Мария никогда не забудет тот мартовский вечер, когда впервые передала маме свою банковскую карту. День тогда выдался серым и промозглым. Она, как обычно по пятницам, заехала к Надежде Петровне после работы и застала её на кухне в стареньком, выцветшем домашнем платье. Мама сидела за столом и пересчитывала монетки из кошелька, аккуратно раскладывая их столбиками по гривне, по две, по пять.
— Мам, что случилось? — спросила Мария, снимая куртку.
— Да ничего особенного, — вздохнула Надежда Петровна, даже не подняв взгляда. — Пенсия закончилась, а до следующей ещё целая неделя. Коммуналка снова подорожала, за свет теперь берут больше. Вот и считаю, хватит ли мне на хлеб до понедельника.
У Марии сердце сжалось. Мама всегда была гордой, никогда не жаловалась, старалась не обременять дочь своими проблемами. А тут сидит и пересчитывает каждую копейку…
— Мам, возьми мою карту, — Мария вынула из сумочки пластик и положила на стол. — Если вдруг что-то понадобится — продукты, лекарства, не стесняйся. У меня всё хорошо, бери сколько нужно. У меня не одна карта.
— Ой, что ты, Машенька! — замахала руками Надежда Петровна. — У тебя и так расходов хватает. Квартира в ипотеку, машина, одежда… Молодой девушке ведь так много всего нужно.
— Мам, у меня же хорошая работа, и зарплата вполне приличная. Кредит почти закрыт, живу одна — трачу немного. Правда, не переживай. Да и кавалеры у меня есть, которые регулярно водят меня по ресторанам.
— Но ведь это твои кровные…
— Мам, ну что ты как чужой человек? — Мария присела рядом и обняла маму за плечи. — Ты меня одна растила, в институт отправила, на ноги поставила. Теперь моя очередь о тебе заботиться.
Надежда Петровна взяла пластиковую карточку дрожащими пальцами, повертела её в руках.
— Пин-код запомнишь? — спросила Мария.
— Конечно, запомню. Только я её совсем чуть-чуть, на самое необходимое.
— Бери сколько нужно, не считай каждую копейку.
В первый раз Надежда Петровна воспользовалась картой только к концу месяца. Мария сидела в офисе, разбирая отчёты, когда на её телефон пришло уведомление: «Списано 847 гривен. Супермаркет». Через полчаса зазвонил телефон.
— Машенька, прости меня, пожалуйста, — голос мамы дрожал от смущения. — Я твоими деньгами воспользовалась. Хлеба купила, молока, пачку гречки, немножко мяса. Самое необходимое. Обязательно верну, как только получу пенсию.
— Мам, да я даже не заметила, — отмахнулась Мария, параллельно просматривая баланс счёта. Зарплата была хорошая, тратила она действительно немного — основные расходы только ипотека и машина. — Не переживай, для того и давала.
— Нет, я верну. Записала в свой блокнот — восемьсот сорок семь гривен.
— Мам, не нужно ничего записывать. Трать спокойно.
В апреле мама потратила дважды: сначала восемьсот гривен в начале месяца, потом тысячу в середине. Оба раза звонила, извинялась, объясняла каждую покупку.
— Доченька, опять пришлось воспользоваться твоими деньгами. Давление подскочило, к доктору ездила, витамины дорогие покупала. Тысяча гривен ушла.
— Мам, перестань извиняться. Здоровье намного дороже денег.
С этого момента Надежда Петровна осознала: дочь действительно не замечает таких сумм. Деньги у неё есть, живёт в достатке, работает ведущим специалистом в большой компании. Может позволить себе помочь маме, не ущемляя собственных потребностей.
В мае расходы возросли до двух тысяч за раз. Мама покупала не только продукты первой необходимости, но и фрукты, хорошее мясо, рыбу — то, на что раньше денег не хватало. Звонила реже, но всё ещё продолжала извиняться.
К июню общая сумма достигла трёх тысяч, к августу — пяти. Мария видела эти расходы в мобильном приложении банка: «Супермаркет», «Аптека», «Продуктовый магазин». Всё понятно, всё по делу. Мама живёт одна, пенсия у неё маленькая, цены каждый месяц только растут. Что тут может быть удивительного?
