Анна стояла у окна и смотрела, как в саду ветер шевелит молоденькие яблони. Они с Алексеем высадили их прошлой весной, когда переехали в новый дом. Свой дом. Их первый настоящий дом. Не съёмная квартира с облупленным потолком, не чужие стены с запахом чужих жизней. Их.
Она держала в руках чашку с остывшим чаем и в сотый раз за вечер ловила себя на мысли, что счастье выглядит именно так: уютный свет, лёгкий беспорядок, любимый человек на диване с ноутбуком на коленях…
И тишина.
Тишина перед бурей.
Потому что завтра приезжали они.
Родители Алексея.
Татьяна Ивановна и Иван Петрович.
И если про Ивана Петровича Анна могла сказать только одно: «он как молчаливое кресло» — надёжное, тёплое и абсолютно бессловесное, то Татьяна Ивановна была… как тайфун в антикварном магазине. Шума много, ценностей мало, разрушений — хоть музей открывай.
Анна глубоко вдохнула, потом ещё раз. И пошла к Алексею.
— Лёш, — нерешительно начала она, садясь рядом, — может быть… ну их? Скажем, что у нас карантин? Чума? Тёща?
Алексей усмехнулся, не отрываясь от экрана.
— У нас чума только одна. И она завтра приедет сама, — спокойно сказал он.
Анна хмыкнула.
— Может, хоть предупредим соседей? Чтобы они спрятали детей и домашних животных?
Алексей наконец оторвался от ноутбука и посмотрел на жену тёплым, но усталым взглядом.
— Аня… Они мои родители. Хоть иногда, но их надо видеть. И да, я знаю, мама — как маленький танк. Но мы справимся. Вместе.
Анна вздохнула.
Конечно, вместе. Только, как показывает практика, когда начинается обстрел, Лёша предпочитает мирно капитулировать.
На следующее утро Анна с боевым настроением отмыла дом до блеска, наготовила еды на полроты и надела своё лучшее платье. Кофе она выпила двойной порцией, предчувствуя, что нервы сегодня будут танцевать чечётку.
Когда за окном загудела машина, она чуть не уронила тарелку.
Вошли они, как маленькая армия: Татьяна Ивановна — вся на каблуках и в боевой готовности, и Иван Петрович, которому явно хотелось исчезнуть в тапочках.
Татьяна Ивановна оглядела прихожую критическим взглядом и уже на пороге сказала:
— А где обувница? Вы так и собираетесь жить, как в общаге?
Анна улыбнулась с натянутой любезностью.
— Мы пока выбираем. Не хочется брать первую попавшуюся.
Татьяна Ивановна хмыкнула.
— Ну конечно, на выбор у вас всегда времени вагон, а вот на порядок — нет.
Алексей вмешался, обнимая мать:
— Мам, давай хотя бы чаю попьём для начала?
Татьяна Ивановна глянула на сына с выражением «не вырастил человека» и, оставив сумку прямо на полу, пошла в кухню сама.
Анна посмотрела на Алексея.
— Тебе не кажется, что нам нужен бункер? — прошептала она.
Алексей пожал плечами с обречённостью человека, который уже видит перед собой стену и понимает, что лбом её не прошибёшь.
Дальше было только веселее.
Татьяна Ивановна открывала шкафы, трогала мебель, переставляла стулья. Анна вежливо молчала, но внутри у неё уже играли барабаны войны.
— Аня, милая, — вдруг сказала свекровь, перемещая их семейную фотографию, — тебе не кажется, что этот дом… ну, слишком большой для вас двоих?
Анна напряглась.
— Нет, не кажется. Мы мечтали о нём.
Татьяна Ивановна улыбнулась натянуто.
— Просто я подумала… С отцом нам воздух нужен. Дача старая совсем развалилась. А тут — свежо, просторно… В общем, мы решили переехать сюда. Вместе.
Тишина была такой, что было слышно, как в саду яблоня уронила первый лист.
