Снег набивался в ботинки, обжигал кожу. Но покупать валенки Рита не собиралась, лучше ботфорты, но здесь она будет смотреться в них нелепо. Да и карту папа заблокировал.
-Ты правда собираешься жить в деревне? – спросил он, презрительно кривя губы.
Папа не выносил сельскую местность, отдых на природе, любое место, лишённое привычных ему благ городского жителя. И Гоша был такой же, поэтому Рита и ехала в деревню. На самом деле она не хотела там жить, хотя в отличие от отца любила походы, палатки и связанную с этим романтику. Но жить в деревне – нет. Правда отцу она сказала другое.
-Хочу. И буду.
-Глупости не говори. Что ты там делать будешь, хвосты коровам крутить? Я думал, вы летом поженитесь с Гошей, думал, будем готовиться к свадьбе…
К свадьбе. Папа этого Гошу скармливал ей, как остывшую манную кашу с комками, настолько мерзкую, что тошнота подступала к горлу и не отпускала несколько часов.
Нет, внешне Гоша не был отвратительным, можно даже сказать, что симпатичным: прямой нос, яркие глаза под изящными бровями, слегка вьющиеся аккуратно подстриженные волосы, крепкое тело. Он был папиным помощником, практически его правой рукой, и с некоторых пор папа спал и видел, чтобы дочь вышла замуж за такого подходящего мужчину.
Рита Гошу не выносила. Её раздражал его нудный голос, пальцы, похожие на сосиски, вечно что-то крутящие, хвастливые рассказы о том, сколько стоят его костюм, его часы, его машина…
Деньги, деньги, деньги! Ничего их не интересовало, кроме денег. А Рита хотела любви. Чувств, от которых перехватывает дыхание, как в книжках. Рита ни разу такого не испытывала, но знала: оно будет. Она часто влюблялась, увлекалась тем или другим мальчиком, но эти чувства были мимолётны и не оставляли на душе шрамов. А ей хотелось шрамов, хотелось драмы, а не спокойного и предсказуемого Гоши. Поэтому уехать в деревню и преподавать в местной школе показалось ей чудесной идеей. Гоша за ней не поедет. Гоша испугается отсутствия интернета, горячей воды, канализации.
Рита специально нашла такую деревню, где всего этого нет. Директор не хотел её брать, сомневался, что она справится, но прежняя учительница скоропостижно скончалась, а Рита была очень настойчивой, дошла до отдела образования, демонстрируя свои сертификаты и свидетельства повышения квалификации.
-И что такой квалифицированный и юный педагог будет делать в деревне? – поинтересовалась строгая женщина с яркими рыжими волосами
-Учить детей, – так же строго ответила Рита.
И вот теперь она учила. Жила в домике без горячей воды и канализации, сама топила печь. Как Рита и ожидала, Гоша приехал, провёл здесь ночь и сбежал. Звонил ей, конечно, уговаривал вернуться, но, как и отец, считал, что это блажь, которая скоро пройдёт.
Сначала Рите здесь нравилось. Но началась зима, дом за ночь выдувало так, что даже под одеялом было холодно, а носить дрова оказалось той ещё задачей. Хотелось обратно, честно говоря, но сдаваться она не привыкла. К тому же теперь она несла ответственность не только за себя. Но и за детей.
Класс был маленький, всего двенадцать человек. И сначала Рита была в шоке: в Центре детского творчества, где она работала последние полтора года, детки были умненькие и талантливые. А здесь… Они показались ей попросту безнадёжными. Третий класс, а читают чуть ли не по слогам. Домашку не делают. На уроке шумят. Но это сначала. А потом Рита в них влюбилась.
