— Не реви, сама виновата! Нечего было с качелей прыгать, — Надежда Петровна даже не встала с дивана, продолжая смотреть свой любимый сериал.
Шестилетняя Ира стояла в дверях, прижимая ладошку к разбитой коленке. Слезы катились по щекам, но она изо всех сил старалась не всхлипывать – знала, что маму это раздражает.
— Иди умойся, и сама промой ранку. Перекись в ванной, на верхней полке. И не забудь завтра белые носки взять – в садик пойдешь. Если грязные – постирай.
Это было одно из первых ярких воспоминаний Иры о матери. Потом таких моментов накопилось множество – как кадры старого фильма, они всплывали в памяти один за другим.
Вот первый класс. Ира прибежала домой счастливая – получила пятерку за рисунок. На листе была изображена семья: мама, дочка и почему-то большая рыжая собака.
— Мам, смотри! — протянула листок Надежде Петровне.
— И что это за каракули? — мать мельком глянула на рисунок. — Почему собака? У нас никогда не будет никаких животных, ты же знаешь. И вообще, лучше бы по математике так старалась.
Рисунок отправился в мусорное ведро, а вместе с ним – и детская мечта о большом рыжем друге.
Третий класс принес новые испытания. На уроке физкультуры Ира никак не могла залезть по канату.
— Смотри, какая у нас силачка, — усмехнулась Надежда Петровна на родительском собрании, когда учительница рассказала об этом. — Вся в отца – такая же неуклюжая. Хорошо хоть он не видит этого позора.
Отца Ира не помнила – он ушел, когда ей было два года. Мать никогда о нем не рассказывала, только иногда, в особенно плохом настроении, говорила: «Вылитый отец, такая же бестолковка растет».
В пятом классе случилась первая двойка – по английскому. Ира долго стояла у двери квартиры, собираясь с духом показать дневник.
— Ну и в кого ты такая? — вздохнула Надежда Петровна. — У людей дети как дети, а ты… Вечно одни проблемы с тобой.
— Мам, может, мне к репетитору найти? Вика из нашего класса ходит на дополнительные…
— Еще чего! Сама виновата – сама выкручивайся. Деньги на ветер выбрасывать не собираюсь.
Ира выкручивалась как могла – брала учебники в библиотеке, оставалась после уроков, чтобы позаниматься с учительницей. Через месяц исправила двойку на четверку. Мать даже не заметила.
Единственным светлым пятном в жизни была бабушка Валя – мамина мама. Она часто приходила в гости, приносила вареники с яблоками, такие делала только она, и карамельки в блестящих обертках.
— Ирочка, солнышко, — говорила она, обнимая внучку. — Какая же ты у меня умница, как стараешься.
С бабушкой можно было говорить обо всем – о школе, о подружках, о мечтах. Она никогда не ругала, только улыбалась и гладила по голове.
— Бабуль, а почему мама меня не любит? — спросила однажды Ира, когда ей было двенадцать.
— Что ты, деточка, любит, конечно, любит. Просто не умеет показывать. Ей самой тяжело пришлось – отец ваш ушел, одной поднимать… Она хочет, чтобы ты сильной выросла, ко всему готовой.
— А я не хочу быть сильной. Я хочу, чтобы мама меня обнимала, как ты.
Бабушка тогда долго молчала, а потом достала из сумки красивую коробку:
— Смотри, это сервиз, еще от моей мамы остался. Шесть чашек с золотой каемочкой. Будет твоим приданым. Вырастешь, замуж выйдешь – будешь из них чай с мужем пить.
Когда бабушка ушла из жизни, Ире было четырнадцать. Надежда Петровна на похоронах не проронила ни слезинки.
— Нечего нюни распускать, — сказала она дочери. — Все там будем.
А вечером Ира слышала, как мать плачет в своей комнате, тихо, глухо, накрывшись подушкой.
В школе дела шли средне. Ира старалась, но похвалы от матери не дождалась ни разу. Зато критики хватало с головой:
— Опять четверка по геометрии? У Светки Морозовой дочка круглая отличница, а ты…
— И это называется сочинение? Я в твоем возрасте…
— Почему юбка такая мятая? Ты посмотри на себя в зеркало…
В девятом классе Ира влюбилась – в новенького мальчика, Сашу. Он был красивый, умный, играл на гитаре. Носил ее портфель, угощал шоколадками из буфета.
— Мам, к нам новенький пришел… — начала было Ира за ужином.
