— А твоя-то когда приезжает? — поинтересовалась Наташа, раскладывая карточки пациентов.
— Через две недели, — Марина поправила бейдж на халате. — Говорит, к внукам соскучилась.
— Надолго?
— Дней на пять, не больше. У неё же там ученики, репетиторство… — Марина улыбнулась. — Знаешь, за пятнадцать лет так и не могу привыкнуть к этому. Каждый её приезд как экзамен.
— Да ладно тебе, может не так уж и строга твоя Людмила Николаевна?
— Не строга? — Марина подняла брови. — На прошлой неделе звонит: «Мариночка, я тут по видеосвязи с Катей разговаривала. Она что, покрасила волосы? В шестнадцать лет? Мы в наше время…»
— И что ответила?
— А что тут ответишь? Сказала, что это временная краска, к лету сойдёт. Хотя какое её дело? Катя отличница, в олимпиадах участвует…
— Зато к Димке хорошо относится, — напомнила Наташа.
— А, — махнула рукой Марина, — это потому что он на её любимого писателя похож. Как там его… Куприн в молодости. Она даже фотографию показывала — реально похож.
Их разговор прервал звонок телефона. Марина глянула на экран — Андрей.
— Странно, он же на операции должен быть…
— Да, милый?
Лицо Марины изменилось. Она молча слушала, потом тихо сказала:
— Поняла. Сейчас подойду.
Наташа встревоженно посмотрела на подругу:
— Что случилось?
— Людмиле Николаевне плохо. Инсульт. Андрей только что узнал — ей соседка скорую вызвала…
Этот обычный день, начавшийся как сотни других, вдруг разделил их жизнь на «до» и «после».
Ещё вчера они обсуждали предстоящий приезд свекрови, Катя готовилась к очередным замечаниям по поводу причёски, а Димка радовался, что бабушка поможет ему с сочинением…
Марина нашла мужа в ординаторской. Он сидел, глядя в одну точку:
— Соседка говорит, она просто упала. Прямо посреди урока. Хорошо, что не одна дома была в тот момент, а на работе, с людьми…
— Что врачи говорят?
— Пока стабилизировали. Но… — он поднял глаза на жену. — Марин, ей нужен постоянный уход. А в их городке даже нормального невролога нет.
Марина молчала. Она уже поняла, к чему идёт разговор.
— Квартиру можно сдавать, эти деньги пойдут на лекарства, — продолжал Андрей. — В гостиной вполне поместится кровать…
— А как же Димка? Его компьютер, его друзья?
— Переставим в спальню. Или вообще в коридор. Главное сейчас — мама.
Марина знала этот тон. Так муж говорил, когда решение уже принято. Пятнадцать лет назад он точно так же сказал: «Я на тебе женюсь, и это не обсуждается». И женился, несмотря на протесты матери, мечтавшей о другой невестке.
А теперь им предстояло жить под одной крышей. Ей и женщине, которая пятнадцать лет назад сказала: «Ну что ж, раз ты выбрал… Только не жалуйся потом, что я тебя не предупреждала».
Сообщить новость детям оказалось сложнее, чем Марина ожидала. Катя восприняла известие неожиданно спокойно:
— А где она будет спать? — только и спросила дочь.
— В гостиной. Димин компьютер перенесём…
— Понятно, — Катя поправила волосы, которые недавно перекрасила в каштановый. — Значит, ко мне теперь никто в гости не придёт? Ни подруги, ни ребята из химического кружка?
— Почему не придёт? Будут приходить, просто…
— Просто что? — в голосе дочери зазвенели знакомые нотки. — Просто бабушка будет делать замечания? «Катенька, приличные девочки так не смеются», «Катенька, это что за юбка»? И теперь не две недели, а постоянно?
Марина не нашлась что ответить. Катя была права — Людмила Николаевна всегда имела особое мнение о том, как должна выглядеть и вести себя её внучка.
Димка отреагировал иначе:
— А бабушка сможет проверять мои сочинения? После… ну, этого?
— Врачи говорят, речь восстановится, — объяснила Марина. — Нужно время и упражнения.
— Я буду ей помогать, — решительно заявил сын. — Буду читать вслух. Она же любит, когда я читаю.
В этот момент позвонил Андрей — он уехал в тот город, где жила мать, сразу после известия об инсульте.
Через пару недель во время очередного звонка устало произнес.
— Завтра выписывают, — сказал он. — Я взял билеты на поезд. Купе, нижняя полка.
