Звонок мобильного разрезал тишину маленького магазина. Анна вздрогнула, отвлекаясь от пересчета товара. Телефон вибрировал на краю полки, грозя упасть на кафельный пол.
— Да? — Анна прижала телефон плечом к уху, продолжая делать пометки в блокноте.
— Аня, это я, — голос отца звучал как-то странно, с непривычными интонациями. — Ты сегодня когда домой?
— Часов в восемь, наверное. А что? — она машинально посмотрела на часы. Маленькая стрелка приближалась к шести.
— Ничего, просто буду тебя ждать. Ключи у меня есть.
Анна замерла с карандашом в руке.
— В смысле? Какие ключи?
— От твоей квартиры. Запасной комплект. Мать давала, когда уезжали вы с ней в Крым три года назад.
В памяти всплыло: да, действительно, давали, но потом… Договорить отец не дал.
— Я уже у тебя. Поговорим, когда придешь, — и отключился.
Анна растерянно перевела взгляд на бесконечные ряды товаров. Сегодня по плану была ревизия, а теперь еще отец с какими-то разговорами. Она потерла висок, где начинала пульсировать боль. За окном порхали редкие снежинки, а ветер гнал по тротуарам вихри опавших листьев — ноябрь выдался странным, со снегом и опавшей листвой одновременно.
Открывая дверь в собственную квартиру, Анна почувствовала запах. Отцовский одеколон, тот самый, резкий и терпкий, который она помнила с детства. В прихожей стояли два больших чемодана и дорожная сумка.
— Пап? — окликнула она.
— На кухне! — голос звучал бодро, слишком бодро.
Виктор сидел за кухонным столом перед открытой бутылкой коньяка и нарезанным лимоном. Пиджак аккуратно висел на спинке стула, а сам он был в белой рубашке с закатанными рукавами. На столе перед ним лежала стопка каких-то бумаг.
— Присаживайся, — он кивнул на стул напротив и подвинул к ней пустую рюмку. — Тут такое дело…
Анна осталась стоять, машинально сжимая в руке связку ключей.
— Я вышел на пенсию, — он сделал эффектную паузу. — И продал квартиру.
— Что?! — она наконец опустилась на стул. — Зачем?
— Деньги вложил в отличный проект, — Виктор довольно прищурился. — Павел Степанович предложил, ты его не знаешь, мой давний товарищ. Окупится втройне через полгода.
— И где ты будешь жить эти полгода? — тихо спросила Анна, уже догадываясь об ответе.
Виктор откинулся на спинку стула и широко улыбнулся:
— У тебя, конечно. Я теперь на пенсии, так что будь добра меня обеспечивать полностью.
Он произнес это таким тоном, словно сообщал о повышении по службе. В его голосе звучала абсолютная уверенность человека, привыкшего, что все идет по его плану.
— Пап, но я… у меня сейчас не лучшие времена. Магазин еле держится на плаву.
— Ну, я в тебя верю, — он махнул рукой и налил себе коньяк. — Справишься. Я тебя вырастил, теперь твоя очередь.
Вторая неделя совместного проживания превратила жизнь Анны в кошмар. Виктор занял большую комнату, объяснив это тем, что «ему нужно пространство». Каждое утро начиналось с его комментариев о том, что завтрак недостаточно сытный, кофе слишком крепкий, а хлеб слишком черствый.
Анна пыталась объяснить ситуацию с магазином, но отец не желал слушать.
— Понимаешь, пап, у нас сейчас сложный период, — говорила она, раскладывая на столе квитанции. — Вот, смотри, аренда выросла на тридцать процентов. А эти счета за электричество…
— И что? — Виктор небрежно отодвинул бумаги. — В мое время тоже было нелегко. Но мы не ныли.
— Я не ною, я объясняю, что не могу…
— Можешь, — он отрезал кусок колбасы и положил на хлеб. — Просто не хочешь. Никогда не умела расставлять приоритеты.
Анна сжала губы, чувствуя, как внутри поднимается волна возмущения.
— У меня есть приоритеты. Магазин — это дело моей жизни. Людей, которые там работают, нужно обеспечивать зарплатой.
— А отца не нужно обеспечивать? — Виктор поднял брови. — Значит, чужие люди важнее родной крови?
На следующее утро все повторилось. Анна не выспалась — всю ночь проверяла накладные, а в пять утра Виктор снова включил свет в прихожей и начал греметь посудой на кухне.
