Аня опустила голову и продолжала мыть пол, уже давно привыкнув к тому, что сотрудники постоянно отпускают в её адрес язвительные замечания. Шутки были обидными, порой даже жестокими, но она никогда не отвечала. Ей не хотелось опускаться до их уровня. Ей не хотелось ни споров, ни ссор. Аня всегда мечтала, чтобы рабочий день поскорее закончился, или чтобы в кафе было очень много посетителей — тогда все официанты были заняты, и им было не до неё.
— Ань, ты, наверное, когда идёшь по улице, все в обморок падают от такой красоты? — раздался насмешливый голос.
Она даже не повернулась.
— Да нет, сразу на месте умирают. Потому что если такая «красота» придёт ночью, заикой можно стать.
В ту же секунду в подсобке появился злой администратор.
— Какого чёрта вы все тут собрались? Зал битком, а ни одного официанта нет. Что, хотите сегодня же искать новую работу?
Официантов словно ветром сдуло. Аня облегчённо выдохнула. Леонид коротко глянул на неё и вышел. Именно он принял её на работу. Аня была уверена, что и здесь ей откажут, потому что выглядела, мягко говоря, не очень привлекательно.
В детском доме, где она выросла, ей сказали, что именно поэтому родители от неё и отказались. У неё было обожжено лицо. Никто ничего не знал наверняка, и уж тем более Аня. Но, как сказал врач, ожог был получен, когда она была совсем маленькой, возможно, даже до года. При правильном лечении таких шрамов не должно было бы остаться, но лечить её почему-то не стали. Просто оставили в детском доме.
Хотя, опять же, никто не знал, а только предполагали, что, возможно, в том самом пожаре погибли родители. Поэтому Аня и оказалась никому не нужна. Она, кстати, тоже так считала, потому что у неё в голове не укладывалось, что можно отказаться от ребёнка, с которым уже жил, которого любил, воспитывал. Она даже не пыталась искать кого-то, потому что была уверена, что все её родные погибли.
Когда Аня уходила из детского дома, ей отдали старую фотографию. Сказали, что она была с ней, когда девочку из больницы перевели в детский дом. Возможно, этот снимок вообще не имел к ней никакого отношения, но Аня всё равно хранила его бережно. Думала, что на фотографии её мама.
На снимке стояла молодая женщина. На руках у неё был ребёнок, а ещё один держал её за руку. Кто был на руках, было непонятно, а вот за руку её держал мальчишка лет пяти-шести. Вот и всё. Никаких надписей, никаких пометок. Даже по фону ничего нельзя было определить, потому что женщина стояла на фоне неба и травы. Аня даже не была уверена, что фото сделано в её городе.
Девушка выглянула в зал. Сегодня действительно было много людей. Давно у них не было такой загруженности. За столом, который был ближе всего к тому месту, где она стояла, сидел мужчина. Он, видимо, уже собирался уходить, потому что допивал кофе и разговаривал по телефону. Мужчина был молодой, лет тридцати, ну, может быть, чуть больше. Чем-то он привлёк её внимание. Она всё смотрела и смотрела на него.
Мужчина поднял глаза. Они на секунду встретились взглядом. И Аня сразу спряталась. Сердце заколотилось. Она, наверное, напугала этого гостя.
Минуты через три она снова осторожно выглянула. Мужчины уже не было, а под столом лежал бумажник. Видимо, тот самый гость выронил его. Аня растерянно осмотрелась. Никто не обращал на неё внимания. Столик уже протёрли. Она бросилась в зал, схватила бумажник и выскочила на улицу.
Она увидела его. Мужчина был уже на стоянке, шёл, видимо, к своей машине. Аня бросилась следом:
— Стойте, погодите!
Незнакомец остановился, удивлённо посмотрел на приближающуюся девушку.
— Вы ко мне?
Аня подбежала к нему и, стараясь не смотреть в лицо, сказала, протягивая портмоне:
— Вот, вы обронили, под столом лежал.
Мужчина растерянно похлопал по карманам.
— Надо же, как это я так? Спасибо вам большое. Там же все карты, гривны.
Аня хотела уйти, но он остановил её.
— Погодите, постойте.
Мужчина раскрыл бумажник, достал несколько купюр и протянул ей.
— Вот, возьмите, пожалуйста, это в знак благодарности.
Аня стояла, окаменев, и смотрела на снимок, вставленный в бумажник.
— Что с вами? Вам знакома эта фотография?
— Да, у меня точно такая же. Я всегда думала, что это моя мама.