Семён вырезал зверей из дерева, и это были не грубые поделки, а чудесные лисицы и еноты, зайцы и медведи, которых не стыдно было бы выставить в Центральном детском магазине. Аня писала белые стихи, Вовка всегда оставался после уроков и убирал класс, у Иры был ягнёнок, который провожал её до школы как собачка. И читать они, в общем-то, научились, просто раньше особо и не пробовали, да и книжки им не те давали. Рита плевала на школьную программу и приносила другие, за которыми приходилось ездить в районный посёлок, потому что интернет здесь почти не ловил, и заказать что-то было невозможно.
Не нашла подход Рита только к одному ребёнку. И именно его отца, точнее, её, она увидела, когда лицо сморщилось от колкого снега в ботинках, а руки были заняты охапкой дров.
-Здравствуйте, Маргарита Егоровна, – произнёс он, остановившись за несколько шагов до калитки.
Рита его побаивалась, честно говоря. Лицо у него было такое… Грубое. Как у бандита. Не улыбался никогда. И сердце при виде его стучало так быстро, что Рита боялась: он заметит и поймёт, как ей страшно. Или не страшно?
-Здравствуйте.
Голос прозвучал выше, чем ей хотелось.
-Почему у Тани одни двойки?
-Потому что она ничего не делает.
-Так заставьте её. Кто учитель: я или вы?
Учителем была Рита. Но никого заставлять она не собиралась. У девочки аутизм, скорее всего, а тут нужен другой специалист.
-У неё всегда так было? – на всякий случай уточнила она.
Владимир замялся.
-Не всегда. Раньше она с Олей всё делала.
-А Оля — это кто?
Тот поморщился, словно ему тоже попал снег в ботинок.
-Это её мама.
Сразу стало понятно, что следующий вопрос лучше не задавать. Но задать было нужно.
-И где она сейчас?
-На кладбище.
Вот оно как. А ларчик-то легко открывался, как папа любит говорить.
Стоять с дровами на руках было неудобно и тяжело. Но сказать об этом было неловко. Когда верхнее полено соскользнуло и упало ей прямо на ногу, Рита охнула, уронила дрова и с трудом сдержала слёзы. Слёзы были двойными: от боли и от обиды, что так опростоволосилась на глазах у взрослого человека. Что за глупость, она и сама взрослая. Но такой себя отчего-то не чувствовала.
-Давайте помогу, – предложил Владимир.
-Что вы, не надо, я сама.
-Вижу я, как вы сама.
Он наносил ей дров, подбил поленом косяк, так что дверь перестала застревать.
-Вы обращайтесь, если что, – произнёс он и ушёл.
И чего приходил – непонятно. Думает, что из-за нескольких охапок дров она Тане нарисует тройки за четверть? Это вряд ли…
Мысли о девочке не давали ей покоя. Несколько дней она так и сяк пыталась к ней подобраться, испытывая и педагогическую несостоятельность, и жалость к ребёнку. Даже к завучу обратилась.
-Ой, это дело гиблое. Двойки ставь, переведём летом в спецшколу.
-Это как?
-Да так. На комиссию отправим, пусть ставят УО. Что уж поделать, раз ребёнок такой.
-Но её отец говорит, что она раньше…
-Да что там раньше! Мать с ней носилась, сам он так не сможет. Ты его вообще не слушай, он тебе нарассказывает…
-Он вам не нравится, да? – догадалась Рита.
Завуч поджала губы и ответила:
-Он не пряник, чтобы нравиться мне или нет. А ребёнка надо обучать в подходящих для него условиях.
Риту это не устроило. Она не была уверена, что девочка должна учиться в спецшколе. Поэтому позвонила Лидии Николаевне, своему любимому методисту, посоветовалась с ней и пошла к девочке домой. Боялась, конечно, страшно, даже чай с ромашкой выпила, хотя и не очень его любила. Но мама всегда пила чай с ромашкой, говорила, что он её успокаивает. Мама у Риты тоже умерла, поэтому она так и прониклась этой историей.
Владимир встретил её не очень дружелюбно, хотя Рита представляла, что он обрадуется, что она решила помочь девочке.
-Вообще-то, мы не принимаем гостей, – сказал Владимир.