— Тебе обязательно включать свет в прихожей в пять утра? — Анна сидела на кухне с чашкой кофе, когда отец, полностью одетый, появился в дверях.
— А что такого? Я привык рано вставать. Не могу валяться в постели.
— Но я прихожу с работы в десять вечера…
— А это твои проблемы, — он открыл холодильник и стал перебирать контейнеры с едой. — Нужно работать эффективнее. Кстати, у тебя там в магазине полный бардак. Я вчера заходил.
Солнечные лучи пробивались через тонкие занавески, рисуя на кухонном столе золотистые полосы. Где-то за окном проезжала поливальная машина, оставляя на асфальте темные следы. Анна смотрела на эту идиллическую картину, чувствуя себя совершенно разбитой.
— Слушай, пап, давай договоримся, — она старалась говорить спокойно. — Квартира небольшая, мы мешаем друг другу. Может, поищем тебе отдельное жилье? Я могла бы немного помогать…
— Отдельное жилье? — Виктор замер с бутербродом в руке. — Зачем? У меня есть дочь. Родная дочь, между прочим. Или ты меня стесняешься? Стыдишься старого отца?
— Дело не в этом…
— А в чем? — он стукнул ладонью по столу так, что подпрыгнула сахарница. — В том, что тебе жалко денег на родного человека? Который, между прочим, не спал ночами, когда ты болела в детстве? Который деньги на твое образование откладывал? А теперь, видите ли, я мешаю. Не вписываюсь в твою новую жизнь.
Он говорил все громче, и Анна невольно съежилась. Точно так же было в детстве — сначала тихий упрек, потом повышение голоса, потом этот особый взгляд, от которого хотелось спрятаться.
— Я не это имела в виду, — она попыталась сгладить ситуацию. — Просто подумала, что тебе будет удобнее…
— Мне удобно с дочерью, — отрезал Виктор. — И давай закроем эту тему. Кстати, ты форму мою постирала? Я просил вчера.
Анна замерла.
— Зачем?
— Посмотреть, как у тебя дела идут, — он выставил на стол сыр и ветчину. — И должен сказать, что организация никуда не годится. Товар расставлен нелогично, персонал ленивый. Этот твой Петрович целый час протирал одну и ту же полку, пока я там был.
Через окно на кухню заглянула тонкая ветка сирени. Анна смотрела на нее, пытаясь успокоиться. В детстве у них на даче росла сирень — пышные кусты с фиолетовыми и белыми гроздьями. Мама любила ставить их в вазу на веранде.
— Петрович работает у меня десять лет, и он…
— Вот именно! — Виктор стукнул ладонью по столу. — Застой! Нужно все менять.
— А что конкретно менять? — Анна решила попробовать новую тактику. — У тебя есть предложения по оптимизации?
— Конечно! — Виктор приободрился. — Во-первых, убрать этого твоего Петровича. Или хотя бы перевести на другую работу. Кладовщиком, например.
— Но у меня нет кладовщика, он…
— Вот! Это и есть проблема! — Виктор поднял указательный палец вверх. — Нет системы! Нет делегирования! Все на тебе. А должно быть разделение труда. Я на заводе тридцать лет проработал, знаю, о чем говорю.
Он начал расхаживать по кухне, размахивая руками.
— Во-вторых, товары. Почему молочные продукты у тебя в дальнем углу? Это же самый ходовой товар! Его нужно на входе ставить, чтобы человек сразу видел!
— Но тогда людям придется с тяжелыми бутылками и пакетами ходить по всему магазину…
— И что? Пусть ходят! Больше ходят — больше товаров видят — больше покупают! Элементарная психология потребителя.
Он продолжал говорить, а Анна вдруг поймала себя на мысли, что сидит, сгорбившись, и машинально теребит прядь волос — детская привычка, от которой, как ей казалось, она давно избавилась.
— Пап, — Анна почувствовала, как дрожат руки, — я правда не могу сейчас тебя содержать. У меня долги за аренду, кредит…
— А я на что деньги с квартиры потратил? Через полгода будем с прибылью, — Виктор достал из кармана потрепанный блокнот. — Вот, смотри. Павел Степаныч все рассчитал. Вложение — полтора миллиона, через полгода — четыре с половиной.
Он протянул ей блокнот. На странице неразборчивым почерком были накарябаны какие-то цифры и стрелки. Никаких расчетов, никаких обоснований.