— Думали? Не понимаю. А откуда она у вас?
— Я не знаю. Мне её отдали в детском доме, сказали, что она была со мной, когда я поступила, а больше ничего не было. И вот она лежала в моём личном деле много лет.
Мужчина побледнел.
— В детском доме? А когда вы туда попали, сколько вам было лет?
Аня смотрела испуганно. Как будто проснулась в одно мгновение.
— Не помню точно. Мне сказали, что совсем маленькой. Простите, я пойду, мне работать нужно.
Она бегом бросилась к кафе. Ей было так страшно. И даже думать не хотелось о том, что всё может быть по-другому, что не все в её семье погибли и что от неё действительно отказались. Нет, пусть всё остаётся так, как есть. Ей ничего не надо. Она просто будет жить.
На следующий день Аня пришла на работу настолько разбитая, что даже Леонид, который никогда не касался её внешности, спросил:
— У тебя всё в порядке? Ты не заболела? Как-то плохо выглядишь.
Если бы кто-то другой это сказал, она бы подумала, что это про внешность, что её опять хотят обидеть. Но администратор никогда не сделал бы этого. Поэтому Аня просто ответила:
— Да, как-то плохо себя чувствую. Всю ночь не спала.
— Вот что, иди домой, отлежись, я тётю Галину вызову.
— Правда? Ой, спасибо большое. Что-то я совсем никуда не гожусь.
— Иди, иди, у тебя и так, считай, выходных нет.
Аня посмотрела с благодарностью. В этом мире ей некому было о ней позаботиться, поэтому такое проявление доброты было для неё очень важно.
Она только завернула за угол, как у кафе остановилась машина. Та самая машина, на которой вчера приезжал гость, выронивший бумажник. Он буквально выскочил наружу и быстрым шагом направился в кафе.
Аня решила прибраться дома. Помыть окна. Состояние, конечно, было неважное, ведь она действительно так и не смогла уснуть за всю ночь. Но когда ещё такой свободный день выпадет? А настроение даже улучшилось. Сегодня на смене Катя. Человек, который издевался над ней больше всех, как будто Аня дорогу ей где-то перешла. Какими только словами Катерина её не называла, какими только прозвищами не награждала. И всегда сдержанная Аня, бывало, что и плакала из-за неё. Сегодня они не увидятся, а завтра только один день. Это гораздо лучше, чем два.
Аня переоделась в спортивный костюм, сняла косынку с шеи, где были самые большие шрамы, и принялась за работу. Этот маленький домик на окраине ей выделило государство, и был он в плачевном виде. Всё своими руками ремонтировала понемногу, насколько хватало средств. Конечно, дворцом дом не стал, но сейчас можно было вполне нормально жить. Аня очень его полюбила, потому что это было единственным местом, где никто на неё не пялился и никто её не обижал.
Она открыла окно и начала мыть. У дома остановилась машина. Аня замерла. Она сразу её узнала. Вчера же отдавала бумажник владельцу. И что он здесь делает? Аня похолодела. А вдруг в бумажнике кто-то что-то увидел, вдруг вытащил что-то из него. И этот человек подумал, что это она.
Аня уронила тряпку в ведро, потому что из машины вышел тот самый гость. Девушка отступила вглубь комнаты. Он её не увидел, но что делать? Её охватила настоящая паника. Ей никто не поверит. Ведь все считают, что детдомовские, неважно, сколько им лет, — воры.
В дверь постучали. Аня так и не решила, что делать.
— Да, входите.
Она с удивлением смотрела на того самого мужчину. Он был не один. Вместе с ним — пожилая женщина. Они вошли.
— Здравствуйте, Аня.
— Здравствуйте.
Женщина подошла к ней, опёрлась на трость, а Аня прикрыла шрамы рукой. Но бабушка отвела руку и долго всматривалась в неё. Потом вытерла набежавшие слёзы.
— Она похожа на Машу.
Аня вообще перестала что-либо понимать и медленно опустилась на стул. Сердце грохотало. По всему выходило, что она не ошиблась, что та фотография в бумажнике что-то означала.
Мужчина заметил, что творится с девушкой, и заговорил:
— Не пугайтесь, пожалуйста, я вам сейчас всё объясню. Это Анна Петровна. Меня зовут Дмитрий. Мы думаем, что вы моя сестра.
Аня почувствовала, как её мир рушится, как вся та стена, что она выстраивала вокруг себя, с грохотом осыпается.
— Та фотография, на ней вы?
