Хлопнула входная дверь – Анна влетела в квартиру как осенний ветер. Её каштановые волосы растрепались, выбившись из обычно аккуратного пучка, в карих глазах застыла решимость. Она бросила потёртую кожаную сумку на тумбочку, даже не глянув, как та съехала на пол, и пронеслась мимо мужа, будто его и не было вовсе.
На кухне схватила любимую синюю чашку – подарок матери на новоселье, плеснула в неё остывший чай, залпом осушила. В голове крутились слова Светки с работы, не давая покоя: «А какой он, твой муж?» Простой вопрос, а ответить не смогла.
– Да чтоб его! – она с грохотом опустила чашку на стол. – Остыл… Всё вокруг остыло.
Павел, привычно сгорбившийся над потрёпанным ноутбуком, поднял голову. В свои тридцать два он всё ещё сохранял мальчишеский вид – вихрастые русые волосы, голубые глаза с искорками озорства, тонкие музыкальные пальцы, которыми он постоянно теребил рукав домашнего свитера.
– Анют, ты чего? На работе опять? – В его голосе звучала привычная беззаботность человека, который сам никогда не сталкивался с трудовыми буднями.
– На работе? – она издала короткий нервный смешок, от которого у Павла внутри что-то сжалось. – Нет, милый. На работе как раз всё прекрасно. Григорьича наконец приструнили – акционеры приехали с проверкой. А вот в жизни… – она резко повернулась к мужу, и её тонкие черты лица заострились ещё сильнее. – Я больше не могу так, Паш. Ухожу от тебя.
Он вскочил, опрокинув стул. На экране ноутбука в очередной раз светилась страница с вакансиями – как обычно, только руководящие должности и творческие профессии.
– Чего? Какой комар тебя укусил? Муха? Шмель? Чего происходит то? Анют, а, давай поговорим!
– Шесть лет разговоров, Паша! – она вскинула руки к потолку. Тонкое обручальное кольцо блеснуло в свете лампы – такое же простое и неприметное, как их семейная жизнь. – Шесть лет я тащу всё на себе. Квартплата, продукты, одежда – всё на мне. А ты… – она обвела взглядом кухню, где на подоконнике пылилась гитара, а на столе валялись исписанные нотными знаками листы. – Ты всё ищешь работу. То начальник плохой, то коллектив не тот, то «не по призванию»!
Она схватила чайник, с силой вставила его в подставку, щёлкнула кнопкой. Руки дрожали от напряжения – давно копившиеся эмоции наконец прорвались наружу.
Павел молчал, теребя рукав свитера – привычка, появившаяся ещё в консерватории, которую он так и не закончил. «Не хочу размениваться на попсу,» – заявил он тогда и ушёл, мечтая о великой карьере рок-музыканта.
– Представляешь, сегодня на обеде Светка спрашивает – какой он, твой муж? А я стою и молчу. Шесть лет вместе, а я не могу подобрать ни одного чёртового слова! – Анна опустилась на стул, машинально разглаживая складки на своём строгом офисном платье.
– Красивый? Нет. Добрый? Наверное. Только что толку от этой доброты, если от неё холодильник не наполняется.
Чайник щёлкнул, выключившись. Пар поднимался к потолку, словно души их несбывшихся надежд. За окном накрапывал мелкий дождь – такой же, как в тот вечер, когда они познакомились.
– Я могу измениться, – тихо произнёс Павел, и в его голосе впервые за долгое время появились новые нотки – страх потери.
– Правда? – она горько усмехнулась, вспоминая, сколько раз уже слышала эти слова. – Тогда докажи. Иди работать. Хоть кем-нибудь! Грузчиком, доставщиком, таксистом, дворником – кем угодно! Давай теперь я посижу дома, а?
– А кто кормить нас будет, если ты уволишься с работы? — вдруг выдал муж. Тут понял, что сморозил и встряхнул головой.
– В смысле не увольняйся, но я тоже выйду на работу, хорошо, – он внезапно выпрямился, расправив плечи, и на миг стал похож на того решительного парня, в которого она когда-то влюбилась. – Пойду к тебе на фабрику. Возьмут разнорабочим – пойду разнорабочим.