Сентябрь принёс небольшой прирост в расходах — семь тысяч. Мария подумала: наверное, какие-то дорогие лекарства понадобились или к платному врачу ходила. В октябре снова семь с половиной. Мама больше не звонила каждый раз — видимо, привыкла, что дочь не против таких трат.
Однако в ноябре цифра в мобильном приложении банка заставила Марию остановиться посреди офисного коридора и перечитать сообщение дважды. Десять тысяч двести гривен за месяц. И ни одного звонка, ни одного извинения.
— Странно, — пробормотала она, пролистывая детализацию. — Супермаркет, аптека, снова супермаркет… Может, что-то серьёзное случилось?
— Что-то не так? Ты выглядишь такой озадаченной, — коллега Екатерина, проходившая мимо, заглянула через плечо.
— Да вот, мама моя тратит больше обычного. Думаю, может, заболела или ремонт понадобился.
— А ты спроси её напрямую.
— Да как-то неловко… Я же сама ей сказала — трать, сколько нужно.
Декабрь оказался ещё более затратным — двенадцать тысяч четыреста гривен. Мария несколько раз собиралась позвонить маме, но каждый раз останавливала себя. В конце концов, деньги она дала ей от всего сердца, не ожидая отчётов. И если маме нужно больше — значит, на то есть веские причины.
А январь принёс настоящий шок: пятнадцать тысяч восемьсот гривен. Пятнадцать тысяч — это ведь сумма пенсии Надежды Петровны. Получается, она тратила каждый месяц две пенсии. Мария сидела в своей квартире в субботний вечер с телефоном в руках и мысленно перебирала возможные варианты.
Может, мама кого-то приютила? Подругу в сложной ситуации или соседку? Или попала к кому-то в долги? А может, кто-то ею пользуется — заставляет покупать продукты для чужой семьи, пользуясь её добротой?
Чем больше Мария размышляла, тем больше тревожилась и накручивала себя. Нужно было ехать и всё выяснять.
В воскресенье с утра Мария села в свою машину и отправилась к маме. Решила приехать без предупреждения — так честнее. Если действительно что-то не так, мама может попытаться скрыть проблему.
Она припарковалась напротив маминого дома в девятиэтажном панельном здании и стала ждать. Через полчаса увидела знакомую фигуру — Надежда Петровна выходила из соседнего супермаркета с двумя огромными сумками. Остановилась у лавочки во дворе, передохнула, поправила сумки и направилась… не к своему подъезду.
Мария вышла из машины и осторожно последовала за мамой. Надежда Петровна направлялась к небольшому рыночку в конце двора — там местные жители продавали излишки с дач, домашнюю выпечку, разные мелочи. Мама подошла к свободному месту между двумя прилавками, достала из одной из сумок складной стульчик и начала аккуратно выкладывать продукты на картонку: пачки макарон разных сортов, банки консервов, пакеты крупы, бутылки растительного масла, стиральный порошок.
— Что это… — прошептала Мария, прячась за углом гаража.
К маме подошла женщина лет сорока с сумкой-тележкой.
— Тётя Надя, а гречку взяли? — спросила она.
— Конечно, моя дорогая. Только что принесла из магазина, — улыбнулась Надежда Петровна. — У меня всё хорошее, я ведь сначала для себя выбираю, а потом уже вам предлагаю.
— А почему дешевле, чем в супермаркете?
— Да мне много не нужно, доченька. Главное — вернуть потраченное. Живу одна, много не съем.
— Тогда возьму гречку, макароны и масло.
Пока женщина выбирала товар, подошёл пожилой мужчина с тросточкой.
— Надежда Петровна, а консервы есть? Жена просила рыбные купить.
— Конечно, есть. Вот, смотрите — скумбрия, сардина. Всё качественное, не просроченное.
— А откуда у вас такие цены? В магазине же дороже.
— Да я же по акциям покупаю, дедушка. Знаю, когда скидки бывают. Вот и делюсь с соседями.
Мария стояла за углом и чувствовала, как внутри зарождается сначала недоумение, а потом возмущение. Мама покупала продукты её деньгами и перепродавала их соседям, чтобы получить наличные! Пятнадцать тысяч гривен в месяц уходили на эту торговлю!
Подождав, пока покупатели разойдутся, Мария вышла из укрытия и направилась к маминому «прилавку».
— Мам!
Надежда Петровна обернулась — и её лицо побледнело, как полотно. Челюсть отвисла и задрожала.
