В полдень, когда серый день прижимался к окнам, Валентина подошла к дивану и медленно опустилась на краешек. Седьмой день без Коли. Седьмой день, когда квартира казалась чужой, воздух — слишком густым, а память — слишком острой.
Звонок в дверь прорезал тишину так внезапно, что она вздрогнула.
На пороге стояли Анна Петровна, сухая и прямая как палка, несмотря на свои 83, и Нина, её дочь, которая унаследовала от матери не только выразительный нос, но и привычку смотреть немного свысока.
— Валя, мы поговорить, — Анна Петровна не стала тратить время на приветствия. — Ты как, держишься?
Валентина кивнула, пропуская их в квартиру. Нина прошла первой, бросив быстрый взгляд по сторонам, словно проводя инвентаризацию.
— Чай? — предложила Валентина.
— Не нужно, — отрезала Нина, садясь на стул. — У нас серьёзный разговор.
Анна Петровна кашлянула, поправляя воротник старомодного пальто, которое отказывалась снимать.
— Валя, мы о наследстве. Николай был моим сыном. Тридцать лет брака — это хорошо, но кровь есть кровь.
Валентина замерла с чашкой в руках.
— О чём вы?
— О квартире, — Нина подалась вперёд. — И о вкладе, который Коля держал в банке. Мы считаем, что это семейное.
— Семейное? — Валентина моргнула, пытаясь осознать происходящее. — Но мы с Колей…
— Да-да, вы жили вместе, — перебила Анна Петровна. — Но вспомни, кто дал первый взнос за эту квартиру? Мы с покойным мужем помогали. И вклад… Николай всегда был бережливым, как его отец.
Валентина смотрела на них и не узнавала. Эти женщины приходили к ним на праздники, ели за их столом, улыбались, обнимали. Нина даже плакала на похоронах, прижимаясь к её плечу. А теперь…
— Вы серьёзно? — голос Валентины дрогнул. — Коля ушел неделю назад. Неделю.
— Мы всё понимаем, — Нина вздохнула с фальшивым сочувствием. — Но жизнь продолжается. И нужно решать практические вопросы.
— Какие вопросы? Я тридцать лет была его женой! Я бросила работу, чтобы ухаживать за ним последние годы. Днём и ночью, одна! Где вы были, когда ему требовались лекарства каждые три часа?
Анна Петровна поджала губы.
— Не перекладывай на нас вину. Ты была женой, это твои обязанности.
— Обязанности? — Валентина почувствовала, как внутри что-то обрывается. — А теперь что, мои обязанности закончились, и можно делить имущество?
— Мы просто хотим справедливости, — Нина развела руками. — Треть квартиры маме, треть мне, треть тебе. И вклад так же.
— А если я не согласна?
Анна Петровна улыбнулась, но эта улыбка не коснулась глаз.
— Тогда, Валечка, придётся через суд. Ты же не хочешь судиться с семьёй покойного мужа?
Валентина почувствовала, как комната начинает кружиться. Семь дней. Всего семь дней прошло, а они уже здесь, считают её деньги, её стены, её жизнь.
— Мне нужно подумать, — выдавила она. — Я сейчас не могу…
— Конечно, — Нина поднялась. — Мы дадим тебе время. Пару дней. Но не затягивай, хорошо? И документы посмотри. Нам же всем будет проще, если обойдётся без юристов.
Когда за ними закрылась дверь, Валентина рухнула в кресло, то самое, в котором любил сидеть Коля. Что теперь делать? Как он мог оставить её одну против этих…
Телефон зазвонил. На экране высветилось «Оля». Дочь. Единственный человек, на которого сейчас можно положиться.
— Мам, ты как? — голос Оли звучал обеспокоенно.
— Они приходили, — Валентина даже не поздоровалась, слова хлынули потоком. — Анна Петровна и Нина. Пришли делить наследство. Представляешь?
— Что? Уже? — в голосе дочери прозвучало возмущение. — Они в своём уме вообще?