Анна поставила чашку на стол с такой силой, что кофе плеснулось через край.
— Вы это серьёзно? — медленно переспросила она.
Татьяна Ивановна кивнула с радостным энтузиазмом риелтора, удачно сбывшего аварийную недвижимость.
— Да. Мы уже вещи начали собирать.
Анна стояла, упершись руками в стол, и пыталась вернуть себе способность дышать. Слова Татьяны Ивановны звенели в голове, как надоедливый будильник в выходной день.
— Переехать? — переспросила она уже более уверенно, хотя внутри всё сжалось в тугой комок. — В наш дом?
Татьяна Ивановна как ни в чём не бывало потягивала чай.
— А что? Мы же семья, будем ближе друг к другу. Да и Алексей наконец-то будет под присмотром. Ты же знаешь, мужчинам нужен глаз да глаз.
Алексей, который до этого старательно рассматривал тарелку с пирогом, резко поднял голову.
— Мам, я уже давно взрослый. И у нас с Аней свои планы.
— Планы? — с легким сарказмом прищурилась Татьяна Ивановна. — Живёте вдвоём, как в музее. Тишина, никого нет. А сколько времени уже прошло? Когда я, наконец, внуков увижу? Может, дом оживёт хоть.
Анна почувствовала, как горло сжимает стальная рука. Её самая болезненная тема — «внуки».
Сколько раз она объясняла Татьяне Ивановне, что не всё так просто? Сколько раз слышала в ответ лишь тоскливые вздохи и фразы вроде «женщина без детей — это не женщина»?
Алексей молчал. И это было хуже, чем любые слова.
— Вы могли бы нас хотя бы предупредить, — Анна заставила себя говорить ровно. — Это наш дом, и такие решения должны обсуждаться.
Татьяна Ивановна махнула рукой.
— Ну что там обсуждать? У вас места много, а нам — нужно немного воздуха. Твой огородик я, кстати, уже прикинула, как расширить.
Огородик.
Анна сжимала пальцы до побелевших костяшек, чтобы не сказать что-то, после чего от этой «мамы» остались бы одни шпильки.
— И где, по-вашему, мы будем жить? — наконец спросила она.
— Ну, найдёте себе что-то попроще, — легко бросила Татьяна Ивановна. — Молодые, перспективные. Начнёте всё сначала. Мы в вашем возрасте десять квартир сменили, ничего, живы.
Алексей побледнел.
— Мам, хватит, — его голос прозвучал жёстко, что случалось крайне редко. — Этот дом — наш. Мы его купили, отремонтировали. Вы не можете просто так…
— Не могу? — перебила мать, резко повернувшись к сыну. — Это благодарность за всё? За то, что мы тебя на ноги ставили? За то, что помогали деньгами? Этот дом был куплен на наши вложения, между прочим!
Анна почувствовала, как внутри всё рушится.
Вот оно. Настоящее лицо помощи.
Каждый вложенный рубль, каждая «поддержка» — теперь с процентами.
— Алексей, — Анна посмотрела на мужа, — скажи уже что-нибудь.
Он молчал слишком долго. А потом, будто набравшись смелости, встал из-за стола.
— Мам, вы останетесь здесь максимум на выходные, — спокойно произнёс он. — А потом уедете домой. Этот дом — наш, и мы не собираемся его уступать.
Татьяна Ивановна побагровела.
— То есть, ты выбрал её? Эту… вдвоём против родителей? Да как ты смеешь!
Иван Петрович, до этого мирно жующий кусочек пирога, наконец подал голос:
— Таня… может, не надо…
— Молчи! — отрезала она, будто и не муж это вовсе, а надоедливый комар.
Анна чувствовала, что если сейчас не уйдёт, то сорвётся. Она бросила на Алексея взгляд, полный боли и облегчения одновременно — он всё же выбрал их. Выбрал их семью.
Но это было только начало.