Рита поджала губы, прямо как завуч, и сообщила, что классный руководитель обязан проверять условия воспитания.
Комната у Тани была чудесная. С розовыми обоями, с плюшевыми игрушками и кучей книжек. Рита даже позавидовала: отец был минималистом и терпеть не мог все эти рюшечки и яркие цвета. Детская у Риты была бежевых оттенков и все игрушки тоже бежевые.
В первый раз ничего особо не получилось. Рита интересовалась у девочки, какие книжки у неё любимые, листала их, спрашивала, есть ли карандаши. Таня молча принесла карандаши, про книги ничего не сказала. Только под конец, когда Рита спросила, как зовут розового зайца, Таня ответила:
-Плюша.
В следующий раз Рита принесла Плюше кофточку. Вязать её учила мама, и Рита все годы вязала в память о ней. Не очень хорошо вязала, ещё и нитки купила слишком толстые. Но неожиданно Таня обрадовалась, примерила кофту и сказала:
-Красивая.
Рита предложила нарисовать Плюшу в новой кофте. И Таня нарисовала. Рита подписала его имя, специально допустив ошибку. И Таня исправила.
Никакая она не умственно отсталая.
-Я буду приходить к Тане три раза в неделю, – сообщила она Владимиру.
-Денег лишних у меня нет, – хмуро сообщил он.
-А мне и не нужно денег, – обиделась Рита.
На том и порешили.
Завуч, узнав об этих посещениях, тоже не обрадовалась.
-Что за самовольство? Нельзя выделять одного ребёнка, это непедагогично! Да и бесполезно это, видела я таких детей.
-И я видела, – оборвала её Рита. – И знаю, что крест ставить рано.
Девочка и правда оказалась не совсем обычной: она почти всегда молчала, избегала смотреть в глаза, предпочитала рисовать, а не писать. Но неплохо считала, да и грамматику схватывала на лету. К концу четверти тройки рисовать не пришлось, они были самыми настоящими.
-Вы на Новый год уедете куда-то? – спросил Владимир, почему-то избегая смотреть ей в глаза, прямо как Таня.
-Да никуда, – растерялась Рита, чувствуя, как розовеют у неё щёки.
-Таня хочет вас пригласить.
Это было странно. Сама Таня ничего такого не говорила. Но она вообще мало говорила. Если это так – обижать девочку не хотелось. Правда, и праздновать Новый год с чужими людьми не хотелось.
-Спасибо, я подумаю, – ответила Рита.
Спала она в ту ночь плохо. Никак не могла понять, что её так взволновало. Ну, занимается она месяц с девочкой, логично, что та после такого внимания немного оттаяла. Не этого ли она хотела? И какая разница, что об этом думает Владимир…
С этими мыслями Рита и уснула.
А утром позвонил Гоша.
-Ты какого приедешь?
-В смысле?
-Ну, на Новый год? Не будешь же праздновать в своей деревне.
-А вот и буду!
-Рит… Может, хватит уже? У отца давление скачет, он места себе не находит.
Отец ей ни разу не звонил.
-Пусть к врачу обратиться, – огрызнулась Рита.
-Так что, ты серьёзно не приедешь?
-Серьёзно.
-Блин. И что делать?
-Делай что хочешь!
Говоря такие слова, Рита не думала, что Гоша сделает это: приедет к ней с шампанским, салатами и подарками.
-Если гора не идёт к Магомету…
Рита была в шоке. И не то, что совсем неприятном: она не думала, что Гоша на такое способен. Он любил отмечать Новый год в хорошем ресторане с конкурсами и живой музыкой. А тут даже телевизора нет.
-И ладно. Ты есть – это главное.
Рита пыталась найти подвох. Но не находила. «Может, я сильно ошибалась в нём?» – подумала она.
Ещё сильнее она оттаяла, когда в контейнерах нашла свои любимые блюда, а в подарочной упаковке – книги по педагогике, проектор и ежедневник для учителя.