— Что за проект-то хоть? — Анна листала блокнот, пытаясь найти хоть какие-то детали.
— Строительство. Или производство… — Виктор неопределенно махнул рукой. — Не важно. Главное, что надежно. Павел Степаныч — человек проверенный, мы с ним еще на заводе вместе работали.
— А договор есть? Документы?
— Ань, ну ты как маленькая! — Виктор отобрал блокнот. — Какие документы между своими? Это на Западе все эти формальности. А у нас главное — доверие.
Анна прикрыла глаза. Голова начинала болеть.
— А что если… не получится? Если не будет прибыли через полгода?
— Получится, — Виктор отрезал. — А если что, ну… поживу у тебя подольше. Не выгонишь же отца на улицу?
Анна попыталась еще раз:
— Может, поговоришь с Сергеем? У него вроде хорошо идут дела за границей…
— Твой брат?! — Виктор фыркнул. — Да он предатель. Бросил родину, бросил отца. И не упоминай его больше.
Он отвернулся к окну, и его профиль на фоне утреннего света вдруг показался Анне таким знакомым — тот же упрямый подбородок, та же складка между бровей, которую она видела в зеркале каждый раз, когда сталкивалась с трудностями. Как много в ней от отца, и как она всегда боялась этого сходства.
Дни тянулись мучительно медленно. Анна задерживалась в магазине допоздна, лишь бы не идти домой, где ее ждал отец со своими претензиями и «ценными» советами. Каждое утро начиналось со споров, каждый вечер заканчивался молчаливым напряжением.
— Аня, ну где тебя носит? — раздраженный голос отца в телефоне заставил ее поморщиться. — Уже девятый час!
— Я работаю, пап, — она прижала телефон плечом, продолжая пересчитывать наличные в кассе. — Закрытие, отчетность…
— Ты каждый день задерживаешься! — в его голосе звучало обвинение. — А дома пустой холодильник! Я весь день голодный сижу!
— Там есть продукты, — Анна закатила глаза. — В контейнерах на второй полке.
— Эти твои контейнеры… — он проворчал что-то еще и отключился.
Петрович, протиравший витрину, сочувственно покачал головой:
— Тяжело вам, Анна Викторовна.
— Да уж, — она вздохнула. — Не представляете как.
— Представляю, — он отложил тряпку. — У меня тесть таким был. Все знал, всех учил. А как до дела доходило — в кусты.
Анна благодарно улыбнулась. Как хорошо, что есть люди, которые понимают без лишних объяснений.
Звонок из налоговой поступил во вторник. Внеплановая проверка. Когда инспектор, женщина средних лет с уставшим лицом и цепким взглядом, вошла в магазин и представилась, Анна почувствовала, как холодеет все внутри.
— Здравствуйте, Бурмистрова Екатерина Павловна, налоговая инспекция, — женщина протянула удостоверение. — У нас информация о возможных нарушениях налогового законодательства в вашей торговой точке.
Анна механически кивнула, пытаясь собраться с мыслями. Она в налоговой всегда была на хорошем счету, платила вовремя, отчетность сдавала аккуратно…
— Проходите, пожалуйста, — она указала на свой небольшой кабинет в задней части магазина. — Какие именно нарушения?
— Сейчас посмотрим, — инспектор деловито раскрыла папку с бумагами. — Неоприходование товара, занижение выручки, неприменение кассового аппарата при расчетах…
С каждым словом Анна чувствовала, как земля уходит из-под ног. Это же абсурд! Да, были мелкие огрехи, как у любого малого бизнеса, но такие серьезные обвинения…
Проверка длилась три дня. Бурмистрова методично изучала каждый документ, проверяла каждую накладную, сверяла остатки на полках с данными в компьютере. Анна почти не спала эти дни, забыв о еде и отце, ждущем дома.
— Нарушения есть, — подвела итог инспектор на третий день, — но не те, о которых говорилось в жалобе. Отсутствие некоторых сопроводительных документов, несвоевременное оприходование товара… Штраф, конечно, будет, но не такой убийственный, как мог бы быть.
— Анонимный сигнал поступил, — вздохнула инспектор, заполняя последние бумаги. — Писали, что у вас тут черная бухгалтерия и контрафакт.
— Ничего подобного! — возмутилась Анна.
— Я вижу, — кивнула женщина. — Но проверить обязаны. Знаете, кому вы дорогу перешли?
— Догадываюсь, — Анна посмотрела в окно, где через дорогу сверкала неоновая вывеска сетевого супермаркета, открывшегося месяц назад.
