– Где ты была? – войдя в квартиру, муж смотрит на меня негодующе и отстраненно. Не поздоровался даже. Не поцеловал. Мы же целый день не виделись.
Раздраженно снимает туфли ручной работы, откидывает их в сторону. Боднув головой воздух, раздраженно трет затылок и шею. Бычится, как сказал бы мой папа.
– Что случилось, Роберт? – непонимающе хлопаю глазами. – Кто тебя разозлил? У нас неприятности? – внутри все холодеет от ужаса. Мы же только хоть немного отошли от горя. Что еще могло приключиться?
Но Роберт молчит. Просто сжигает меня гневным взглядом, словно хочет сожрать и кости выплюнуть.
За те два года, что мы живем вместе, такой всплеск эмоций я вижу впервые. Роб умеет держать себя в руках. И даже в самые черные и напряженные дни, когда меня накрывало беспросветной тьмой, именно Роб вытягивал меня на поверхность. Именно он был мне надеждой и опорой. Несгибаемый, сильный, мой спасательный круг. Что мы с ним пережили, и врагу не пожелаешь.
– Рада, я задал тебе простой вопрос, – цедит Роберт, нависая надо мной. – Трудно ответить?
– Лара с мужем в Москве. Мы встречались в кафе. Поболтали немного, – недоуменно пожимаю плечами. – А что?
– Эта твоя прокурорская с*** что угодно подтвердит, – морщится Роберт от злости.
– Почему ты оскорбляешь мою подругу? – вскидываюсь я, прижимаясь спиной к стене. Расправляю плечи и все еще не верю своим ушам. Мой муж всегда предельно корректен. Особенно когда речь идет о моих близких. А тут…
Не хочу скандалить. Проблема явно не в Ларе. Ухожу в гостиную, сажусь на диван и, обняв себя за плечи. Пальцы касаются мягкого трикотажа, обтягивающего мои плечи.
Я нарядилась к приходу мужа. Уложила волосы, надела его любимое платье. Хотела сообщить новости. Но не сейчас, когда Роб в бешенстве.
Интересно, каким боком к его проблемам я или моя Солнцева?
– И сколько вы были в том кафе? Час? Или целый день? – уходит от ответа Роберт. Нависает надо мной, вдавливая коленом и руками диванные подушки. И снова этот взгляд, полный ненависти и злобы.
– Какая разница? Мы не засекали время. Что за допрос, Робочка? – жалко улыбаюсь мужу.
– Не называй меня так. Я, кажется, тебя просил! – рычит он. А в карих глазах полыхает пламя. – Лучше ответь честно, Рада…
– Что ты от меня хочешь? Я не понимаю, – тянусь к нему. – Давай поговорим спокойно.
Но Роберт Щербетов неумолим.
– Потом, – отводит мои руки в сторону. – Сначала мы все выясним. А потом приступим к разговорам. Но я советую тебе сознаться.
«Какого черта?» – хочется закричать в голос. Подумаешь, посидели с Ларой в ресторанчике. Поболтали. Мы же с ней полгода не виделись!
– В чем, позволь спросить? – пытаюсь встать, но Роберт нажимает на мое плечо, не давая подняться с места.
– Пока я все не выясню, ты никуда не уйдешь. Потом… скатертью дорога, милая, – бросает холодно.
– Да о чем говорить? Что ты от меня хочешь? – не выдерживаю и заливаюсь слезами. Меня реально бьет истерика. Что происходит? Ничего не понимаю!
За большим панорамным окном виднеются вечерняя Москва и Храм Христа Спасителя, подсвеченный яркими огнями, расплывающимися сверкающими бликами из-за слез.
«Управь, господи!» – смотрю на золотые купола. До боли сжимаю пальцы. Помолвочное кольцо с квадратным бриллиантом упирается в край ладони. Это отрезвляет.
– Что происходит? – Перевожу взгляд на Роберта.
– Ладно, – вздыхает он. – Я не хотел показывать, но раз ты уперлась, – отстраняется неохотно. Достает из кармана пиджака мятый конверт из серой канцелярской бумаги. Небрежно кидает на журнальный столик. – На, полюбуйся. Вас видели…
– Да мы и не таились, – хмыкаю язвительно.
– Я это уже понял, – криво усмехается муж. Трет накачанную грудь, обтянутую рубашкой Бриони. И морщится, будто его смертельно ранили. – Не ожидал, Рада… После всего, что мы пережили, – добавляет и будто спускает курок.
– Что?! – вскрикиваю я. – В том, что произошло, виноват только ты! Для тебя твои гадские деньги оказались важнее нашего ребенка. Это ты сидел на совете директоров, когда мне требовалась помощь! Это из-за тебя! Все из-за тебя!