— Только об этом и думаешь, — перебила Надежда Петровна. — Лучше бы училась нормально. Вон, математичка сегодня звонила – говорит, совсем скатилась.
Через месяц Ира узнала, что Саша встречается с девочкой из параллельного класса. Пришла домой вся в слезах.
— Что ревешь? — поморщилась мать. — Сама виновата, если он с другой шуры-муры крутит, значит с тобой явно что-то не так. Надо было лучше стараться. И вообще, нечего сопли распускать, иди уроки делай.
После этого Ира замкнулась окончательно. Перестала рассказывать матери о своих проблемах, радостях, мечтах. Научилась справляться со всем сама.
В одиннадцатом классе встал вопрос о поступлении.
— В экономический хочу, на бухгалтера, — сказала Ира.
— Ну да, с твоими-то способностями, — фыркнула Надежда Петровна. — Там математика нужна, а у тебя что?
Ира готовилась к экзаменам как могла – сидела над учебниками до ночи, решала тесты. Но на бюджет не прошла – не хватило нескольких баллов.
— Мам, там есть платное отделение…
— Даже не думай! — отрезала мать. — Таких денег на твою учебу у меня нет. Хочешь – иди работай, сама зарабатывай.
И Ира пошла. Устроилась кассиром в супермаркет, а потом в круглосуточную доставку еды. И платила за учебу сама, спала по четыре часа в сутки. Но ни разу не попросила помощи у матери.
А та будто и не замечала, как дочь выбивается из сил. Только продолжала критиковать:
— Что ты вечно такая помятая ходишь? Посмотри на себя – круги под глазами, кожа серая. В кого ты такая несчастная?
Может, поэтому Ира потом так и не научилась строить отношения? Были какие-то короткие романы, но все заканчивались одинаково – она первая уходила, как только чувствовала, что начинает привязываться. Зачем? Чтобы снова услышать, что с ней что-то не так?
После института жизнь вроде бы начала налаживаться. Ира устроилась в торговую компанию, занимавшуюся поставками тканей. Работа была непростая – звонки, встречи, отчеты, но ей нравилось. Особенно радовало, что можно было снять маленькую квартиру-студию на окраине и больше не слышать постоянных упреков матери.
— Ну и район ты выбрала, — поморщилась Надежда Петровна, приехав в гости. — И квартира крошечная. Вон, у Тони Сергеевны дочка двушку снимает в центре.
— У Тони Сергеевны муж – директор завода, — тихо ответила Ира. — А я сама справляюсь.
— Вот именно! — подхватила мать. — Сама, все сама. А годы идут. Тебе уже двадцать пять, пора о семье думать. Кому ты такая нужна будешь – без квартиры, без мужа…
Ира молча заварила чай в бабушкиных чашках с золотой каемочкой. Это был единственный раз, когда мать приехала к ней в гости.
На работе дела шли неплохо. Ира быстро освоилась, нашла общий язык с клиентами. Директор, Михаил Степанович, часто хвалил её:
— Молодец, Ирина! С такими сотрудниками мы горы свернем.
Она впервые почувствовала, что может чего-то добиться. Даже начала откладывать деньги на первый взнос за собственную квартиру.
А потом в её жизни появился Олег – менеджер из соседнего отдела. Высокий, улыбчивый, с хорошим чувством юмора. Стал приглашать на обед, потом в кино, в парк.
— Знаешь, — сказал он однажды, — ты какая-то особенная. С тобой так легко и спокойно.
Ира боялась поверить своему счастью. Но постепенно оттаяла, начала улыбаться чаще. Даже рассказала матери:
— Мам, я познакомилась с молодым человеком…
— Наконец-то! — оживилась Надежда Петровна. — Давно пора. Сколько ему? Где работает? Квартира есть?
— Мам, мы только начали встречаться…
— Вот именно! Нечего время терять. Приводи его знакомиться.
Олег пришел с цветами и тортом. Весь вечер шутил, рассказывал о работе, о планах. Ира сидела как на иголках – ждала подвоха.
И он случился.
— А что это у вас за сервиз такой старый? — спросила вдруг Надежда Петровна, разливая чай по бабушкиным чашкам. — Ира у нас вообще хозяйка так себе. В детстве вечно что-нибудь разбивала, ломала. Неуклюжая была – страсть!
Весь вечер она рассказывала истории из Ириного детства – как та падала с качелей, как получала двойки, как не могла найти общий язык с одноклассниками. Все вроде бы со смехом, но у Иры щеки горели от стыда.