Бурмистрова проследила за ее взглядом и понимающе кивнула:
— Обычная история. Сетевики приходят — малый бизнес подвинуть хотят. Но вы держитесь. У вас товар хороший, свежий. И персонал вежливый. Моя свекровь, кстати, к вам за творогом специально ходит. Говорит, такого больше нигде нет.
Анна слабо улыбнулась:
— Спасибо. Стараемся.
Вечером, вернувшись домой, она обнаружила отца в приподнятом настроении. Он что-то насвистывал, нарезая салат на кухне.
— Слышал про твои проблемы с налоговой, — как бы между прочим сказал он. — А я тебе говорил, что нужно все по закону.
Анна пристально посмотрела на него:
— Откуда ты знаешь? Я никому не говорила.
— Люди рассказывают, — он пожал плечами. — Городок маленький.
Что-то в его глазах, мимолетная искра самодовольства, заставило ее напрячься. Но не успела она развить эту мысль, как в дверь позвонили.
На пороге стояла Нина Павловна, соседка с первого этажа. Маленькая женщина с аккуратной сединой и неизменными янтарными бусами.
— Анечка, извини за беспокойство, — она переминалась с ноги на ногу. — Я тут подумала… У меня же комната пустует, с тех пор как дочка в Питер переехала. Может, твоему папе будет удобнее у меня пожить? Недорого возьму.
— Спасибо, но…
— Нет, спасибо, — появившийся в прихожей Виктор решительно покачал головой. — У меня есть дочь, с какой стати я буду платить за жилье?
Когда дверь за соседкой закрылась, Виктор нахмурился:
— Ты что, жаловалась на меня?
— Нет, но…
— Но думаешь, что от меня нужно избавиться? — его голос зазвенел знакомыми металлическими нотками. — Я твой отец! Я тебя вырастил, дал образование. А теперь ты хочешь от меня избавиться?
— Я этого не говорила, — Анна почувствовала, как земля уходит из-под ног. Тот же тон, те же обвинения, как в детстве. Как будто ничего не изменилось.
— Не говорила, но думала! — Виктор распалялся все больше. — Я все про тебя знаю. Всегда была неблагодарной. И знаешь что? Твоя мать мне должна была. Крупную сумму. И теперь эти долги на тебе!
— Какие долги? — опешила Анна. — О чем ты?
— Полтора миллиона! Я ей давал на развитие бизнеса, когда она свою пекарню открывала. Документы есть!
Анна не выдержала на пятой неделе. Она сидела в подсобке магазина, уставившись в одну точку, когда верный Петрович тихо постучал в дверь.
— Анна Викторовна, с вами все хорошо?
Она посмотрела на него затуманенным взглядом и покачала головой:
— Не могу больше, Петрович. Магазин на грани разорения, дома — ад. Отец требует денег, комфорта, внимания… А теперь еще какие-то мамины долги придумал.
Петрович опустился на стул рядом.
— Нет у вас никаких долгов перед отцом, — тихо сказал он. — Ваша мама мне говорила, перед тем как заболела, что он к ней с этим подойдет рано или поздно. И просила передать вам кое-что, если это случится.
Он достал из кармана маленький ключ.
— От ячейки в банке. Там письма и документы. Я обещал Елене Сергеевне, что отдам вам, если он начнет про долги говорить.
В старой шкатулке, хранившейся в банковской ячейке, Анна нашла письма матери. Десятки писем, которые та никогда не отправляла. Адресованные ей, брату Сергею, родственникам. В них — вся правда о том, как Виктор годами присваивал семейные деньги, как продал дачу, доставшуюся от бабушки, и потратил деньги на сомнительные инвестиции, как оформил кредит на жену без ее ведома.
«Я не могу разрушить семью, — писала мать в одном из писем, — но не хочу, чтобы вы с Сережей прошли через то же, что и я. Если Виктор когда-нибудь потребует от вас денег, помните: вы ему ничего не должны.»
Анна просидела в банке почти два часа, читая письмо за письмом. На последней странице последнего письма мать написала: «Прости, что не нашла смелости сказать тебе это лично».
Штраф оказался существенным для небольшого магазина — почти двести тысяч рублей. Анна сидела в кабинете после закрытия, пытаясь понять, где взять эти деньги. Можно было бы продать машину, но как тогда возить товар? Занять у подруги? Но Света сама недавно взяла кредит на квартиру.