– И поэтому ты отомстила мне. Да, Рада? Сделала вид, что простила, а потом нанесла удар. Классный ход. В духе твоего папочки, – отходит муж к окну.
– Что ты несешь? Какая месть? – ошарашенно таращусь в крепкую мужскую спину. Мажу взглядом по широким плечам и накачанной шее, и не могу поверить. Мой Роберт сошел с ума? Или это у меня поехала крыша?
– Открой, посмотри, – роняет он небрежно. – Как говорится, там истина, не требующая доказательств.
– Ты пьян? – предполагаю в ужасе. Но запаха не было.
– Еще нет. Но я планирую напиться, Рада, – бросает он и в ту же минуту оказывается рядом. Открывает злосчастный конверт, к которому я боюсь притронуться. Достает оттуда пачку фотографий и швыряет их на стол. – Не стоит врать, Рада! Все ходы записаны.
Что происходит?
– Что за бред? – в ужасе смотрю на мятые фотки. На них я в ресторанчике… Но только вместо моей Солнцевой рядом со мной на диванчике сидит какой-то левый мужик. Смазливый, в очках и с длинными кудрявыми патлами. Ни разу не в моем вкусе.
Очень близко сидит. На одной из фоток его рука лежит у меня на колене, на другой – мы целуемся. А на третьей – берем ключи на ресепшене отеля, находящегося в одном здании с рестораном.
– Ничего объяснить не хочешь? – негодует Роберт.
– Роберт, это неправда! Какая-то подстава. Я была в ресторане с Ларой. Она может подтвердить… – оправдываюсь как полная дура.
– Она все всегда может подтвердить. Не сомневаюсь, – ощерившись, глумится муж.
И тут меня перекрывает.
– Откуда у тебя эта грязь? Я не знаю этого человека! Почему ты так со мной? Мало мне горя? Еще надо добавить? – кричу, подскакивая с места.
Ноги сами несут меня к дверям. Лихорадочно натягиваю куртку, хватаю сумку.
– К нему собралась? – усмехается Роберт, закрывая собой весь дверной проем.
– Да пошел ты, – мотаю головой, всхлипывая.
И выскочив за дверь, неожиданно понимаю. Я не вернусь к Щербетову. Как бы я его ни любила, никогда не вернусь!
«Любовь есть, а счастья нет», – понуро думаю, спускаясь в лифте. Никто не бежит за мной, не возвращает.
Значит, все спланировано заранее. Захотел муж меня выкинуть, вот и придумал чудесный план. Правильно отец говорил, нечего соваться к богатеям. Поимеют и ноги вытрут. Вот только я без памяти влюбилась в Роберта Щербетова и плевать хотела на папины советы. А зря…
А на улице растерянно оглядываюсь по сторонам. Таращусь на красный Мини Купер, подаренный мужем на мой день рождения.
«Не бросай меня. Давай прокатимся, красотка! А потом поговоришь с Робом», – призывно смотрит с парковки моя машинка.
Но я упрямо прохожу мимо.
«Мне от тебя ничего не нужно, Роб. Ни машин, ни колец, ни денег», – сжав губы, веду мысленный диалог с мужем. Спохватившись, возвращаюсь к машине. Щелкаю брелоком сигнализации. Лишь на минуту сажусь в машину.
Главное, не разреветься и не сдаться. Не пойти к Роберту выяснять. Не убеждать в своей невиновности. Хватит. Назад дороги нет. У меня тоже есть гордость. Пора ставить точку в этой истории. Мне казалось, я встретила своего человека. Полюбила. Носилась к нему на свидания. А он поверил во всякую гнусь. Обидно. Но я переживу.
Ну что ж…
Прикусив губу, остервенело стягиваю кольца с безымянного пальца. Гладкое обручальное снимается быстро, а вот помолвочное с крупным бриллиантом словно вросло в мою руку. Через силу стаскиваю и его. Зашвыриваю оба кольца в бардачок. Лихорадочно роюсь в сумке, выискивая маленький кошелек. Выдираю из него все карты. Золотые, платиновые, где латиницей выбито мое имя Рада Щербетова.
Как же мне нравилось это сочетание!
Но придется менять. Не хочу носить фамилию предателя.
Карты летят в бардачок вслед за кольцами. Последним туда падает брелок от Мини Купера.
— Прощай, мой хороший, — провожу пальцами по приборной доске. И выскакиваю из машины. Захлопываю дверцу.
«Вот и все. Прощай, Роберт. Мне от тебя ничего не надо!» — пересекаю двор.
Словно слепая перехожу дорогу, заставляя водителей тормозить и сигналить. Бесцельно бреду по парку, разбитому напротив нашего дома, и устало сажусь на первую попавшуюся скамейку. Улыбаюсь малышам, бегающим мимо по лужам, и инстинктивно кладу руку на живот.
