а она стояла, переваривая услышанное.
— И что мне теперь делать? Мне же необходим золотой диплом. Мама так старается, работает на двух ставках…
— Не знаю, подруга. Выбор, как говорится, за тобой. Только подумай хорошенько — стоит ли диплом таких серьёзных жертв?
Дома Виолетта застала маму за кухонным столом со старым калькулятором и кипой квитанций.
— Опять считаешь коммуналку? — она поцеловала Ирину Сергеевну в висок.
— Да вот, прикидываю, как нам дотянуть до твоей стипендии. Хорошо, что ты на бюджете учишься в городе Львов, а то вообще не знаю, как бы мы справились.
Ирина выглядела очень уставшей, в свои сорок два она выглядела заметно старше. Работа в бухгалтерии отнимала много сил, а дополнительная подработка по вечерам довершала дело.
Виолетта смотрела на мамины натруженные руки и чувствовала, как в груди разрастается тяжёлый комок вины. Ради неё мама отказалась от личной жизни, ради неё работала не покладая рук. И теперь Виолетта просто обязана была оправдать эти огромные жертвы.
— Мам, а ты никогда мне не рассказывала про моего родного отца…
Ирина замерла, не отрывая глаз от квитанций.
— Виолетта, зачем ворошить прошлое? Нам прекрасно вдвоём.
— Но мне же интересно. Я ведь имею полное право знать, не так ли?
— Имеешь, — мама наконец подняла голову. В её глазах мелькнула какая-то тень. — Просто… это очень болезненная тема. Он был преподавателем в том институте, где я тогда училась. Обещал мне помочь с экзаменами, а потом просто бросил, когда узнал о беременности.
Виолетта почувствовала, как по спине пробежал ледяной холодок.
— Преподавателем? А как его звали?
— Виолетта, не надо…
— Мама, как его звали?
Ирина молчала очень долго, а потом тихо, едва слышно произнесла:
— Прохор Александрович Кузнецов.
Время остановилось. В ушах зазвенело, а перед глазами поплыли чёрные круги. Виолетта механически достала телефон и показала маме фото с корпоратива факультета.
— Это он?
Ирина взглянула на экран и побледнела так сильно, что Виолетта испугалась за её сердце.
— Откуда у тебя его фотография? Виолетта, скажи мне немедленно!
— Он мой преподаватель. И он меня приглашал к себе домой на… на дополнительные занятия.
Мать схватилась за край стола. Её лицо исказилось от невыносимой боли — не физической, а душевной, той, что копилась двадцать с лишним лет.
— Не смей к нему идти! Слышишь? Ни при каких обстоятельствах!
— Но мама, золотой диплом…
— К чёрту этот диплом! — закричала Ирина так, что Виолетта вздрогнула. Мама никогда не повышала голос. — Ты думаешь, я не хотела закончить институт? Думаешь, мне не нужен был диплом? Но когда он узнал, что я беременна, сказал: «Это твои проблемы, я тебя не заставлял». А потом ещё и отчислить угрожал, если кому-то расскажу.
Виолетта смотрела на плачущую мать и чувствовала, как внутри неё рождается что-то тёмное и горячее. Гнев? Жажда справедливости? Или банальная месть?
— Мам, а что, если я пойду к нему и разоблачу? У меня есть диктофон на телефоне…
— Виолетта, нет! — Ирина схватила дочь за руки. — Не нужно. Забудь. Переведёшься в другой институт, будешь учиться на платном. Я найду деньги, возьму кредит…
Но Виолетта уже приняла своё решение.
На следующий день она стояла у двери квартиры в старом доме на улице Банковой. Прохор Александрович открыл почти сразу, словно с нетерпением ждал.
— Виолетта, как приятно! Проходите, не стесняйтесь.
Квартира была обставлена добротной мебелью восьмидесятых, на стенах висели его многочисленные дипломы и грамоты. На журнальном столике уже стояла бутылка дорогого вина и два бокала.
— Располагайтесь поудобнее. Может, выпьем за успешную сдачу вашего зачёта?
Виолетта села на самый край дивана, держа телефон в руке. Запись уже шла.
— Прохор Александрович, а вы помните студентку Ирину Ежову? Двадцать три года назад.
Он замер с бокалом в руках. В его глазах промелькнуло что-то неуловимое — удивление? испуг?
— Не припоминаю такую. У меня очень много студентов за годы работы…
— Вы её отчислили, когда она забеременела. От вас.
Прохор Александрович медленно поставил бокал на стол. Его лицо стало абсолютно каменным.
— И что же из этого следует?
— То, что я — ваша дочь.
Он смотрел на неё долго, изучающе. Потом неожиданно рассмеялся — коротко, без малейшей радости.
— Ну надо же. А я думал, откуда такое поразительно знакомое лицо. Значит, Ирка всё-таки родила. И воспитала дочку на мою голову.
В его голосе не было ни капли раскаяния, только сильная досада. Виолетта почувствовала, как рушится что-то важное внутри неё. Последние остатки детской, наивной мечты об отце, который когда-нибудь найдётся и всё исправит.
— Вы даже не спросите, как мы жили все эти годы?
— А зачем? Раз выжили, значит, всё в полном порядке. Послушай, зачем ты пришла? Денег просить? Так их у меня нет, я сам едва свожу концы с концами. Алименты платить? Поздно, ты уже совершеннолетняя.
Виолетта выключила запись. Всё, что она хотела сказать, застряло где-то в горле. Этот человек был намного хуже, чем она думала. Он не просто цинично использовал своё положение — он был пустым, совершенно бездушным.
— Я пойду.
— Погоди, — он поднялся с кресла. — Раз уж ты пришла, может, всё-таки… по старой памяти? Яблочко от яблоньки, как говорится.
Виолетта развернулась и со всей силы, что у неё была, ударила его по лицу. Звук получился звонкий, сочный.
— Это от мамы, — она взяла рюкзак. — И я подам заявление в деканат. С записью нашего разговора.
— Подавай. Кто тебе поверит? У меня репутация, связи…
— Посмотрим.
Уходя, она услышала за спиной его циничный голос:
— И не думай, что я о тебе буду переживать! Я и о твоей матери никогда не переживал!
На улице Виолетта шла не разбирая дороги, а слёзы сами катились по щекам. Не от обиды — от облегчения. Теперь она знала всю правду. И эта правда, какой бы невыносимо болезненной она ни была, навсегда освобождала её от иллюзий.
Дома мама встретила её вопросительным, тревожным взглядом.
— Ну что?
— Всё в порядке, мам. Я поняла главное — у меня уже есть абсолютно всё, что нужно. У меня есть ты.
Ирина обняла дочь, и обе заплакали — но это были слёзы облегчения, а не горя.
А через неделю Виолетта узнала, что Прохор Александрович подал заявление об увольнении «по собственному желанию». Говорили, что в деканат поступило сразу несколько анонимных жалоб на его неэтичное поведение.
Диплом она получила не золотой, а обычный. Зато честный. И это было гораздо, неизмеримо важнее.
Друзья, как вы считаете, был ли поступок Виолетты правильным, или она должна была просто промолчать ради диплома? И что страшнее: финансовые трудности или необходимость «продавать» себя за хорошую оценку? 👇
