Никита натянул шапку до самых бровей и, прикрывая ладонями лицо от встречного ветра, на полусогнутых побрёл к дому. Только так и не дошёл. В какой-то момент он вдруг понял, что… заблудился. Мальчишка растерянно вертел головой и никак не мог понять, где находится.
Дома шла обычная предновогодняя суета. Родители собирались в продуктовый — докупить всё к праздничному столу. Бабушка, устроившись в кресле, вязала толстые носки, бросая взгляды на большой телевизор в гостиной: там шёл новогодний концерт. А Никита, сдвинув брови, молча стоял у окна и наблюдал, как крупные хлопья валятся с киевского неба и… как во дворе мальчишки гоняют мяч.
Кто-то скажет: футбол зимой — затея безумная. Но сами мальчишки были другого мнения. Им нравилось. Да и как-то же надо убить время, пока «взрослые заняты важными делами» на кухне.
Бегать по насту было трудно: в тяжёлых ботинках ноги путались, мяч с трудом катился по укатанному снегу. Но азарт только разжигался. «Зимой не играют только трусы», — поддразнивали они друг друга.
— Гоооол! — взвыл Артём из соседнего подъезда, когда мяч пролетел мимо снеговика, поставленного «на ворота» между двумя тополями.
Никита со злости стукнул кулаком по подоконнику. «Эх, был бы я сейчас на воротах — не пропустил бы!» Но вместо ворот — окно его комнаты. А «кадров» во дворе не хватало…
Вот пацаны и выкрутились: поставили снеговика в створ. Тоже вратарь, чего уж. Правда, лично у Никиты к этому «киперу» было немало вопросов. «Что он может этими палками вместо рук? Ни отбить, ни поймать!»
Иногда спасало пластиковое ведро на его голове — мяч попадал, отскакивал. Но редко. Счёт уже был 8:3 — не в их пользу. «Нет, не вытянут… Без меня точно не вытянут. Надо что-то делать!»
Он распахнул дверь, прошмыгнул мимо гостиной в прихожую:
— Маам, можно я на улицу?
— Ты наказан. Какая улица?
— Мам, я всё понял, вину признаю и обещаю: больше к Крыловой пальцем не притронусь.
Наказан он был именно из-за Леры Крыловой. Девчонка — как будто его не видит. Никита и стихи писал, и сердечки в тетради рисовал, и шоколадки тихонько в портфель подкладывал — всё, как в умных книжках про любовь. А она даже не смотрела в его сторону. Если и встречались взглядами — демонстративно морщилась и отворачивалась. «Неприступная крепость!» — кипел Никита.
Он даже гуглил, как «взять крепость»: советы — от лобового штурма до долгой осады. Но лбом идти — страшно, измором брать — долго. Он скорее состарится, чем Лера «падёт». Хотя пытался и так и сяк — без толку.
Лера пришла к ним в класс в середине сентября и с первого дня засела Никите в сердце. Папа говорил: «В одиннадцать лет любви не бывает. Относись проще». Но как тут проще, если ночью не спится, и в голове одна Крылова?
А когда долго не получается — опускаются руки. В день, когда его совершенно вывело из себя собственное бессилие, он во время большой перемены дёрнул Леру за косу — сильно, от души, будто пытаясь «вернуть» всё время, которое он на неё потратил. Она вскрикнула от боли, расплакалась, её окружили подружки. А Никита стоял, сжимая в пальцах ярко-оранжевую резинку, и — да, улыбался. Наконец-то вызвал у неё хоть какие-то эмоции!
Классная руководительница его восторг не оценила. Позвонила родителям. Те пообещали: все каникулы — воспитательная программа «что такое хорошо и что такое плохо». По факту — запрет на компьютер и двор.
«Концлагерь какой-то, а не дом! Мы вообще-то в XXI веке!» — возмущался Никита, но надежду на помилование не терял.
— Маам, ну пожаалуйста… — включил старый проверенный метод.
Мама молчала.
— Слушай, — вмешался отец, — может, в честь праздника сделаем исключение? Он искренне раскаивается. Правда ведь?
— Правда! — закивал Никита.
Мама подумала и… смягчилась:
— Только недолго! Вернулись — сразу домой. Понял?
— Понял! Спасибо, мамочка!
Они вместе вышли из подъезда и разошлись: родители — налево, в сторону супермаркета, Никита — направо, туда, где ребята гоняли по снегу мяч. Сбросил куртку на сугроб, быстрым движением «убрал» снеговика с позиции и стал в створ. Команда — всего три человека — взвыла «Ура!» и пошла в атаку.
Ветер то затихал, то снова хватал за уши; снег не прекращался ни на минуту, в прогнозе обещали метель — надо было успеть отыграться. Никита ловил всё, что летело в створ, ребята сравняли счёт, а потом и вырвались вперёд на один гол. Небольшое, но преимущество — и это грело.