— Говорят, что квартира и вклад папин — это семейное. Что им полагается две трети. Что они подадут в суд.
Валентина услышала, как Оля резко выдохнула.
— Они всегда были стервятниками, но чтобы так… Мам, ты не вздумай соглашаться! Это всё твоё по закону!
— Я не знаю, Оля, — Валентина провела рукой по лбу. — Мне кажется, я сейчас просто не выдержу ещё и суды. У меня нет сил.
— Я приеду сегодня вечером, — решительно сказала Оля. — Только не делай поспешных решений. Папа бы никогда не допустил, чтобы с тобой так обращались.
Когда Оля приехала, Валентина уже перебрала все документы. Свидетельство о браке, выписки из банка, документы на квартиру – всё аккуратно разложено на столе.
— Они звонили ещё два раза, — устало сказала Валентина, обнимая дочь. — Нина сказала, что «мама нервничает и хочет определённости».
— Ещё бы она не нервничала, — фыркнула Оля, снимая куртку. — Наверняка уже мысленно потратила эти деньги. Ты ела сегодня?
Валентина только махнула рукой. Еда была последним, о чём она думала.
— Так, я сделаю ужин, а ты расскажешь мне всё подробно, — Оля по-хозяйски прошла на кухню. — И мы решим, что делать.
За ужином Валентина рассказала обо всём: как они смотрели на неё, будто она чужая, как говорили о «справедливости», как намекали на суд.
— Знаешь, что самое обидное? — Валентина отодвинула тарелку. — Я ведь правда считала их семьёй. Все эти годы старалась, чтобы Анне Петровне было у нас хорошо, готовила её любимые блюда, слушала одни и те же истории по сто раз. И Нину тоже принимала, хотя она всегда… ну, ты знаешь.
— Знаю, — кивнула Оля. — Она завидовала. Завидовала, что папа выбрал тебя, что у вас была нормальная семья, в отличие от её трёх браков. И маму свою настраивала.
— Может, отдать им что-то? — Валентина посмотрела на дочь. — Просто чтобы закончить это всё?
— Мама! — Оля стукнула ладонью по столу. — Это твой дом! Твоя жизнь! Ты ухаживала за папой, когда им было некогда даже позвонить! Они просто пользуются тем, что ты сейчас слабая и растерянная.
Телефон Валентины зазвонил снова. Нина.
— Не бери, — сказала Оля, но Валентина уже нажала кнопку.
— Валя, ну что ты надумала? — голос Нины звучал нетерпеливо. — Мама очень переживает.
— Нина, я… я ещё не решила.
— Валя, не тяни. Мы уже консультировались с юристом. Он сказал, что по закону.
Оля выхватила телефон из рук матери.
— Нина, это Оля. Мама сейчас не будет ничего обсуждать. Ей нужно время. А если вы хотите поговорить о законе, то вспомните, что по закону жена — первая наследница. И ещё — имейте совесть! Человека похоронили неделю назад!
Она нажала отбой и положила телефон на стол.
— Вот так с ними надо.
Но следующим утром всё стало ещё хуже. Анна Петровна и Нина пришли без предупреждения, и на этот раз с ними был какой-то мужчина.
— Это Дмитрий, юрист, — представила его Нина, проходя в квартиру.
Валентина стояла в дверях кухни, чувствуя, как колотится сердце. Какое право они имеют вот так врываться в её дом?
— Послушайте, я не готова сейчас разговаривать, — начала она.
— Валентина Сергеевна, — вмешался Дмитрий, — мы понимаем ваше состояние, но чем раньше решим вопрос, тем лучше для всех сторон. Я предлагаю мирное соглашение.
— Мирное соглашение? — Валентина почувствовала, как к горлу подступает комок. — После того, как вы ворвались ко мне домой с угрозами?
— Никто не угрожает, — Анна Петровна поджала губы. — Просто пора прекратить этот цирк. Николай был моим сыном, и я имею право…
— На что? — Валентина внезапно почувствовала, что страх отступает, а на его место приходит что-то новое. Гнев. Ясный, холодный гнев. — На что именно вы имеете право, Анна Петровна?