«Скоро и у меня будет такой же. Только мой!» – стискиваю зубы и цепенею от внезапной догадки.
Наверное, Роб как-то узнал о моей беременности и понял, что я в любом случае оставлю этого ребенка. Поэтому и устроил скандал. Сфабриковал гнусные фотки.
А я еще сказать хотела… Слава богу, он мне не дал. С порога начал допрос.
«Вставай. Уходи отсюда!» – подстегивает меня здравый смысл папиным голосом.
Усилием воли заставляю себя достать из сумочки сотовый и позвонить отцу.
– Я ушла от Роберта, папа, – только и могу вымолвить.
– Где ты? – рявкает он. – Сейчас пришлю кого-нибудь из пацанов. Заберут тебя…
– В сквере напротив дома, – всхлипываю горестно. Отец на мои слезы обычно не реагирует. И сейчас разговаривает, словно не замечая.
«Пусть так», — Вытираю ладошкой мокрые щеки и очень надеюсь, что отец поможет.
– Рада… не стой столбом. Шагай в торговый центр, или в киношку. Что там у тебя поблизости? – велит в своей грубоватой манере. – Как войдешь, затеряйся в толпе и скинь геолокацию. Минут через десять спускайся на парковку. Тебя будут ждать. Сейчас. Погоди, – в трубке становится тихо, а потом следует новая команда. – Запиши номер и марку. Триста двадцать. Серая Хонда. Регион наш. Смотри внимательно. Не сядь в чужую машину, – добавляет по привычке и вздыхает тяжело. – Ну хоть избавились от твоего долбоящера, слава богу! – и наконец заметив мои всхлипывания, бросает мягко. — Не смей реветь, дочка. Он тебя недостоин.
Четко выполняю папины указания. Если уж попросила помощи, надо следовать инструкциям.
Захожу в торговый центр, расположенный неподалеку от нашего с Робертом дома. Сразу же направляюсь в супермаркет, где на кассах уже толпится народ с тележками. Бесцельным взглядом обвожу полки с крупами и консервами. Мне тут точно ничего не надо. И бреду дальше.
Кошусь на кулинарию и отдел с алкоголем. Мы с Робертом заскакивали сюда за вкусной выпечкой и бутылочкой Просекко.
«Прекрати!» – останавливаю поток бессмысленных воспоминаний. На душе обидно и горько только от одного простого факта. Мой муж не хотел и не хочет детей. В тот раз просто отмахнулся от меня, и дело закончилось трагедией, а сейчас – просто выгнал из дома. Манипулятор! Гадский манипулятор! Мажор! Привык жить для себя.
Телефон тренькает в руке давно забытой мелодией.
– Да, алло! – спохватываюсь я. Задумалась, загулялась. А меня уже ждут.
– Ты где, Радуша? – басит в ухо знакомый голос. С такой же хрипотцой, как у папы. Только более молодой и порывистый.
– Иду. Я сейчас, – бормочу в трубку и быстрым шагом направляюсь к эскалатору, ведущему на парковку.
– Давай. Я прямо у входа стою. Серая хонда.
– Да, папа говорил, – улыбаюсь сквозь слезы. Сбегаю по движущимся ступеням, вылетаю из торгового центра и сразу же попадаю в объятия крепкого лысого парня в черной косухе и высоких байкерских берцах.
– Быстро валим, Радуша, – лишь на секунду прижимает меня к себе Мирон, мой родной брат по отцу. – Твой ненаглядный уже опомнился. Вокруг дома бегает.
– Меня ищет? – смотрю оторопело.
– Ну не меня же! – фыркает братец и добавляет строго. – Так, смотри, систер. Если хочешь с ним жить, возвращайся наверх, закажи в кафе капучино и сострой обиженную мордашку. Глядишь, этот баклан растает и купит тебе очередное колечко…
– Не хочу, – обрываю стеб. – Все очень плохо, Мирон…
– Мы рады, что ты, наконец, это заметила, – ехидно роняет брат. Широкой лапищей мягко направляет меня в полутень от фонарей, натыканных на каждом углу. А там уже стоит серый байк, сверкающий никелированными крыльями.
– Ух ты! Вот это тачка! – выдыхаю в изумлении.
– Ага, Хонда Валькирия. Хорошая девочка, – гладит по рулю Мирон и тут же кидает мне точно такую же, как у него, куртку. – Надевай поверх пальто, – командует резко. Подает второй шлем.
– Мир… Я не знаю… Я не могу, – лепечу смущаясь.
– В чем проблема, Рада? – строго смотрит на меня брат.
– Я беременна. Пять недель, – шепчу, заливаясь румянцем.