Олег после того вечера изменился. Стал реже звонить, придумывать отговорки. А через месяц Ира случайно увидела его в кафе с новой сотрудницей из бухгалтерии.
— Я же говорила, — вздохнула Надежда Петровна, узнав о разрыве. — Надо за собой следить, мужчин удерживать уметь. А ты что? Вечно в своих джинсах затертых, без макияжа…
Ира не стала объяснять, что джинсы затертые потому, что на новые денег не хватает – все уходит на квартиру и погашение кредита за учебу. Просто молча собрала вещи Олега, которые остались у нее, и отдала их общей знакомой.
А потом начались проблемы на работе. Сначала мелкие – задержки поставок, недовольные клиенты. Потом серьезнее – компания начала терять заказы, появились слухи о финансовых трудностях.
— Не переживайте, — успокаивал всех Михаил Степанович. — Временные трудности, справимся.
Но в один прекрасный день он просто не пришел на работу. А на следующий день охрана не пустила сотрудников в офис – замки поменяли.
— Банкротство, — коротко объяснил охранник. — Хозяин за границу уехал.
Ира осталась без работы и без последней зарплаты. А через неделю пришло сообщение от хозяйки квартиры:
«Ира, извини, но мы решили продавать квартиру. Даю тебе месяц на поиски нового жилья».
Она разослала десятки резюме, прошла кучу собеседований. Везде вежливо улыбались и обещали перезвонить. Никто не перезванивал.
Сбережения таяли с пугающей скоростью. Последние деньги ушли на коммуналку – Ира всегда платила вовремя, боялась остаться должной.
Какие-то вещи пришлось продать. Особенно больно было расставаться с бабушкиным сервизом – но выбора не было, есть хотелось каждый день.
Что делать дальше? Она перебрала все варианты. К подруге Ленке? У той трое детей в двушке, муж без работы. К бывшим коллегам? Все сами еле сводят концы с концами.
Оставалась только мать. Ира неделю собиралась с духом, прежде чем решиться на этот шаг…
— Не реви, выбрось эти глупости из головы, — сказала себе Ира, стоя перед знакомой дверью.
Последний раз она была здесь год назад, на Новый год. Тогда мать опять начала про замужество, про детей, про то, что жизнь проходит мимо. Ира не выдержала и ушла, не доев салат.
И вот теперь она снова здесь.
— Мам, открой, пожалуйста. Это я, — голос предательски дрожал.
Дверь открылась почти сразу. На пороге стояла Надежда Петровна – подтянутая, с идеальной укладкой, в новом домашнем костюме.
— Ирка? В такое время? Что случилось-то?
— Можно войти? Поговорить надо.
Из квартиры доносились звуки телевизора и незнакомый мужской голос.
— Заходи уже. Только у меня гости.
В прихожей стояли мужские туфли и висела кожаная куртка. Из кухни пахло жареным мясом и специями – мать всегда хорошо готовила, когда было для кого.
— Познакомься, это Виктор Андреевич, — мать кивнула в сторону полного мужчины лет шестидесяти, выглянувшего из кухни. — Мы на танцах познакомились. Теперь вот… вместе живем.
— Очень приятно, — пробормотала Ира, разглядывая носки своих старых сапог.
— Чай будешь? — спросила мать таким тоном, что сразу стало понятно – правильный ответ «нет».
— Мам, мне правда поговорить надо. Наедине, если можно.
В её старой комнате теперь стоял новенький диван и шкаф с зеркалом. Ни следа от прежней детской – ни плакатов с котятами, ни полки с учебниками.
— Ну, говори, что стряслось? Только быстро, у меня там ужин стынет.
Ира глубоко вздохнула:
— Мам, мне нужна помощь. Ненадолго, правда. Всего на месяц.
— Что еще такое?
— Понимаешь, нашу фирму закрыли. Совсем, насовсем. Хозяин куда-то пропал, нам даже зарплату последнюю не выдали. Я ищу работу, уже несколько собеседований прошла. Но пока ничего… А тут еще Марина, хозяйка жилья, квартиру продает, надо съезжать.
— И что?
— Можно я поживу у тебя? Месяц всего. Я найду работу, накоплю на новую квартиру и съеду. Обещаю.
Надежда Петровна покачала головой:
— Нет, Ира. Не можно.
— Почему? У тебя же две комнаты. Я много места не займу…
— Потому что нет. У меня теперь другая жизнь. Виктор против чужих в доме.
— Чужих? Мам, я же твоя дочь.