— Машенька… Ты как здесь? — голос её дрожал.
— Вопрос не в том, откуда я, а что ты здесь делаешь? — Мария подошла вплотную. Соседние продавцы с любопытством наблюдали за семейной сценой. — Ты что творишь, мам?
— Доченька, не здесь… Пошли домой поговорим.
— Нет, здесь! — не унималась Мария. — Я тебе карту на продукты дала, чтобы ты не считала каждую копейку до пенсии, а ты что устраиваешь? Пятнадцать тысяч гривен в месяц! На что? Куда мои деньги деваются?
— Машенька, пожалуйста…
— Да это же та тётя, что всё с карты дочкиной покупает! — послышался голос с соседнего прилавка. — Мы уж думали, дочка богатая какая, раз матери столько денег даёт на перепродажу.
Марию словно ударило током. Все вокруг знали! Знали, что мама торгует на её деньги!
— Всё, собирайся. Идём домой. Немедленно! — процедила она сквозь зубы.
Дома, на знакомой кухне, Надежда Петровна долго сидела молча. Она сидела напротив дочери, водила пальцами по клеёнчатой скатерти, не поднимая глаз. Мария ждала объяснений, с трудом сдерживая эмоции.
— Ну? — не выдержала она. — Я жду.
— Я хотела накопить, — тихо произнесла мама.
— На что накопить?
— На операцию.
— На какую операцию? — встревожилась Мария. — Что случилось? Ты заболела? Диагноз какой-то?
— Нет, доченька, я не заболела.
— Тогда какую операцию?
Надежда Петровна подняла взгляд, и Мария увидела в её глазах решимость, смешанную со стыдом.
— Пластическую.
Мария замерла.
— В смысле, пластическую?
— Нос хочу исправить. И эти оттопыренные уши. И лицо чуть-чуть подтянуть.
— Мам… Но зачем?
— Мне уже шестьдесят, но я ещё не старуха! — голос мамы окреп, в нём зазвучала страсть. — Я хочу ещё пожить! Хочу замуж выйти! Хочу быть красивой, как в молодости!
Мария уставилась на маму.
— Замуж? В шестьдесят?
— А что такого? — вспыхнула Надежда Петровна. — Моя подруга Людмила в пятьдесят восемь замуж вышла за вдовца. И живут они счастливо! А я чем хуже? У меня всегда были проблемы с внешностью — нос крючком, уши как у Чебурашки торчат. Твой папа всегда говорил: «Не говори глупости, и так сойдёшь». А теперь я свободна. Могу себе позволить стать красивой.
— Мам, но зачем так тайно? Через перепродажу продуктов? Ты могла попросить прямо…
— Ну как я могла попросить? — всплеснула руками Надежда Петровна. — Подойти и сказать: «Машенька, дай мне триста тысяч гривен на красоту?» Ты бы что подумала? Что твоя старая мама совсем сошла с ума? Что деньги выбрасывает на ветер?
— Но ты же могла объяснить…
— Объяснить что? Что в шестьдесят лет я хочу нравиться мужчинам? Что устала быть некрасивой? — слёзы навернулись на глаза мамы. — Ты молодая, красивая, у тебя вся жизнь впереди. А у меня что? Пенсия, телевизор и ожидание старости?
Мария молчала, не зная, что ей сказать. С одной стороны, денег ей действительно было не жалко — пятнадцать тысяч гривен в месяц не были катастрофой для её бюджета. С другой — вся эта затея казалась странной, почти абсурдной.
— Мам, это же может быть опасно. Наркоз в твоём возрасте… А если что-то пойдёт не так? А если результат не понравится?
— Ничего не пойдёт не так! — возразила Надежда Петровна. — Сейчас медицина очень развита, технологии современные. И возраст не помеха, если здоровье в норме.
— Ты консультировалась?
— Нет, ещё не ходила. Думала сначала деньги накопить, а потом уже к специалисту идти. А то только посмеются надо мной, да выставят с позором.
— Тогда поехали прямо сейчас! — решительно встала Мария. — Раз уж такое дело, нужно всё выяснить как следует. Посмотрим, что скажут профессионалы.
В частной клинике их принял Андрей Семёнович — мужчина лет пятидесяти с внимательными серыми глазами и уверенными движениями. Он внимательно выслушал пожелания Надежды Петровны, осмотрел её лицо под разными углами, изучил медицинскую карту, измерил давление.