— Как она?
— Правая сторона плохо слушается. Говорит с трудом. Но главное — она всё понимает. И знаешь, что её больше всего беспокоит? Что она будет для нас обузой.
— Андрюш…
— Представляешь, еле выговаривает слова, а пытается объяснить, что можно нанять сиделку, что не нужно ломать нашу жизнь…
Марина закрыла глаза. Перед ними стояла Людмила Николаевна — такая, какой она запомнилась с последней встречи. Прямая спина, внимательный взгляд, идеальная укладка. «Учитель должен выглядеть безупречно,» — любила повторять она. И вот теперь…
Неделя ушла на подготовку. Они освободили гостиную, купили специальную кровать с поручнями, перевесили полки. Димкин компьютер временно поставили в родительской спальне, прямо возле окна.
— Ничего, — сказал сын, — зато у меня теперь будет личный кабинет.
Катя помогала молча. Она протирала пыль, расставляла книги, которые любила бабушка. Но Марина видела, как дочь украдкой смотрит на дверь своей комнаты — единственного места, где можно будет укрыться от бабушкиного внимания.
Вечером позвонила мама Марины:
— Доченька, может, я приеду? Помогу первое время?
— Не надо, мам. Ты же знаешь Людмилу Николаевну — она не любит, когда много людей.
— Знаю, — вздохнула мама. — Для неё я всегда была «слишком простой». Но сейчас-то не до этого…
— Вот именно поэтому и не надо. Ей и так тяжело принять помощь от… — Марина запнулась.
— От невестки, которую она не одобряла? — закончила мама. — Ох, Мариша, тяжело вам придётся.
И вот настал день, когда Андрей привёз мать. Марина ждала их у подъезда. Она помнила, как год назад Людмила Николаевна поднималась по этим ступенькам — величавая, уверенная, с неизменной сумкой, полной гостинцев.
Теперь же ее завозили на каталке. Но самое страшное — взгляд. Растерянный, почти испуганный.
— Здравствуйте, Людмила Николаевна, — Марина шагнула вперёд.
Свекровь попыталась что-то сказать, но слова не складывались. На глазах появились слёзы.
— Мама, не надо говорить, — Андрей крепче поддержал её. — Поднимаемся домой.
Дома их ждали дети. Катя, к удивлению Марины, первая бросилась обнимать бабушку:
— Бабуль, а я новое стихотворение выучила. Помнишь, ты просила? Про осень.
Людмила Николаевна едва кивнула, пытаясь улыбнуться.
— А я тебе свое сочинение покажу, — подхватил Димка. — Про отцов и детей. Правда, оно ещё не дописано…
Вечером, когда свекровь уже спала в своей новой комнате, а дети разошлись по своим делам, Марина и Андрей сидели на кухне.
— Знаешь, — тихо сказала Марина, — я всё думаю… Может, это судьба? Пятнадцать лет она пыталась научить меня быть «правильной» невесткой. А теперь…
— Что теперь?
— Теперь я буду учиться быть просто дочерью, если уж так можно назвать. Ей же больше некому довериться, кроме нас.
Первые недели оказались самыми сложными. Марина старалась совмещать работу и уход за свекровью, но получалось не всегда. Пришлось перейти на полставки, что сразу отразилось на семейном бюджете.
— Может, маму лучше в реабилитационной центр на время отправим? — осторожно предложила она мужу. — Там специалисты, оборудование…
— Нет, — отрезал Андрей. — Это слишком дорого. И потом, мама там одна будет. А здесь мы, внуки…В родном доме и стены помогают.
Людмила Николаевна медленно, но восстанавливалась. Речь возвращалась по словам — сначала простые фразы, потом короткие предложения. Марина заметила, что свекровь особенно старается, когда разговаривает с внуками.
Катя приходила к бабушке каждый вечер, рассказывала про школу, про олимпиады. Людмила Николаевна слушала внимательно, иногда пыталась что-то посоветовать, но слова не всегда слушались. В такие моменты на её глазах появлялись слёзы — она, всю жизнь учившая других правильно говорить, теперь с трудом могла выразить простую мысль.
— Ба-бушка, — медленно повторяла она за логопедом, которого приглашали раз в неделю. — Ка-тя.
— Очень хорошо, Людмила Николаевна! — подбадривала специалист. — А теперь попробуем составить предложение.
Димка взял за правило читать бабушке вслух. Каждый вечер он садился рядом с её кроватью и открывал книгу:
— Бабуль, сегодня будем «Капитанскую дочку» читать. Ты же её любишь?