Вечером Анна вышла в сад. Её маленький мир с грядками и клумбами казался сейчас самым безопасным местом. За домом доносились приглушённые голоса — Татьяна Ивановна громко обсуждала с Иваном Петровичем «предательство собственного сына» и «его дурацкую жену».
— Красиво у тебя здесь, — тихий голос мужа прозвучал где-то за спиной.
Анна обернулась.
— Спасибо, что… — она запнулась, не зная, как сформулировать всё, что бурлило внутри. — Что поддержал.
Алексей вздохнул и присел на лавку рядом.
— Прости, что раньше не вставал на твою сторону так явно. Просто… это мама. С ней всегда всё через ультиматумы. Я устал мириться, честно.
Анна кивнула, чувствуя, как напряжение потихоньку отпускает.
— А теперь?
— А теперь придётся поставить её на место. Это наш дом, Ань. И никому его не отдам.
Он взял её руку и сжал крепко.
— Мы справимся.
Анна смотрела на сад, на маленькие яблоньки, которые ещё только начинали крепнуть, и думала, что, может быть, у них тоже получится.
Следующее утро началось со скрежета металла и запаха пережаренного мнения.
Татьяна Ивановна с самого раннего утра уже «налаживала быт»: переставляла мебель, заглядывала в шкафы и комментировала каждый предмет.
Анна терпела до первого захода на кухню.
— Ты зачем кастрюли так высоко поставила? — свекровь стояла с руками в боки, будто застукала Анну за преступлением. — Мне до них тянуться неудобно.
— А зачем вам до них тянуться? — спокойно поинтересовалась Анна, нарезая овощи. — Кухня — моя территория.
— Твоя, говоришь? — усмехнулась Татьяна Ивановна. — А ты уверена, что у тебя вообще есть что-то своё?
Эта фраза ударила сильнее, чем Анна ожидала. Она повернулась, облокотившись о столешницу.
— У меня есть муж. Есть мой дом. Моя жизнь. И я не позволю никому — даже вам — это отнять.
Свекровь прищурилась.
— Нахамить решила? Ну-ну.
— Я решила поставить границы, — Анна впервые за всё время позволила себе не улыбаться, не сдерживаться. — И если вы их не уважаете — ваш выбор.
Татьяна Ивановна побледнела, но вскоре взяла себя в руки.
— Мы уедем, — отчеканила она. — Если тебе так легче — живите в своём идеальном мирке. Только не жди, что после этого я буду с тобой нянчиться.
Анна вздохнула.
— Я никогда этого и не ждала.
Сборы прошли молча. Иван Петрович лишь виновато улыбался и говорил, что «женщины всегда найдут, за что зацепиться». Алексей выглядел уставшим, но спокойным.
Перед самым отъездом Татьяна Ивановна подошла к сыну.
— Ты выбрал её, — тихо сказала она, — и это твой выбор. Но помни: семья — это мы. А женщины приходят и уходят.
Алексей посмотрел на мать с какой-то новой твёрдостью, которой раньше у него не было.
— Женщина, которую я выбрал, — моя семья. Если вы не готовы это принять — это ваш выбор.
Татьяна Ивановна ничего не ответила, только резко обернулась и пошла к машине.
Когда шум мотора стих за воротами, Анна стояла посреди пустой гостиной и долго смотрела на дверь. Внутри было странное чувство пустоты и облегчения одновременно.
— Как ты? — Алексей подошёл и обнял её сзади.
— Как после урагана, — хмыкнула Анна. — Но, кажется, выжила.
Он улыбнулся и поцеловал её в висок.
— Мы вместе. Значит, всё будет хорошо.
Она повернулась к нему лицом и впервые за долгое время позволила себе просто расслабиться.
— Обещай, что никто больше не будет решать за нас, как нам жить.
— Обещаю, — серьёзно кивнул Алексей. — Никаких вторжений.
Анна посмотрела на сад за окном, где яблоньки тихо шептались на ветру, и улыбнулась.
Теперь это действительно их дом. Их жизнь.