— Вот именно. Моя взрослая дочь, которой давно пора научиться решать свои проблемы самостоятельно. Я тебе ничего не должна, слышишь? Ты выросла, крутись как хочешь.
Ира встала. В ушах шумело, к горлу подступила тошнота.
— Подожди, — окликнула мать уже в прихожей. — Может, тебе денег дать? Тысяч пять хватит?
Ира молча посмотрела на мать и вышла за дверь.
На улице было холодно и темно. Она шла, не разбирая дороги, пока не оказалась в маленьком сквере. Села на лавочку, достала телефон. Пролистала сообщения с сайтов по поиску работы. Ничего нового.
«Приглашаем потрудиться в Свято-Успенский женский Шаровкин монастырь. Проживание и питание бесплатно…»
Ира долго смотрела на это объявление. Потом набрала номер.
— Здравствуйте, это по объявлению. Можно узнать подробнее?
Женский голос в трубке был удивительно теплым:
— Конечно, милая. Приезжай завтра, все расскажу. Как тебя зовут?
— Ира.
— Хорошо, Ирочка. Жду тебя завтра к девяти утра. Записывай адрес…
Монастырь оказался маленьким, уютным. Кирпичные стены, увитые плющом, небольшая колокольня, яблоневый сад. У ворот Иру встретила немолодая монахиня с добрыми глазами.
— Я матушка Елисавета. Пойдем, покажу тебе все.
В первый же вечер Ира расплакалась. Сидела в маленькой комнате, где ей предстояло жить, и рыдала, уткнувшись в подушку. Матушка Елисавета не стала ни о чем расспрашивать – просто села рядом, погладила по голове:
— Поплачь, девонька. Поплачь. Легче станет.
И действительно стало легче. Жизнь в монастыре текла тихо и размеренно. Подъем в пять утра, молитва, потом работа – Ира помогала на кухне, в саду, в швейной мастерской.
— У тебя талант, — сказала как-то сестра Анна, глядя, как Ира ловко справляется со швейной машинкой. — Такие ровные строчки, такой глазомер…
Впервые в жизни её хвалили просто так, без подтекста, без «но». Просто радовались её успехам.
Прошел месяц, второй, третий. Ира окрепла, успокоилась. По вечерам часто сидела в яблоневом саду, смотрела на закат и думала о своей жизни.
— Знаете, что я поняла? — сказала она однажды матушке Елисавете. — Я всю жизнь пыталась заслужить мамину любовь. Делала все, чтобы она мной гордилась. А надо было просто…
— Что, милая?
— Просто любить себя. Принимать такой, какая есть. Со всеми ошибками, неудачами, слабостями.
Матушка улыбнулась:
— Вот видишь, не зря тебя Господь к нам привел.
В конце третьего месяца Ира нашла работу – небольшой магазин тканей искал продавца-консультанта.
Хозяйка, пожилая женщина Анна Сергеевна, сразу прониклась к ней симпатией.
— Оставайся, девочка. Научу тебя всему, что знаю.
Ира сняла комнату неподалеку от монастыря. По выходным приходила помогать на кухне, в саду. Постепенно жизнь налаживалась.
Через полгода она случайно встретила мать в городе. Надежда Петровна окликнула её, но Ира только кивнула и пошла дальше. А вечером заблокировала мамин номер.
Прошел год.
Ира уже работала заместителем директора в магазине – Анна Сергеевна готовила её на свое место. Они расширили ассортимент, открыли небольшую мастерскую.
А ещё через полгода Анна Сергеевна предложила ей стать партнером.
— Ты справишься, девочка. У тебя дар – и к тканям, и к людям.
Как-то раз в магазин зашла соседка матери, Тоня Сергеевна. Долго выбирала ткань для штор, потом вдруг присмотрелась к Ире:
— Надькина дочка? А мать знает, как ты тут устроилась?
— Нет, — спокойно ответила Ира. — И не надо ей знать.
Вечером она достала из шкафа коробку с последней уцелевшей чашкой из бабушкиного сервиза. Погладила золотую каемочку.
— Знаешь, бабуль, — тихо сказала она, — я все-таки научилась быть счастливой. Просто не там искала счастье.
За окном звонили монастырские колокола. В саду цвели яблони.
Начиналась новая жизнь. Теперь каждый вечер, наливая чай в последнюю чашку с золотой каемочкой, Ира думает о том, как важно научиться прощать – не ради других, а ради себя. И пусть сервиз уже не собрать целиком, но та единственная уцелевшая чашка напоминает: иногда нужно что-то потерять, чтобы найти себя.