Людмила Николаевна кивала, и на её лице появлялась робкая скошенная улыбка — совсем не похожая на ту снисходительную улыбку, с которой она раньше встречала невестку.
Но были и тяжёлые моменты. Однажды утром Марина услышала плач из гостиной. Людмила Николаевна сидела на кровати, безуспешно пытаясь застегнуть пуговицы на кофте.
— Давайте помогу, — Марина шагнула вперёд.
— Не надо! — эти слова свекровь научилась произносить чётко. — Я сама.
— Людмила Николаевна, это нормально — принимать помощь.
— Я… учитель… сама…
— А я медсестра. И знаете что? Все мои пациенты когда-то были самостоятельными. Врачи, инженеры, директора… Болезнь не выбирает.
В этот момент что-то изменилось во взгляде свекрови. Она посмотрела на Марину так, словно впервые её увидела.
— Ты… добрая, — с большим трудом выговорила она.
Марина замерла. За пятнадцать лет это была первая похвала от Людмилы Николаевны.
Но не все проблемы решались так просто. Катя готовилась к олимпиаде по химии, ей нужно было заниматься с ребятами из кружка. Раньше они собирались у неё дома, теперь…
— Мам, мы тихо будем, — убеждала она. — Бабушке не помешаем.
— А где вы расположитесь? В твоей комнате? А если бабушке что-то понадобится?
В итоге Катя стала ходить заниматься к подругам. Возвращалась поздно, уставшая. Марина видела, как дочь пытается совместить заботу о бабушке и подготовку к будущему поступлению.
— Знаешь, мам, — сказала как-то Катя, — я раньше думала, что бабушка просто придирается ко мне. А теперь понимаю — она боялась, что я сделаю неправильный выбор. Как она сейчас боится быть беспомощной.
Андрей всё больше времени проводил на работе, чтобы больше заработать. Марина понимала — ему тяжело видеть мать такой. Людмила Николаевна, которая воспитала его одна, которая всегда была примером силы и независимости, теперь нуждалась в помощи для самых простых действий.
Однажды вечером она попросила принести её старый альбом с фотографиями. С трудом перелистывая страницы непослушными пальцами, она показывала внукам снимки:
— Это… папа… маленький.
На фотографии был худенький мальчик с портфелем.
— А это… я… молодая.
Красивая девушка в строгом платье стояла у школьной доски.
Марина смотрела на эти снимки и думала о том, как удивительно устроена жизнь. Женщина, которая пятнадцать лет держала дистанцию, теперь доверяла ей самое сокровенное — свои воспоминания, свою беспомощность, свой страх.
В один из вечеров, когда Людмила Николаевна уже немного окрепла, в дверь позвонили. На пороге стояла Вера Павловна — та самая «Верочка с филфака», о которой свекровь не уставала напоминать все эти годы.
— Я узнала… — начала она. — Можно увидеть Людмилу Николаевну?
Марина хотела отказать — слишком свежи были воспоминания о том, как свекровь сравнивала их. Но Людмила Николаевна, услышав голос бывшей ученицы, попыталась встать:
— Ве-ра…
Встреча получилась непростой. Вера Павловна, теперь уже солидная дама, преподаватель университета, растерянно смотрела на свою бывшую учительницу:
— Людмила Николаевна, я привезла вам свою новую книгу. Сборник статей по русской литературе…
Людмила Николаевна взяла книгу дрожащими руками. Попыталась прочесть название, но буквы расплывались перед глазами.
— Я… потом… — с трудом выговорила она и отвернула голову к стене.
Когда Вера Павловна ушла, Марина заметила, что свекровь плачет. Тихо, беззвучно.
— Людмила Николаевна, давайте я вам почитаю эту книгу?
Свекровь покачала головой:
— Не н-а-адо… – тянула она слова и было видно, как ей сложно. — Стыдно…
— Чего стыдно?
— Такая… стала…
В этот момент в комнату вбежал Димка:
— Бабуль, смотри, что я нашел! Твои старые тетради с конспектами. А почерк какой красивый!
Людмила Николаевна прикоснулась к пожелтевшим страницам. Ровные строчки, аккуратные пометки на полях — следы той жизни, которая теперь казалась такой далекой.
— Научишь меня так писать? — спросил внук. — А то у меня почерк как у врача.
— В папу, — поправила его бабушка и впервые за день едва заметно улыбнулась.