И тут на «поле» выбежал котёнок. Маленький, рыжий. Сначала он пытался «ловить» игроков, мелькающих вокруг мяча, а потом, устав, подбежал к Никите и жалобно мяукнул, пытаясь привлечь внимание.
— Чего тебе?! — сорвался Никита. — Не видишь, мне некогда! — и махнул рукой, даже притопнул ногой — мол, брысь!
Но котёнок оказался не из пугливых. Прильнул к голенищу, тёрся, мяукал. Никита метался, пытаясь отогнать его — а тем временем к воротам полз через сугробы Артём. Шёл, проваливаясь, но упрямо.
— Гооол! — заорал Артём.
Никита остолбенел между двух тополей. Злился на себя — подвёл своих. И на котёнка — отвлёк.
— Это всё из-за тебя! Прочь! — прошипел он.
Рыжий посмотрел грустно и ушёл. Куда — Никита уже не видел: игра снова захватила всё внимание. Мяч то у своих, то у чужих.
— Сейчас забью! — пыхтел Артём, но в последний момент споткнулся, и мяч ушёл мимо.
— Эй, хулиганы! Вы что творите?! — заорала баба Нина, шедшая к контейнерам. Её едва не зацепило. — Смерти моей хотите?!
— Извините, баба Нина! — крикнул кто-то из ребят. — Пни нам мяч, пожалуйста!
— Тоже мне, нашлась! — проворчала она, но подошла и пнула.
Мяч чиркнул о дерево, отскочил на дорогу и угодил под колёса проезжавшей машины. Хлопок был такой силы, что у Никиты зазвенело в ушах.
— Вот и наигрались… — выдохнул он.
Ребята понуро переглянулись, мысленно «поблагодарив» бабу Нину. Решили: доиграют уже на каникулах, когда родители Артёма купят новый мяч. Договорились увидеться и стрелой разлетелись по домам — чай, батареи, носки.
Никита тоже решил не ждать родителей и подниматься. Подошёл к куртке — и замер: в рукаве — тот самый рыжий котёнок.
— Ты чего здесь?
— Мяу… — жалобно, еле слышно. Он дрожал и смотрел прямо в глаза.
— Даже не надейся, понял? — Никита встряхнул рукав, высыпал малыша в снег, надел куртку и зашагал к подъезду. Котёнок остался сидеть, не отводя печальных глаз, а потом поднял одну переднюю лапку — как будто попросил не уходить.
Ветер в тот момент взвыл так, что больно стало в ушах. Крупные снежинки полетели под углом, слепили глаза, царапали щёки. Никита дёрнул молнию выше, натянул шапку ещё ниже и, пригнувшись, пошёл против ветра. И вдруг понял: он не узнаёт двор. В своём же дворе. Смешно? Ему — нет. Он крутил головой — и понимал всё меньше.
«Главное — не останавливаться», — бормотал он, стараясь не поддаться липкому страху. А жалобное «мяу» будто просачивалось сквозь вой ветра — и становилось ещё страшнее. Он упёрся в шершавую поверхность — обнял её, чтобы не сдуло, и завопил:
— Маам! Паап! Помогите!
— Никита, ты что делаешь? — услышал знакомый мамин голос за спиной. Он распахнул глаза, резко обернулся. С неба по-прежнему падали снежинки, ветер кружил их, но никакой метели не было — ни свиста, ни леденящей жути. Он стоял, вцепившись руками… в фонарный столб.
— Ты зачем столб обнимаешь? — хмыкнул папа.
Никита ошарашенно смотрел на родителей, словно видит впервые. Потом выдохнул:
— Просто… обнял. Что такого?
— Домой! — скомандовала мама. — Щёки синие, нос красный. Болеть под Новый год нам точно не надо.
Он послушно свернул к подъезду — и за углом столкнулся взглядом с рыжим котёнком. Тот смотрел на него с укоризной — точь-в-точь как их математичка, когда он не сделал домашку. Никита вдруг понял: вот он, «бумеранг». Он обидел малыша — и мир мгновенно «ответил» нелепым страхом среди родного двора. Бабушка ведь предупреждала…
Зайдя в квартиру, Никита молнией скинул куртку и помчался к бабушке:
— Ба, помнишь, ты говорила — маленьких котят обижать нельзя?
— Конечно, помню, — бабушка отложила вязание. — Котят обижать — себе вредить. Бумеранг прилетит быстро, удача отвернётся.
— А если… уже обидел?
Бабушка посмотрела пристально:
— Тогда нужно любой ценой загладить вину. И чем скорее — тем лучше.
— Любой ценой?
— Да, Никит. Заслужи прощение — иначе жди неприятностей.
— Любой ценой… — пробормотал он. — Но как? Намекни хоть…
— Слушай своё сердце, внучек. Оно подскажет.