— Да, я. Давайте я вам всё расскажу.
— Может быть, лучше ты, бабушка.
Бабуля снова промокнула глаза.
— Да, давайте всё я расскажу. Это моя вина в том, что так получилось. Я пыталась тебя разыскать, детка, когда поняла, что натворила, но не смогла.
Много лет назад мой сын женился тайно, потому что знал, что я не одобрю его избранницу. Девушка была слишком простой, к тому же сиротка. По моим тогдашним представлениям все, кто воспитывался государством, не могли вырасти хорошими людьми. Мы же жили всегда хорошо, достойно. И мой сын тоже привык к такой жизни, а я лишила его денег. Думала, одумается, бросит эту девчонку.
Они сняли какой-то дом, стали там жить. Мой сын, который никогда прежде не работал, устроился куда-то, содержал себя, её, и потом у них родился Дима, потом ты. Ваня не приезжал, не показывал мне внуков. А ведь столько лет прошло. Я только от других узнавала, как у него дела. Узнала, что строит новый дом, и поняла — он прекрасно без нас справляется. И так тоскливо стало.
Я поняла, что сам он не приедет. И я решилась поехать, накупить подарков, прощения попросить, но не успела. Утром я собиралась ехать, а ночью новый дом, в который они уже перебрались, загорелся. Видимо, где-то неправильно сделали проводку.
Я нашла всех в больнице. Всех, кроме тебя. Ты была в реанимации. Впрочем, и твоего отца, и мать тоже увезли в реанимацию, правда, в другую. Дима лежал в обычной палате. Его комната была в самом отдалении от очага пожара. Я металась между сыном и Димой, а к тебе съездила всего раз.
Врач мне сказал, что положение серьёзное, что тебя переведут в другой город, но шансы всё равно минимальны. А ещё он сказал, что, возможно, так будет лучше, потому что ты девочка, а лицо всё испорчено. Я больше не стала узнавать про тебя. Сын и невестка скончались. Дима находился в ужасном состоянии. Похороны, врачи и всё такое.
А потом недели через две я позвонила, и мне сказали, что тебя увезли в областной центр. Я очень виновата перед тобой. Я сказала Диме, что ты тоже погибла вместе со всеми. Думала, он никогда ничего не узнает, если ты выживешь. Тем более доктор сказал, что ты будешь инвалидом. Прости меня.
Пять лет назад я поняла, что не могу уйти в могилу, не зная, что же всё-таки с тобой. И я поехала в тот город, куда тебя перевели. Мне сказали: «Да, была такая. Вылечили её и отправили в детский дом». И никакой информации больше.
Я не могла тебя искать открыто. Тогда бы Дима всё узнал и стал бы меня ненавидеть. Он очень переживал, даже спустя столько лет. Если бы ты в тот момент была ещё в детском доме, я бы разыскала тебя. А так никаких следов.
Бабушка всхлипнула, а Аня вдруг улыбнулась.
— А я не обижаюсь на вас. Мне даже как-то легче стало.
Дима посмотрел на неё удивлённо.
— Легче? Почему?
— Потому что я всю жизнь боялась узнать, что от меня отказалась мама. А вы? Я же вам, получается, чужая. Вы никогда меня не видели, любить тоже не могли. Мою маму звали Машей. А можно побывать у неё на могиле?
Дима кивнул.
— Теперь ты сможешь всё. Вообще всё. И первое, с чего мы начнём, — сделаем тебе пластическую операцию, чтобы ты перестала от всех сторониться.
— Что вы? Это же ужасно дорого.
Дима улыбнулся.
— Привыкай, сестрёнка, к тому, что теперь у тебя большие возможности.
Прошёл год. Аня осматривалась. Как же давно она здесь не была. Дима помог сесть бабушке и протянул ей меню.
— Выбирай.
Тут же к ним подлетела официантка. Аня подняла глаза. Катя. Лицо Кати вытянулось. Столько огорчения, столько зависти на этом лице было, что Аня рассмеялась. Стало легко, и она вдруг сказала:
— Я отойду.
Леонид был у себя в кабинете. Он поднялся ей навстречу, улыбнулся.
— Я всегда знал, что ты очень красивая.
Аня улыбнулась тоже. Наконец-то наступило то самое время, когда она могла смотреть на него открыто.
— Лёнь, можно я приглашу вас на свидание?
Мужчина рассмеялся.
— А я вот не знал, как мне это сказать.
А ещё спустя год в этом же самом кафе шумела их свадьба.