Вечером Марина рассказала мужу о визите Веры Павловны.
— Знаешь, — сказал Андрей, — а ведь мама всегда хотела, чтобы я женился на такой, как Вера. Образованной, из профессорской семьи…
— Помню, — кивнула Марина. — «Медсестра — не пара моему сыну-хирургу»…
— А получилось, что именно ты сейчас рядом. Со своим медицинским образованием, со своим опытом ухода за больными…
В этот момент их разговор прервал звонок в дверь. На пороге стояла соседка сверху — та самая Елена Викторовна, которая раньше только здоровалась в лифте.
— Извините за поздний визит, — начала она. — Просто… У меня мама тоже после инсульта. Уже три года. Я вижу, как вам тяжело, и подумала — может, я могу чем-то помочь? Посидеть с Людмилой Николаевной, когда вы на работе…
Марина почувствовала, как к горлу подступает комок. Помощь предлагал человек, от которого они её совсем не ждали.
Катя в это время готовилась к городской олимпиаде по химии. Однажды вечером она принесла бабушке свой проект:
— Смотри, бабуль, это исследование о влиянии различных веществ на восстановление нервных клеток. Я специально выбрала эту тему…
Людмила Николаевна внимательно слушала. Она уже могла говорить немного лучше, хотя некоторые слова все ещё давались с трудом:
— Умница… моя.
— Я знаю, ты хотела, чтобы я занималась литературой, — продолжала Катя. — Но может, это даже лучше? Я стану врачом, как папа. Буду лечить людей после инсульта…
В глазах свекрови появились слезы, но на этот раз не от беспомощности, а от гордости за внучку.
Постепенно жизнь входила в новое русло. Марина научилась распределять время между работой и уходом за свекровью. Елена Викторовна действительно помогала — приходила посидеть с Людмилой Николаевной, приносила книги, рассказывала новости.
Димка продолжал читать бабушке вслух, и его оценки по литературе заметно улучшились. «Всё-таки гены,» — шутил Андрей, намекая на учительское прошлое матери.
Однажды, перебирая старые вещи, Марина нашла альбом с их свадебными фотографиями. На одном из снимков Людмила Николаевна стояла рядом с молодоженами — прямая, строгая, с чуть поджатыми губами.
— Смотрите, — Марина показала фотографию свекрови.
Людмила Николаевна долго всматривалась в снимок:
— Я… глупая… была.
— Почему?
— Не видела… главного.
Быт постепенно налаживался, но появлялись новые проблемы. В один из вечеров Марина услышала, как Катя разговаривает по телефону:
— Нет, Юль, я не могу пойти на выпускной с ночёвкой. У меня бабушка… Да, знаю, что это раз в жизни бывает. Но нет, правда не могу.
После разговора дочь зашла на кухню:
— Мам, а ты сможешь отпроситься с работы на выпускной?
— А что такое?
— Просто… Все родители будут. А у нас папа на дежурстве.
Марина поняла, что дочь недоговаривает. Конечно, дело было не только в присутствии родителей. Катя переживала, что одноклассники начнут расспрашивать про бабушку, что им придётся объяснять, почему она не может поехать с ними на ночную программу.
Людмила Николаевна, похоже, тоже что-то почувствовала. На следующий день она с трудом, но четко произнесла:
— Катя… иди… на выпускной.
— Бабуль, но как же ты?
— Елена… посидит.
Елена Викторовна действительно согласилась помочь. Но проблема была не только в этом вечере. Приближались выпускные экзамены, потом поступление. Катя разрывалась между подготовкой и заботой о бабушке.
Димка тоже изменился. Он всё реже приглашал друзей, всё больше времени проводил дома.
— Может, погулять пойдёшь? — спросила как-то Марина.
— Не хочу. Пацаны теперь всё время на великах гоняют, а я не могу надолго уйти.
— Почему?
— А вдруг бабушке что-то понадобится? Вы же на работе.
Андрей всё чаще задерживался в больнице. Марина понимала — ему тяжело видеть мать такой беспомощной. Проще было погрузиться в работу, чем каждый вечер наблюдать, как некогда сильная женщина пытается справиться с простейшими действиями.
Однажды вечером он вернулся домой непривычно рано:
— Знаешь, сегодня прооперировал пациента с аневризмой. Сложный случай. И вдруг подумал — а ведь мама могла там, в своём городке…Никто бы не успел помочь…
Людмила Николаевна медленно, но восстанавливалась. Теперь она могла сама есть, научилась пользоваться телефоном. Иногда даже пыталась проверять Димкины сочинения — правой рукой держала карандаш, левой придерживала тетрадь.
