На кухне пахло пережаренным луком и чем-то кислым — как будто жизнь сама подсказала, что пора заканчивать варить эту кашу. Марина стояла у плиты, держа деревянную ложку как оружие массового поражения. В комнате за спиной тихо шуршал голос телевизора — очередной «аналитик» пытался убедить страну, что жить в России — это удача. Особенно если ты свекровь с пенсией, квартирой и сыном, который всё ещё носит тапки, подаренные тебе десять лет назад.
Марина бросила взгляд на часы. Восемнадцать ноль три. Алексей обычно врывался в квартиру с претензией и жаждой — пожрать, поспать и пожаловаться на всё живое.
— Где ужин? — голос Алексея прозвучал, как удар по нервам.
— В твоих фантазиях. Я в восемь часов с работы пришла, между прочим, — Марина повернулась, не отрываясь от кастрюли. — А не с рыбалки, где ты целый день «уставал».
— Я, между прочим, ищу подработку. У нас долги!
— Ты ищешь подработку у Васьки в гараже, где пьёте «по чуть-чуть» и обсуждаете, как трудно мужикам в этом мире, — отрезала она.
Алексей шумно выдохнул, кинул ключи на полку, и они со звоном упали на пол. Почти символично.
— Опять ты начинаешь. Ты всегда недовольна. Всё тебе не так.
Марина медленно повернулась, опёрлась на край стола и, глядя прямо в глаза:
— А ты всё время как на подушке. Живёшь в этой квартире, которую моя бабушка оставила. Жрёшь то, что я купила, за деньги, что я заработала. И ещё смотришь на меня, как будто я тебе должна. Я вообще не пойму — я тебе кто? Сантехник? Повар? Или просто бесплатный номер «всё включено»?
Он только пожал плечами.
— Если бы ты была поласковее, я бы, может, и постарался. А ты… с тобой жить как с инспектором ГИБДД. Всё время какие-то проверки.
Ах, вот как. Она хмыкнула, снова взялась за ложку, но теперь ею помешивала воздух.
— А ты с мамочкой своей поговори. Может, она тебе расскажет, как быть мужчиной. Или опять она скажет, что я «психованная» и «неблагодарная»?
Он молчал. У него был этот приём — молчать, чтобы она чувствовала себя виноватой. Иногда срабатывало. Сейчас — нет.
— Кстати, она сегодня звонила, — продолжил он. — Сказала, что нам нужно с ней поехать в «Пенсионный», разобраться с её надбавкой. Я сказал, что ты её отвезёшь. У тебя же машина.
Марина поставила кастрюлю на плиту с такой силой, что из неё выплеснулось.
— Ты что, вообще куку? Я тебе что, такси для вашей родни?
— Ну она же пожилая! Ты как-то слишком злая стала в последнее время.
— Я стала не злая, я стала трезвая, — с нажимом сказала Марина. — И глаза открылись. Смотрю на тебя — и не понимаю: как я столько лет тратила на этого человека?
Он вспыхнул.
— Может, хватит уже? Всегда ты ноешь. У всех бывает тяжело. У меня, между прочим, тоже проблемы. Я тоже человек!
— Нет, Лёш, ты не человек. Ты мама в мужском теле. И я устала жить с двумя женщинами под одной крышей. Одна меня критикует по телефону, вторая — в трусах по кухне ходит и называет себя «главой семьи».
Он двинулся к ней, навис, будто хотел доказать своё право на доминирование хоть ростом.
— Ты перегибаешь. Я тут живу!
— Ты тут существуешь, Лёш. Жить — это когда вдвоём, а не когда один тянет, а второй жалуется.
Он замахнулся — нет, не кулаком, но пальцем. Как учитель в пятом классе.
— Знаешь, мне надоело. Собирайся и уезжай к своей маме. Или в санаторий, куда ты там хотела.
— Я-то хотела в отпуск. Знаешь, обычный, человеческий отпуск. Где не будет твоего сопения, её звонков и ваших общих претензий на мои деньги. А теперь, да — я уеду. Только не в отпуск. А в новую жизнь.
Он рассмеялся — сухо, сквозь зубы.
— Ты одна никуда не уедешь. Квартира моя по прописке. И счёт в банке наш общий. Так что не играй в сильную женщину. Ты — просто баба с усталостью.
Марина подошла ближе. На секунду показалось, что она врежет ему этой ложкой. Но она положила её на стол, тихо.
— Пропиши хоть себя в Кремле. Я тебя отсюда выпишу. Через суд. А отпуск… он начнётся завтра.
Алексей только дернул плечом и сел на диван, включив футбол. Видимо, думал, что разговор окончен.
А она пошла собирать чемодан.
Завтра она поедет в Сочи. Одна. На две недели. И больше никто не будет орать из кухни: «Где ужин?»
Сочи встретил её привычным апрельским солнцем — ни жары, ни холода, просто нормальная человеческая погода, когда не хочется никого убивать. Даже мужа. Особенно мужа.