Никита выскочил в комнату, схватил телефон и забил в поиск: «Что делать, если обидел котёнка?» Ответы посыпались:
— Молись!
— Всё, готовься к худшему…
— Проси прощения.
— Купи колбасы.
— Меняй паспорт!
Паспорта у Никиты не было, деньги на колбасу — тоже. Молиться он не умел. Оставалось — попросить прощения. «Попробую», — решил он, на цыпочках проскользнул в прихожую, оделся и тихо выскользнул за дверь. Он понимал: мама будет ругаться. Но остаться непрощённым было страшнее.
Во дворе — пусто. У угла дома — пусто. Он обежал дом дважды, заглянул к контейнерам — никого. «Думай, Никита!» Сердце в груди бухало, но молчало. И вдруг — как щелчок: площадка, где играли! Он метнулся туда — и нашёл. Рыжий сидел на прежнем месте, сжавшись в комок, дрожал.
— Эй, малыш… Помнишь меня? — Никита опустился на колени. — Прости меня, пожалуйста. Я накричал зря. Мы играли… но это не оправдание. Просто не держи на меня зла, ладно?
— Мяу… — робко.
— Прощаешь? Правда? Значит, удача от меня не отвернётся?
— Мяу…
Никита поднялся, отряхнул колени о снег и впервые за день широко улыбнулся. Оказалось, просить прощения — не страшно.
Он пошёл к подъезду — и вдруг остановился. «А он? Так и будет тут сидеть?» Он посмотрел на окно своей комнаты, на котёнка… «Что скажет мама?» Он обещал больше сюрпризов не устраивать. Значит — опять нарушит? Придётся проводить каникулы без компа и телефона?
«И пусть! Зато спасу!»
Никита вернулся, снял куртку, аккуратно уложил рыжего внутрь, прижал к груди — как мешок с конфетами — и торжественно понёс домой нового члена семьи.
— Чижиков! Стой! — раздалось позади. Он замер. Кто это? Конечно — Крылова.
— Только тебя не хватало… — пробурчал он. «Увидит — засмеёт. Потом всем расскажет. А… рассказывай. Пусть знает, кого я выбрал вместо тебя».
— Чего тебе? — буркнул он, когда Лера подбежала почти вплотную.
— Я тебя из окна увидела. Все уже по домам, а ты один носишься по двору. Вот и вышла глянуть. Ты чего без куртки?
— Не холодно.
— Серьёзно? У меня термометр на балконе — минус десять. Так заболеть можно. Ты же не пингвин!
— Мне всё равно — каникулы дома. Какая разница, здоровый я или больной?
— Подожди… — Лера наклонилась совсем близко. — У тебя там кто? Котёнок?
— Котёнок.
— Покажи!
Никита ожидал чего угодно — только не восхищённого «ой».
— Какой красивый! И мёрзнет ведь.
— Вот поэтому и несу. Буду греть.
— А можно я с тобой? — вдруг спросила она. — Меня на час отпустили, гулять не с кем. Я расскажу, как ухаживать: чем кормить можно, чем нельзя.
— А ты откуда знаешь?
— У меня дома тоже котёнок. Мама купила книгу, там всё расписано.
— Ну… пошли, — растерялся Никита. Он и сам не понял, что удивило больше: что Лера любит котят или что она сама напросилась в гости.
Мама, увидев на пороге сына без куртки и Крылову, схватилась за сердце: «Снова начудил?» Но, услышав, что Света (да-да, Лера, но с детства все зовут её Светой) пришла в гости, расслабилась:
— Заходи, Светочка, разувайся. Сейчас чай поставлю и конфет шоколадных принесу.
— Мам… мы со Светой не одни… — едва слышно выдохнул Никита.
— В смысле? Ещё гости? Ничего, конфет хватит.
— Нет. Просто… я котёнка принёс. Он замёрз там. Можно оставить?
Никита достал из куртки рыжий комочек. Мама, как и ожидалось, застыла, хмурясь. Он торопливо добавил:
— Я буду за ним ухаживать! А Света научит: у неё дома котёнок, она знает.
Наверное, в другой день мама бы долго думала. Но сейчас — сын помирился с девчонкой, не придётся идти «на разборки» к её родителям…
— Ладно, оставляй, раз уж принёс, — улыбнулась она. — Может, хоть котёнок из тебя человека сделает.
Через минуту в комнату заглянул отец, пожал сыну руку:
— Молодец, Никита. Настоящий мужик.
А потом пришла бабушка — с мягкой тёплой подстилкой, связанной своими руками. Уходя, она притянула внука за рукав и шепнула:
— Всё правильно сделал. Теперь у тебя всё будет хорошо.
Иногда жизнь учит нас прямо во дворе — метелью в голове, громким «мяу» под сердцем и простым словом «прости». А вы верите в такие маленькие бумеранги — когда добро возвращается сразу, стоит только вовремя согреться и согреть?