Телефон зазвонил, высветив «Папа». Анна несколько секунд смотрела на экран, прежде чем ответить.
— Да?
— Ты где? — голос отца звучал подозрительно бодро. — Я ужин приготовил.
— Приготовил? — Анна не смогла скрыть удивление.
— Ну да, — он хмыкнул. — Я не совсем бесполезный, знаешь ли. Жареная картошка с котлетами. Как ты любишь.
Она действительно любила — в детстве это было ее любимое блюдо. Отец редко готовил, но когда делал это, то именно жареную картошку с котлетами.
— Я… скоро буду, — она вздохнула. — Через полчаса.
— Хорошо, — в его голосе промелькнуло что-то похожее на теплоту. — Жду.
Отключившись, Анна некоторое время сидела неподвижно. Может, все не так плохо? Может, отец начинает понимать, что нельзя просто так вваливаться в чужую жизнь и требовать?
Дома пахло жареной картошкой и мясом. Виктор хлопотал на кухне, расставляя тарелки.
— А, вот и ты! — он кивнул на стул. — Садись, все горячее.
Анна молча села за стол. Отец выглядел непривычно воодушевленным.
— Слушай, Ань, а у тебя в магазине алкогольный отдел есть?
— Есть, — она осторожно накладывала картошку. — А что?
— Да вот, думаю, можно было бы расширить ассортимент. Я тут пообщался с твоим соседом, Михалычем из 47-й квартиры. Он в дистрибьюции работает, мог бы поставлять хороший коньяк напрямую с завода. Без накруток.
Анна напряглась:
— Пап, для этого нужны особые лицензии…
— Да брось ты, — он отмахнулся. — Кто там проверять будет? Берешь по оптовой цене, продаешь в полтора раза дороже — чистая прибыль!
Она отложила вилку:
— Это незаконно. И опасно. Я не буду этим заниматься.
— Эх ты, — Виктор разочарованно покачал головой. — А потом удивляешься, почему денег нет. Все возможности под ногами, а ты их не видишь.
Ужин продолжался в тягостном молчании. Наконец, Анна не выдержала:
— У меня проблемы. Налоговая выписала штраф.
— Ну вот, — отец поднял брови. — А я что говорил? Надо было меня слушать с самого начала. Я бы тебе все наладил.
— Пап, ты не понимаешь, — она устало потерла лоб. — Это очень серьезно. Мне нужно найти двести тысяч, иначе могут заблокировать счета.
— Двести тысяч? — Виктор присвистнул. — Ничего себе. И где ты их возьмешь?
— Не знаю, — она опустила голову. — Может, кредит…
— Только не кредит! — он неожиданно стукнул кулаком по столу. — Эти банкиры — настоящие грабители. Загонят тебя в такую кабалу, что не выберешься.
— А что ты предлагаешь? — в ее голосе звучало отчаяние.
— Есть один вариант, — он наклонился ближе. — Помнишь того инвестора, Павла Степаныча? Можно попросить его выделить немного денег из нашего проекта. В конце концов, это же наши деньги!
— Ты даже не знаешь, куда именно вложил деньги, — напомнила Анна.
— Неважно! — отмахнулся Виктор. — Я ему позвоню, объясню ситуацию. Он поймет.
Но на следующий день выяснилось, что телефон Павла Степаныча не отвечает. Виктор поехал по адресу, который был указан в их «договоренности» — пустой офис с объявлением «Сдается в аренду».
Вернулся он потерянный, с серым лицом.
— Ань, такое дело… — он опустился на стул в прихожей, не снимая куртку. — Кажется, нас обманули.
Анна ничего не сказала. Она давно это поняла.
Дома ее ждал новый сюрприз. Виктор копался в ее документах. На столе были разложены папки с финансовыми отчетами магазина.
— Что ты делаешь? — Анна застыла на пороге комнаты.
Солнце уже садилось, и последние лучи золотили бумаги на столе. В этом закатном свете лицо отца казалось вырезанным из старого пергамента — глубокие морщины, складки у рта, упрямо выставленный подбородок.
— Разбираюсь с твоими делами, — спокойно ответил он, не отрываясь от бумаг. — У тебя тут серьезные нарушения, Аня. Я все понимаю, малый бизнес, сложно выжить. Но если налоговая увидит вот эти накладные и сравнит с отчетностью…
Он поднял глаза и улыбнулся. Как ей показалось — хищно.