Марина сидела на террасе маленького отеля, в котором по ошибке забронировала номер без завтрака, но с видом на море и отчётливым запахом чужой свободы. Она впервые за десять лет проснулась без истеричных уведомлений в мессенджере от свекрови и без пыхтения Алексея, который даже во сне был недоволен.
— Так, Марина Викторовна, не увлекайтесь. Мы здесь не в бегах, а в отпуске, — пробормотала она себе под нос, открывая ноутбук. В мессенджере висело три непрочитанных сообщения от Лёши. Два из них — голосовушки на 3 и 6 минут. Третье — короткое, как пинок.
«Ты окончательно с катушек съехала? Я тебя пожалел, а ты меня предала. Возвращайся, пока я не решил всё сам. Мама говорит, что ты подаёшь плохой пример обществу. И вообще — без тебя квартира всё равно будет моей. Прописка — документ!»
Она улыбнулась. Ну конечно, мама говорит. Её личный навигатор по жизни, юрист-любитель и клоун-эксперт в одном лице. Марина нажала «переадресовать» и отправила это сообщение своему знакомому адвокату, с подписью:
«Андрей, оцени уровень юридической грамотности в семье моего бывшего. Можно ли это использовать в суде как доказательство идиотизма?»
Андрей ответил почти сразу:
«Ты можешь использовать это как мотивацию. А вообще — да, с этим мы легко подадим на выселение. Прописка не даёт права собственности. Когда приедешь — сразу начнём.»
Марина медленно сделала глоток кофе и посмотрела на море. Оно шумело, как будто хотело ей что-то сказать. Может быть, что она дура, что терпела так долго. Или, наоборот, что молодец — выбралась.
Спустя два дня ей снова написал Алексей. На этот раз в более «покаянном» стиле.
— Я тут подумал… Может, не будем спешить? Нам надо поговорить. Не по телефону. Когда вернёшься… Я всё пойму. Мы оба были неправы…
Она долго смотрела на это сообщение. Прямо как на китайский чайник в Икее — вроде красиво, но зачем он тебе вообще?
Вечером ей позвонил Андрей.
— Слушай, Марин, я всё подготовил. Когда возвращаешься — мы сразу подаём. И на развод, и на выселение. Ты уверена?
— Уверена, — коротко ответила она. — Больше я не вернусь туда, где меня упрекают в том, что я слишком много хочу от жизни.
— Отлично. Только учти — он будет биться. И его мама тоже. Это та ещё баба.
— Андрей, я теперь тоже та ещё баба, — усмехнулась она.
Вернувшись домой, Марина открыла дверь своей квартиры с той же уверенностью, с какой раньше открывала дверь в бухгалтерию с авансом. На кухне сидел Алексей. Без тапок. В одних носках с дыркой.
— Ты вернулась, — сказал он, как будто они расстались вчера на станции метро.
— Я — да. А ты — нет, — спокойно произнесла она. — Ты в курсе, что твоя мама уже позвонила соседям и рассказала, что я «психически нестабильная»?
— Она просто… она переживает. Она считает, что ты рушишь семью.
Марина кивнула, открыла чемодан и начала вытаскивать документы.
— Вот доверенность на Андрея. Он будет представлять меня в суде. Завтра ты пойдёшь жить туда, где тебе скажет суд. А квартира останется у той, на кого она оформлена.
Он побледнел. Даже носки перестали быть заметными на фоне его лица.
— Ты серьёзно? Так вот как ты решила всё закончить? Без разговоров?
Она закрыла чемодан, теперь уже пустой.
— Разговоры были. Года четыре. Просто ты их не слышал. Потому что было громче, как ты щёлкаешь пультом или слушаешь маму.
Он бросился к ней. Схватил за руку.
— Марин, ну подожди… Мы же всё-таки муж и жена.
Она медленно подняла глаза и, не вырываясь, ответила:
— Уже нет. Ты жил с мамой в моём теле. Но теперь тебе пора вернуться туда, откуда ты вылез. Пусть она тебя и кормит, и гладит. Только без меня.
Он отпустил. Сел. Снова. В те же носки.
— Ты пожалеешь, — прошептал он.
— Пожалей себя. У тебя будет теперь много времени подумать. Я — жить начну. А ты — осознавать.
Через три недели суд вынес решение в пользу Марины. Алексей был выписан, вещи вывезены. Елена Петровна заявила, что подаст в Европейский суд по правам человека. Марина переслала это сообщение Андрею, приписав: «Скажи ей, что этот суд не возвращает сыновей на диван».
Вечером, спустя месяц, Марина сидела в той же кухне. В тишине. Без запаха лука. С чашкой вина.
Звонок.
На экране высветилось имя, которое она не видела двадцать лет.
«Игорь (первый курс. Юрфак. Сочи)»
— Привет, Марин. Узнала?
— Привет… Ну надо же. Какой у тебя голос… взрослый.
— Слушай, я в городе. Говорят, ты теперь свободная женщина. Может, увидимся?
Марина усмехнулась.
— Ну если ты не живёшь с мамой — вполне возможно.