Анна Петровна вздрогнула, не ожидав такого тона.
— Не повышай на меня голос, — произнесла она, но уже не так уверенно. — Я всё-таки мать твоего мужа.
— Именно, — Валентина выпрямилась. — Мать моего мужа. Не моя мать. И не хозяйка этого дома.
Дмитрий прокашлялся, явно чувствуя себя неловко.
— Давайте все успокоимся. Я предлагаю…
— А вы вообще кто такой? — перебила его Валентина. — У вас есть какие-то документы? Доверенность? Или вы просто зашли с улицы?
— Я консультирую семью по юридическим вопросам, — он смутился.
— Какую именно семью? — Валентина посмотрела ему прямо в глаза. — Потому что моя семья вас не приглашала.
В этот момент входная дверь открылась, и появилась Оля. Она окинула взглядом собравшуюся компанию и хмыкнула.
— Ну надо же, какие гости. И даже с подкреплением.
— Оленька, мы просто хотим решить всё по-хорошему, — примирительно начала Нина.
— По-хорошему? — Оля бросила сумку на тумбочку. — По-хорошему не врываются в чужой дом с юристами через неделю после похорон. Но раз уж вы здесь…
Она подошла к матери и встала рядом с ней, плечом к плечу.
— Давайте решим раз и навсегда. Что именно вы хотите?
Анна Петровна, почувствовав поддержку, выпрямилась.
— Мы хотим справедливости. Треть квартиры мне, треть Нине…
— А по какому праву? — перебила Оля. — Папа жил здесь с мамой тридцать лет. Всё это время вы приходили в гости, ели мамины пироги и уходили. Когда папа болел, где вы были?
— Мы звонили, — неуверенно сказала Нина.
— Звонили? — Оля рассмеялась. — Мама не спала ночами, сама носила его в ванную, когда он уже не мог ходить. А вы звонили. Раз в месяц.
Дмитрий снова попытался вмешаться:
— По закону…
— По закону, — теперь уже Валентина перебила его, чувствуя растущую уверенность, — супруга является наследницей первой очереди. А если было завещание, то и говорить не о чем.
— Какое завещание? — Анна Петровна побледнела. — Коля ничего не оставлял!
Валентина молча вышла из комнаты и вернулась с папкой документов. Она достала один лист и протянула Дмитрию.
— Вот. Николай Иванович составил его два года назад, когда мы поняли, что болезнь прогрессирует. Всё имущество он завещал мне. Заверено нотариусом.
Дмитрий пробежал глазами документ и кивнул.
— Да, это действительно завещание. В юридическом смысле вопрос закрыт.
Нина выхватила бумагу.
— Не может быть! Он не мог так поступить с родной матерью!
— Почему же не мог? — тихо спросила Валентина. — Он знал, что я останусь одна. Что у меня нет своей пенсии, потому что последние годы я ухаживала за ним вместо работы.
И он знал, что вы вполне обеспечены. У Анны Петровны трёхкомнатная квартира. У тебя, Нина, две собственные. Зачем вам ещё и эта?
В комнате повисла тишина. Анна Петровна сидела, опустив глаза, Нина нервно комкала завещание в руках.
— Отдай документ, — жёстко сказала Оля, забирая у неё бумагу. — Это оригинал.
— Значит, вот как, — наконец произнесла Анна Петровна. — Значит, мой сын решил, что мы недостойны даже малой части его имущества.
Валентина вздохнула. Гнев уходил, оставляя после себя усталость и что-то ещё – облегчение? Решимость?
— Анна Петровна, — она села напротив свекрови. — Я не хотела начинать этот разговор с завещания. Я надеялась, что мы просто поговорим как люди, которые любили одного человека. Но вы пришли с угрозами и юристами.
Она перевела взгляд на Нину.
— Вы говорили о справедливости. Давайте и правда будем справедливыми. Коля доверил мне всё не просто так. Он знал, что я не оставлю вас, если вам понадобится помощь.