Нет, не на стоянке торгового центра я мечтала сообщить эту новость. И естественно, не тому мужчине.
– Класс! – сграбастав меня в охапку, улыбается Мирон. – Не боись, я буду ехать медленно.
Подает мне шлем, помогает усесться.
Брат садится за руль. Мощный механический зверь утробно рычит подо мной, а затем плавно движется к выходу. Словно летит по воздуху.
Обеими руками судорожно хватаюсь за Мирона. Прижимаюсь к нему всем телом и подставляю лицо свежему ветру.
Свобода? Свобода!
Я ушла от Роберта и больше никогда к нему не вернусь.
Брат технично объезжает пробки, кое-где едет по пешеходному бульвару, распугивая редких прохожих, потом ныряет в темные дворы и снова выскакивает на трассу. Несущиеся навстречу машины слепят яркими фарами. Но от слез и ветра у меня все расплывается перед глазами. Прячу лицо за спину брата.
И уговариваю себя мысленно.
«Ты – сильная, ты справишься!» — а внутри все цепенеет от обиды и горечи. Роберт, любимый, как ты мог?
Байк въезжает в коттеджный поселок и останавливается около двухэтажного дома, украшенного лепниной.
– Пахан велел тебя отвезти к нам домой, – отрывисто роняет Мирон. – У нас твой мажор тебя точно не найдет.
— Хорошо, — сглатываю слезы.
Брат щелкает брелоком, открывает ворота, въезжает в большой ухоженный двор с ландшафтным дизайном. Спрыгивает с байка и помогает слезть мне.
А из дома навстречу уже спускается тетя Мила. Мать Мирона и любимая женщина моего отца. Значит, папа на моей стороне. Проникся. Спрятал.
– Пойдем, пойдем в дом, милая, – приобнимает меня за плечи Милочка. – Рома звонил. Пока поживешь у нас…
– Там такие новости, мам, – тут же сдает меня с потрохами Мирон.
Не брат, а какая-то зараза болтливая!
– Пойдем, расскажешь, – ведет меня в дом его мать. Красивая статная женщина с золотой блондинистой косой и голубыми глазами. – У меня борщ, Радка. И пампушки с чесноком. Все утро готовила. Как знала, что гости будут… – тараторит по-свойски.
– Спасибо, – киваю я, в который раз поражаясь радушием этой женщины. С моим отцом она рассталась еще в молодости. Но к моей маме и ко мне относится как к близким родственникам. Непутевым и немного дефективным.
А в доме в нос ударяет запах наваристого борща и какой-то сдобы. Вдыхаю аромат домашней стряпни. И только сейчас понимаю, что проголодалась. Когда я ела? Завтракала с Робертом. Потом с Ларой пила кофе в кафе.
К горлу сразу подкатывает вязкий ком, стоит только вспомнить кафе и фотки, сляпанные Робертом. В глазах темнеет до тошноты.
– Ты чего? Тебе плохо? – причитает рядом Милочка и тут же командует. – Снимай куртку, давай пальто. Туалет направо. Можешь не разуваться.
Еле-еле успеваю добежать до раковины, как меня скручивает от рвоты. Даже ноги подкашиваются от слабости. Смываю лихорадочно за собой. Машинально беру из рук Милочки стакан воды и салфетку. Смотрю на себя в зеркало.
Бледная, зареванная, лохматая. Вся какая-то жалкая.
Нет, не так я представляла окончание сегодняшнего дня. Думала, Роберт обрадуется…
Новый позыв заставляет меня снова склониться над раковиной.
– Ты отравилась, или нас можно поздравить? – как только я выпрямляюсь, обнимает меня Милочка.
– Второе, ма! – тянет из коридора Мирон. Топчется у входа, не решаясь войти.
– Радка, что? Правда? – радостно восклицает Мила. – Слава богу! Я же молилась за тебя. Выходит, помогло, – утирает она слезы. Свои, потом мои.
– Да, – киваю я, давясь рыданиями. – А Роберт от нас отказался…
– Да дурак он. Сразу было видно, – тараторит Мила. Гладит меня по голове словно маленькую. – Наплюй, девочка. Мужики еще будут. А дитя господь посылает. Радость-то какая, Радка. В нашем полку прибыло. Вот Ромка обрадуется. Первый внук. От моего обалдуя разве дождешься!
– Я думала, Роберт будет счастлив, – плачу навзрыд. – А он…
– Тсс, – успокаивает меня Милочка. – Ну что делать, детка. Так бывает. С деньгами или без, но не хотят мужики детей, избегают ответственности. Тебе из этой козлиной породы экземпляр попался. Идиот мажористый. Отвалился, и хорошо. А ребенка мы воспитаем. Не паникуй…
Но если честно, именно этого я больше всего и боюсь.