— Что ты хочешь? — тихо спросила она.
Виктор откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. Старые часы на стене, доставшиеся Анне от бабушки, отсчитывали секунды. Тик-так, тик-так.
— Я же сказал в самом начале. Полное обеспечение. Достойная жизн
Телефонный звонок раздался поздним вечером, когда Анна уже готовилась ко сну.
— Привет, сестренка, — голос Сергея, такой далекий и такой родной, заставил ее глаза наполниться слезами.
— Сережа? Откуда ты…
— Юлька позвонила. Наша кузина. Рассказала, что отец у тебя поселился и терроризирует. Почему сама не позвонила?
Анна вздохнула:
— Ты же сказал, что не хочешь больше иметь с ним дела. Я думала…
— С ним — не хочу. А с тобой очень даже хочу. Слушай, я прилетаю через три дня. Встретишь?
Семейный совет решили провести в доме тети Веры, маминой сестры. Собрались все: Анна, прилетевший из Праги Сергей, тетя Вера с мужем, двоюродные братья и сестры. Виктора привезла Анна, не объясняя причину встречи.
Когда он вошел в гостиную и увидел всю семью, его лицо изменилось.
— Что за цирк? — он попытался сохранить самоуверенность, но голос дрогнул.
— Присаживайся, папа, — Сергей указал на стул. — Нам надо поговорить.
Анна разложила на столе письма матери и документы, подтверждающие махинации отца с семейными финансами.
— Мы все это прочитали, — тихо сказала она. — И хотим знать правду.
Виктор побледнел, когда увидел знакомый почерк жены. Он пытался отрицать, потом обвинять, потом угрожать. Но перед лицом объединившейся семьи его защита рухнула.
— Вы не понимаете, — наконец сказал он дрожащим голосом. — Я всегда хотел как лучше. Я думал, эти инвестиции принесут нам состояние…
— Но они никогда не приносили, — спокойно заметил Сергей. — И ты продолжал. Снова и снова. А теперь пришел к Ане и требуешь, чтобы она тебя содержала? После всего, что ты сделал?
Виктор посмотрел на сына долгим взглядом:
— Ты всегда был против меня. С самого детства.
— Нет, пап, — Сергей покачал головой. — Я всегда был за семью. За маму, за Аню. А ты… ты сам выбрал свою дорогу.
Прошло полгода. Анна стояла за прилавком магазина, раскладывая новый товар. Над дверью звякнул колокольчик.
— Добрый день, — Виктор неуверенно шагнул внутрь. Он выглядел иначе — проще одет, без прежнего апломба. — Можно?
Анна кивнула:
— Проходи.
— Я тут мимо шел, с работы, — он заметил ее удивленный взгляд и слабо улыбнулся. — Да, устроился консультантом в строительный. На полставки. Знаешь, оказывается, мой опыт еще кому-то нужен.
Они помолчали. Виктор переминался с ноги на ногу, явно не зная, как продолжить разговор.
— Как твоя квартира? — спросила Анна. После семейного совета было решено, что дети будут помогать отцу снимать небольшое жилье, но с четкими условиями и границами.
— Нормально. Тесновато, конечно, но… жить можно, — он поправил воротник рубашки. — Слушай, Ань… Я тут подумал… У вас же с Сережей день рождения мамы скоро. Может, вместе сходим на кладбище? Если вы не против моей компании, конечно.
Анна внимательно посмотрела на отца. В его глазах было что-то новое — то ли раскаяние, то ли усталость, то ли просто возраст наконец взял свое.
— Я спрошу у Сережи, — наконец сказала она. — Позвоню тебе вечером.
Виктор кивнул и направился к выходу. У двери остановился:
— Знаешь, я много думал в последнее время. О том, как все вышло. Я не хотел… — он запнулся, подбирая слова. — Я не хотел потерять вас обоих.
Когда за ним закрылась дверь, Анна еще долго смотрела на улицу, где редкие прохожие спешили по своим делам под ярким весенним солнцем. Она не знала, сможет ли когда-нибудь полностью простить отца. Но, может быть, они смогут построить что-то новое — отношения, основанные не на долге и манипуляциях, а на взаимном уважении границ.
Ее размышления прервал телефонный звонок. На экране высветилось имя Сергея.
— Привет, — сказала она, отвечая. — Представляешь, папа только что заходил…
Жизнь продолжалась, со всеми ее сложностями, компромиссами и, может быть, крохотными надеждами на лучшее.