Валентина помолчала, собираясь с мыслями.
— Я предлагаю вам другое решение. Анна Петровна, если вам сложно одной, вы можете переехать ко мне. Здесь есть вторая комната. Будем жить вместе, поддерживать друг друга.
Нина открыла рот от удивления.
— Ты хочешь, чтобы мама жила с тобой? После того, как мы…
— Да, — просто ответила Валентина. — Потому что для меня семья – это не про деньги и квартиры. Это про людей, которые рядом в трудную минуту.
Анна Петровна подняла взгляд. В её глазах стояли слёзы – то ли от обиды, то ли от стыда.
— А если нам важно только наследство, — продолжила Валентина, — если вы готовы судиться с вдовой своего сына и брата через неделю после его ухода – что ж, действуйте. Я больше не буду унижаться и оправдываться.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Дмитрий первым нарушил её:
— Я, пожалуй, пойду. Моё присутствие здесь больше не требуется.
Когда за ним закрылась дверь, Анна Петровна поднялась с дивана. Её руки дрожали.
— Пойдём, Нина. Нам тоже пора.
— Мама, но ты же хотела… — начала Нина.
— Я сказала, пойдём, — отрезала Анна Петровна, избегая смотреть на Валентину.
Они ушли, не попрощавшись. Оля обняла мать за плечи.
— Ты молодец. Даже предложила ей жить с тобой после всего.
— Я сделала это не для неё, — Валентина слабо улыбнулась. — Для Коли. И для себя. Чтобы могла смотреть в зеркало и не стыдиться.
Прошло три месяца.
Валентина стояла у окна, поливая герань — те самые цветы, которые когда-то подарила ей Анна Петровна. Звонок в дверь прозвучал неожиданно.
На пороге стояла свекровь, постаревшая и как будто уменьшившаяся.
— Можно войти? — спросила она тихо.
Валентина молча отступила, пропуская её. Анна Петровна прошла в комнату и села на краешек кресла, в котором обычно сидел Коля.
— Я пришла извиниться, — сказала она, не поднимая глаз. — То, что мы сделали… это было неправильно. Недостойно.
Валентина села напротив, разглядывая женщину, которая ещё недавно казалась ей врагом.
— Нина тоже хотела прийти, — продолжила Анна Петровна, — но я сказала, что сначала должна сама… должна посмотреть тебе в глаза.
— Всё в порядке, — ответила Валентина. — Я понимаю, что горе делает с людьми странные вещи.
— Не оправдывай нас, — Анна Петровна наконец подняла взгляд. — Дело не в горе. А в жадности и страхе. В страхе остаться одной.
Валентина вспомнила своё предложение.
— Моё приглашение всё ещё в силе, если вам тяжело одной.
Анна Петровна покачала головой.
— Нет, ты и так слишком добра. Я просто хотела сказать… Коля правильно сделал, что доверил тебе всё. Ты достойный человек, Валя. Гораздо более достойный, чем мы.
Когда она ушла, Валентина вернулась к своей герани. Она впервые за долгое время чувствовала какое-то подобие покоя. Не счастья — до него было ещё далеко. Но что-то внутри неё изменилось. Она больше не боялась. Не боялась одиночества, не боялась чужого осуждения, не боялась стоять за себя.
Вечером позвонила Оля.
— Как ты, мам?
— Знаешь, — Валентина посмотрела на фотографию Коли, стоящую на комоде, — кажется, я начинаю жить заново. По своим правилам.
— Папа бы гордился тобой, — тихо сказала Оля.
Валентина улыбнулась. В этих словах была правда. Коля всегда видел в ней силу, которую она сама не замечала. Силу, которая помогла ей выстоять не только против чужой жадности, но и против собственных страхов.
За окном темнело. Валентина не стала включать свет. В полумраке квартира казалась другой — не местом утраты, а пространством новых возможностей. Здесь жили её воспоминания, но теперь здесь могло родиться и что-то новое. Её жизнь. Её решения. Её достоинство.