Анна застыла с чашкой в руках, не веря своим ушам. За все годы их брака это было первое конкретное предложение.
– Серьёзно? Ты правда готов пойти на фабрику?
– Абсолютно. Завтра же пойдём оформляться.
В его глазах появился тот особенный блеск, который обычно возникал перед очередной авантюрой. Анна хорошо помнила этот взгляд – таким он был, когда пытался создать рок-группу, или когда загорелся идеей писать музыку для рекламы. Все эти проекты неизменно заканчивались ничем.
Утро выдалось пасмурным. Они шли на фабрику вместе – впервые за все годы их брака. Анна в своём строгом сером костюме и начищенных туфлях казалась воплощением деловитости. Рядом с ней Павел в потёртых джинсах и старой кожаной куртке выглядел как подросток, которого мама ведёт устраиваться на первую работу.
В отделе кадров всё решилось быстро – фабрике требовались рабочие руки, и Павла приняли без лишних вопросов. Седая кадровичка, заполняя документы, только хмыкнула, глянув на его трудовую книжку с единственной записью – «артист городского парка культуры и отдыха».
Через час он уже стоял в цеху, неуклюже переминаясь в новенькой спецовке, которая казалась ему смирительной рубашкой. Огромное помещение гудело от работающих станков, в воздухе пахло машинным маслом и металлической стружкой.
– Ну что, новенький, – хлопнул его по плечу бригадир Александр Петрович, коренастый мужчина с добродушным лицом и мозолистыми руками, – добро пожаловать в трудовые будни!
Павел окинул взглядом цех – гудящие станки, снующие туда-сюда рабочие, свет, падающий через пыльные окна под потолком… Что-то внутри него вдруг встрепенулось, и, совершенно неожиданно для всех, он запел:
– Эх, работушка-работа, заводская жизнь моя!
Рабочие остановились, удивлённо глядя на новичка. Кто-то усмехнулся, кто-то покрутил пальцем у виска. А Павел, войдя в раж, продолжал, пританцовывая между станками:
– А ну-ка, бригада, подхватывай! «На заводе я тружусь, и работы не боюсь!»
– Эй, парень, – окликнул его пожилой станочник с седыми висками, – ты бы лучше к станку встал. Не концертный зал всё-таки.
Но Павла уже несло…
Расхаживая по цеху, он импровизировал частушки одну за другой, по-своему перерабатывая заводскую жизнь в песню:
«Вот станочек мой родной, Я с тобой, а ты со мной! Только ты не подведи, Деталь ровно выводи!»
Некоторые рабочие посмеивались, другие хмурились – работа стояла. Молодой практикант даже начал было подпевать, но получил строгий взгляд от мастера и притих.
– Товарищ певец, – не выдержал наконец Александр Петрович, почёсывая затылок, – может, всё-таки к работе приступим? План горит…
В этот момент дверь цеха распахнулась с таким грохотом, что даже станки, казалось, притихли.
На пороге появился Григорьич – главный инженер фабрики, высокий худой мужчина с вечно недовольным лицом и колючим взглядом. Его щёки моментально покрылись красными пятнами при виде устроенного концерта.
– Это что здесь происходит?! – прогремел его голос, перекрывая шум станков. – Кто разрешил превращать цех в филармонию?
– Да вот, новенький у нас, – развёл руками бригадир, с досадой глядя на Павла. – Творческая личность…
Григорьич медленно повернулся к нарушителю спокойствия, сверля его взглядом: – Послушайте, молодой человек. Вас сюда работать взяли или развлекательную программу вести?
– Я просто хотел поднять боевой дух коллектива! – попытался оправдаться Павел, но его улыбка померкла под тяжёлым взглядом главного инженера.
– Давай-ка иди отсюда! – рявкнул Григорьич так, что у ближайшего станка посыпалась ржавчина. – Чтобы духу вашего здесь не было! Это вам не «Голос», а производственный цех!