-Спасибо, – растрогалась она. — Я думала, ты, как обычно, подаришь украшения и гаджеты.
Гоша улыбнулся.
-Рит, я понял: ты – самое дорогое, что у меня есть в жизни. Если хочешь жить в деревне, значит, будем жить в деревне. Драгоценности я тоже привёз.
И он достал красную бархатную коробочку. И сразу было ясно, что там.
-Можно я не буду сейчас отвечать? – спросила Рита.
Гоша не обиделся.
-Я боялся, что сразу откажешь. Готов ждать сколько нужно.
Рита не знала, что отвечать, и спрятала коробочку в карман.
У Владимира был её сотовый. Но позвонил он на домашний.
-Вы подумали? – спросил он.
-Простите. Ко мне друг приехал.
-Ясно.
И положил трубку.
На душе сразу стало погано. И что за тон такой? Ясно… Что ему ясно? Ничего Рита не обещала, так что нечего обижаться! А он обижается? Наверное, обижается. Из-за Тани. Девочка ждёт её, а какой отец хочет, чтобы ребёнок расстраивался?
От этих мыслей голова шла кругом. А Гоша ничего не замечал: всё пытался поймать интернет, чтобы включить новогодние фильмы.
Рита услышала свист. Так зовут собаку. Она вспомнила, как Владимир именно таким свистел. Выглянула в окно. Владимир и Таня стояли у калитки.
Краска ударила ей в лицо.
-Это кто? – с наездом спросил Гоша.
-Ученица, – пискнула Таня. – Я сейчас.
Она приготовила Тане подарок: подругу для Проши, розового зайца девочку. Отец назвал бы это безвкусицей.
Владимиру она тоже сделала подарок. Не была уверена, что стоило, но сделала: связала варежки.
Она схватила подарки и выбежала на улицу, как была: без шапки, с голыми ногами. Набрала снег в ботинки, но даже не поморщилась.
-Танечка, здравствуй! – заискивающе произнесла она. – С наступающим Новым годом! Смотри, что я тебе купила.
Она протянула Тане пакет. Та достала зайца и прижала его к груди, посмотрела на отца. Владимир вынул два свёртка: побольше и поменьше. Таня развернула сначала большой. В нём была тетрадка с нарисованным комиксом, она сразу узнала Танины рисунки.
-Спасибо, какой чудесный комикс!
В маленьком свёртке была брошка в виде птички. Маленькая золотая колибри. Рита подняла на Владимира глаза. Он на неё не смотрел. А Таня сказала:
-Это мамина.
В горле у Риты образовался ком.
-Ладно. Мы пойдём, — буркнул Владимир.
-Конечно. С наступающим!
-И вас с наступающим…
Рита хотела обнять Таню, но не решилась: девочка так и стояла, крепко вцепившись в игрушку, и молчала.
У ворот Рита обернулась. Почему-то грудь сдавило от вида этих двух фигур, и в дом она вошла, часто моргая и шмыгая носом.
-Ну и что там? – недовольно спросил Гоша.
Рита посмотрела на тетрадку и сжатую в ладони брошку. Вспомнила про то, что забыла отдать рукавички. А ещё про то, что сказала Таня: мамина… И какая у Владимира такая заразительная улыбка, которая появляется только тогда, когда он смотрит на дочь. В груди что-то рвалось и расцветало. Гошу было жалко, но обманывать его и себя бессмысленно.
Рита достала из кармана бархатную коробочку, протянула её ему и сказала:
-Возвращайся домой. Прости, я не смогу выйти за тебя. Прости, – повторила она.
У Гоши вытянулось лицо. Он не привык к отказам. В какой-то момент Рите показалось, что сейчас он её ударит. Но Гоша спрятал коробочку в карман, взял ключи от машины и молча вышел. Рита по-быстрому собрала еду в контейнеры (не пропадать же добру), прихватила связанные для Владимира варежки и побежала догонять чужих, но таких нужных ей сейчас людей…