Марина заметила, что свекровь стала иначе относиться к её приходу с работы. Раньше это были придирчивые расспросы: «А почему так поздно? А что ты готовила? А почему дети ещё не сделали уроки?» Теперь — внимательный взгляд, попытка улыбнуться.
Однажды, помогая свекрови, Марина случайно уронила семейную фотографию, стоявшую на тумбочке. Стекло треснуло.
— Извините, — начала она. — Я куплю новую рамку…
— Не надо, — покачала головой Людмила Николаевна. — Так… правильнее.
— Почему?
— Всё… трещинами… пошло. Жизнь… семья…
Это были самые длинные фразы, которые она произнесла за последнее время.
Вечером того же дня позвонила мама Марины:
— Доченька, может, я всё-таки приеду? Помогу?
— Мам, не надо. Мы справляемся.
— Но ты же совсем замоталась! А дети? А муж?
Марина не знала, как объяснить. Как рассказать, что в их сложных отношениях со свекровью появилось что-то новое. Не любовь — до этого было ещё далеко. Но понимание. Понимание того, что все они — заложники ситуации, и каждый пытается справиться как может.
Прошёл год. Катя поступила в медицинский, но выбрала общежитие, хотя могла жить дома.
— Мне нужно научиться быть самостоятельной, — объяснила она родителям.
Марина понимала — дочь просто устала от постоянного напряжения, от необходимости говорить тише, ходить осторожнее, подстраиваться под новый ритм жизни.
Димка освоился в новой роли. Теперь он спокойно приводил друзей — они научились не обращать внимания на бабушку в гостиной, а она привыкла к шумным подросткам.
Людмила Николаевна так и не вернулась к прежней жизни. Речь восстановилась, но осталась медленной, затрудненной. Правая рука слушалась плохо, при ходьбе приходилось опираться на трость.
Квартиру в том городке все-таки продали — деньги нужны были на лечение и реабилитацию. Людмила Николаевна плакала, подписывая документы дрожащей рукой, но понимала — выбора нет.
Марина научилась абстрагироваться от ситуации. Её больше не задевали редкие, но меткие замечания свекрови. В конце концов, некоторые привычки не меняются даже после инсульта.
— Ты… неправильно… готовишь, — могла сказать Людмила Николаевна, наблюдая за невесткой на кухне.
— Зато быстро, — отвечала Марина, не вступая в спор.
Андрей всё чаще задерживался на работе. Однажды он признался:
— Знаешь, я как будто предал её. Обещал заботиться, а сам…
— А сам спасаешь чужих мам и пап, — закончила Марина. — Это тоже важно.
Елена Викторовна продолжала помогать, но теперь брала за это деньги — символические, но всё же. Жизнь есть жизнь, и у всех свои проблемы.
Катя приезжала по выходным. Рассказывала про учёбу, про новых друзей. Людмила Николаевна слушала внимательно, иногда пыталась что-то советовать. Внучка кивала, но поступала по-своему.
В одни из таких выходных Катя привела своего парня. Высокого, в очках, он изучал нейрохирургию.
— Познакомьтесь, это Миша, — сказала она. — Он пишет работу про реабилитацию после инсульта.
Людмила Николаевна смотрела на парня долгим взглядом:
— Филологией… не увлекаешься?
— Нет, — смутился тот. — Только медицинские статьи читаю.
— Хорошо, — кивнула она, и все поняли — это одобрение.
Жизнь продолжалась — не хорошая и не плохая, просто жизнь. С её бытовыми проблемами, с усталостью, с редкими радостями и постоянными компромиссами.
Марина больше не пыталась стать идеальной невесткой. Людмила Николаевна не старалась быть образцовой свекровью. Они просто научились существовать рядом — две женщины, волею судьбы оказавшиеся в одной лодке.
Вечерами, когда все расходились по своим комнатам, в гостиной горел ночник. Людмила Николаевна медленно перелистывала страницы книги, которую когда-то знала наизусть. Иногда она останавливалась, словно что-то вспоминая. Может быть, свой класс, где она учила детей правильно говорить и правильно жить. Может быть, свою прежнюю жизнь, где она была сильной и независимой.
А наутро начинался новый день. И нужно было жить дальше — без лишних слов, без громких признаний. Просто жить и делать то, что должен.