Вечером Анна застала мужа дома – он сидел с гитарой, перебирая струны и что-то бормоча под нос. На столе стояла нетронутая чашка с остывшим кофе, в пепельнице тлела забытая сигарета.
– Ну как первый рабочий день? – спросила она с надеждой, хотя по его виду уже всё поняла.
– Не вышло, Ань, – он поднял на неё глаза, в которых читалось странное облегчение. – Не моё это. Душа требует творчества, а там… Там же конвейер! Бездушный, механический…
– Душа требует? – её голос задрожал, а на щеках выступили красные пятна – верный признак надвигающейся бури. – А моя душа чего требует, ты не думал? Может, я тоже петь хочу! Или рисовать! Или по миру путешествовать! Но я иду и работаю, потому что кто-то должен оплачивать счета!
– Я найду что-нибудь другое… – начал было он, но осёкся, увидев выражение её лица.
– Нет, Паша. Больше не найдёшь. По крайней мере, не со мной, – она устало опустилась на стул, машинально поправляя выбившуюся прядь волос. – Я ухожу. Насовсем.
– Анют…
– Молчи. Просто молчи. Все слова уже сказаны.
Той же ночью она собрала вещи – одежду, документы, несколько фотографий из их счастливого прошлого. Сложила всё в два чемодана – удивительно, как шесть лет жизни могут уместиться в такой малый объём. Павел сидел на кухне, бренчал на гитаре – как всегда, когда не знал, что сказать или сделать.
Через три месяца они встретились для развода. Быстро, без лишних слов подписали бумаги. Анна заметила, что он осунулся, под глазами залегли тени.
«Наверное, переживает,» – подумала она, но тут же одёрнула себя. Хватит. Не её это больше забота.
Прошло пять лет. Анна переехала в другой город, построила карьеру, начала новую жизнь. Теперь она возглавляла отдел в крупной компании, ездила на своей машине, планировала отпуск в Европе.
От общих знакомых иногда доходили вести о Павле – он женился снова, на какой-то то ли малярше, то ли штукатурщице.
Говорят, всё так же ищет себя, пока жена работает на стройке. «Некоторые никогда не меняются,» – думала Анна, читая очередное сообщение от старых друзей.
Временами она размышляла – может, стоило дать ему ещё один шанс? Может, была возможность что-то исправить? Но потом качала головой, вспоминая тот день на фабрике. Нет, бесполезно менять того, кто не хочет меняться.
Иногда, проходя мимо парков, она слышала звуки гитары и ускоряла шаг. Слишком много воспоминаний, слишком много несбывшихся надежд.
А где-то в другом парке другая девушка останавливалась, заслушавшись красивым голосом, поющим «Милая моя». Останавливалась и замирала, очарованная песней и романтичным образом певца. И начиналась новая история – с тем же сюжетом, только с другими героями.
Жизнь шла своим чередом. Павел продолжал искать себя, перебиваясь случайными подработками и выступлениями в переходах.
Его новая жена, крепкая женщина с мозолистыми руками и практичным взглядом на жизнь, возвращалась со стройки усталая, но с зарплатой. Каждый вечер она слушала его новые песни и рассказы о несостоявшихся проектах, кивала и готовила ужин. Может быть, она любила его именно таким – вечным мечтателем, не способным повзрослеть. А может, просто не хотела ничего менять.
Анна же больше не верила в сказки. Жизнь научила её, что красивый голос и умение растопить женское сердце песней – не самое главное в мужчине. Теперь она ценила другие качества: надёжность, ответственность, умение не только мечтать, но и воплощать мечты в реальность.
В её новой квартире не было гитары, зато был большой плазменный телевизор, модная мебель и дорогая кофемашина. По утрам она пила свежесваренный кофе, просматривая деловые новости, и строила планы на будущее – реальные планы, основанные не на фантазиях, а на чётком расчёте.
И только иногда, в особенно дождливые вечера, она доставала из дальнего ящика старую фотографию, где молодой Павел с гитарой улыбается в камеру той особенной улыбкой, которая когда-то перевернула её мир. Смотрела несколько минут, затем убирала обратно. Прошлое должно оставаться в прошлом, как бы красиво оно ни пело.