— Что именно вы хотите изменить? — спросил он, делая заметки.
— Нос — он у меня с горбинкой. Уши — они слишком торчат. И вот здесь, — мама показала на щёки, — кожа обвисла.
— Ясно. С технической точки зрения всё возможно.
— Вот видишь! — обрадовалась Надежда Петровна, повернувшись к дочери.
— Подождите, — поднял руку доктор. — Я ещё не закончил. В вашем возрасте есть серьёзные риски. Всё переносится тяжелее, процесс заживления идёт медленнее, могут быть осложнения с сердцем, сосудами. Нужно пройти полное обследование — кардиограмму, сдать анализы, проконсультироваться с анестезиологом.
— И если все анализы будут в норме? — спросила мама.
— Если всё будет хорошо, теоретически это возможно. Но я бы категорически не рекомендовал делать всё сразу. Максимум одну, самую необходимую. И подумайте хорошенько — а так ли вам это нужно?
Доктор помолчал, выбирая слова.
— Надежда Петровна, вы очень милая женщина. И без всяких вмешательств выглядите прекрасно для своего возраста. Может быть, стоит подумать о менее радикальных способах? Хороший косметолог, качественная косметика, новая причёска…
— Нет, — твёрдо ответила мама. — Я всю жизнь слышала, что «и так сойдёт». Хочу наконец стать по-настоящему красивой.
По пути домой Надежда Петровна молчала, глядя в окно. Мария видела, как по её щекам тихо текут слёзы.
— Мам, ну не расстраивайся так, — попыталась утешить дочь. — Доктор же не сказал категорическое «нет». Сказал — нужно обследование.
— Мне всё ясно. Старая я для красоты.
— Не говори так.
— А как мне говорить? Всю жизнь прожила некрасивой, и до конца дней такой и останусь.
Дома Мария долго сидела на кухне и размышляла. Мама ушла к себе в комнату — сказала, что устала. Но сквозь стену были слышны тихие всхлипывания.
С одной стороны, доктор предупредил о серьезных рисках. И действительно — зачем в шестьдесят лет такие эксперименты? С другой стороны — мама так мечтала об этом, так хотела почувствовать себя красивой, желанной…
«А что, если поискать другого специалиста? — подумала Мария. — В Киеве, в более крутой клинике. Там и оборудование лучше, и врачи опытнее. Может быть, найдутся профессионалы, которые возьмутся?»
Она достала ноутбук и принялась изучать сайты киевских клиник пластической хирургии. Читала отзывы, смотрела фотографии «до и после», изучала цены. Чем больше информации она находила, тем больше убеждалась: возраст — это не абсолютное противопоказание. Самое главное — найти правильного врача.
На следующий день за обедом она сказала маме:
— Мам, знаешь что? Давай я съезжу в Киев, проконсультируюсь в хорошей клинике. Узнаю, что и как, какие есть варианты.
Надежда Петровна подняла на неё удивлённые глаза:
— Машенька, ты что… Это же очень дорого. И так хлопотно.
— Мам, давай без «дорого» и «хлопотно». Это же твоя мечта. И если есть шанс её осуществить безопасно — почему бы не попробовать?
— Доченька… — прошептала мама. — Ты правда это говоришь?
— Серьёзно. В конце концов, ты абсолютно права — жизнь не заканчивается в шестьдесят. И если тебе хочется перемен — почему бы и нет?
Надежда Петровна встала из-за стола и крепко обняла дочь.
— Спасибо тебе, родная. Спасибо тебе за такое понимание.
В её объятиях Мария ощутила не пожилую женщину, которой нужно довольствоваться малым, а ту, у которой всё ещё есть мечты, планы, надежда на счастье.
— Только давай договоримся, — сказала она, отстранившись. — Никаких больше перепродаж на рынке. Это же просто стыдно! Соседи уже языками чешут. Если мы решимся — я сама дам столько денег, сколько нужно. А карту пока оставлю, но поставлю лимит — пять тысяч гривен в месяц на обычные расходы.
— Хорошо, доченька. Договорились.
— И ещё. Если поедем в Киев к врачам, ты должна честно рассказать обо всех болячках. Никаких «да я здоровая, как конь». Безопасность намного важнее красоты.
— Расскажу всё как есть.
