Лариса почувствовала неладное ещё на пороге. Дверной замок поддался как-то слишком легко, будто кто-то совсем недавно его открывал. В прихожей пахло чужим — не то чтобы незнакомым, но определённо не тем застоявшимся дачным духом, который она помнила с прошлых выходных.
— Серёга приезжал, что ли? — пробормотала она, скидывая туфли.
Но муж вчера вечером точно был дома — она сама видела, как он засыпал перед телевизором в их московской квартире. Да и зачем бы ему одному на дачу мотаться?
На кухонном столе — следы от кружек. Две штуки. В раковине — немытая посуда, которую она точно оставляла чистой. Лариса нахмурилась и прошла в спальню. Постель заправлена, но криво, не так, как она обычно делает. Подушки лежат по-другому.
Сердце заколотилось быстрее. Она рывком открыла шкаф — вроде всё на месте. Телевизор, микроволновка — тоже. Не воры, значит. Тогда кто?
В ванной Лариса замерла. Мусорное ведро… В нём, поверх скомканной туалетной бумаги, лежали два использованных презерватива. Их марка — та самая, что хранилась в прикроватной тумбочке их с Сергеем спальни. Больше ни у кого ключей от дачи не было.
Комната поплыла перед глазами. Лариса схватилась за раковину, чтобы не упасть. В голове метались обрывки мыслей: «Не может быть… Серёжа… С кем?.. Здесь?..»
Она набрала его номер дрожащими пальцами.
— Алло, Ларис? Ты где? — голос мужа звучал спокойно, даже сонно.
— Я на даче, — её голос сорвался. — Серёжа, ты… ты тут был?
— На даче? Нет, конечно. А что случилось?
— Не ври мне! — закричала она. — Я всё вижу! Посуда грязная, постель… И в ванной… в ванной…
— Лариса, ты о чём? Какая ванная?
— Презервативы, Серёг! Два презерватива в мусорке! Наши! Из нашей тумбочки!
Тишина в трубке длилась секунду, потом две.
— Ларис, я не понимаю, о чём ты…
— Да что тут понимать?! — Лариса уже не сдерживала слёз. — Ты привёз сюда свою шл…ху! На нашу дачу! В нашу постель!
— Лариса, остановись! Я никого никуда не возил! Я вообще на даче не был с прошлого месяца!
— Врёшь! Ключи есть только у нас двоих! Только у нас!
Следующие полчаса прошли в криках, обвинениях и оправданиях. Сергей клялся, что не изменял, Лариса требовала признания. Когда он приехал на дачу — скандал только усилился. Лариса швыряла в него подушками, кричала про двадцать лет брака, про предательство, про то, что всегда чувствовала — он на неё смотреть перестал.
— Да сколько можно! — взорвался наконец Сергей. — Я тебе говорю — не был я здесь! Не изменял! Но знаешь что? Задолбала ты меня своими подозрениями! Вечно я у тебя во всём виноват!
— А кто виноват? Кто?! Может, призраки сюда приходили тра…аться?
— Всё, — Сергей резко встал. — Я поеду к родителям. Поживу там, пока ты не успокоишься.
— Вали! — крикнула Лариса. — Вали к своей мамочке! Или к той, с кем тут был!
Хлопнула входная дверь. Заревел мотор машины. Лариса осталась одна в опустевшей даче, глотая слёзы и ненависть.
Первые два дня она ждала звонка. Извинений. Объяснений. Чего угодно. Но Сергей молчал. На третий день позвонила свекровь:
— Лариса, что у вас происходит? Серёжа приехал весь сам не свой.
— А что он вам рассказал? — устало спросила Лариса.
— Что ты его в измене обвинила. Без всяких доказательств.
— Без доказательств? Да я…
— Ларочка, — голос свекрови стал ледяным. — Мой сын двадцать лет на тебя горбатился. Ни разу налево не смотрел. А ты…
Лариса бросила трубку. Потом отключила телефон совсем.
К концу недели проблемы навалились со всех сторон. Дима, их шестнадцатилетний сын, словно почувствовал слабину.
— Мам, дай денег, — буркнул он, не отрываясь от телефона.
— На что?
— Какая разница? Дай и всё.
— Дима, я спрашиваю…
— Да что ты ко мне пристала! — взорвался сын. — Папа прав был, когда свалил! Задолбала ты всех!
Лариса оторопела. Дима никогда так с ней не разговаривал.
— Как ты смеешь…
— А что? Что ты мне сделаешь? Папе позвонишь? Так он тебя и слушать не хочет!
Мальчишка ушёл, хлопнув дверью. Лариса осталась стоять посреди кухни, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
Звонок из школы добил окончательно. Классная руководительница сухо сообщила, что Дима прогулял три дня. И вообще в последнее время «совсем от рук отбился».
— Поговорите с отцом, — посоветовала учительница. — Мальчику нужна мужская рука.
Вечером Лариса решилась. Набрала Сергея.
— Алло, — голос мужа звучал спокойно. Слишком спокойно.
— Серёж, нам надо поговорить. Дима совсем…
— Это твои проблемы, Лариса.
— Как это мои? Он же твой сын тоже!
— Ты меня выгнала. Обвинила чёрт знает в чём. Теперь разбирайся сама.
— Серёжа, пожалуйста…
— Кстати, — перебил он. — Я подаю на развод. Документы готовлю.
Трубка взорвалась короткими гудками. Лариса медленно опустилась на стул. Развод? После двадцати лет?
Она попыталась поговорить с Димой. Тот только огрызался:
— Не лезь ко мне! Своей жизнью живи!
— Димочка, что с тобой? Раньше мы же…
— Раньше! — фыркнул сын. — Раньше папа дома был. А теперь что? Ты его сама выгнала!
Лариса пыталась объяснить, рассказать про дачу, про находку в ванной. Дима слушал с каменным лицом.
— И что? Может, это не папа был. Может, кто-то ключи спёр.
— Димка, ключи только у нас…
— Ну и что? — сын пожал плечами и ушёл в свою комнату.
Ночью Лариса не спала. Ворочалась, думала. А что, если Дима прав? Что, если ключи действительно кто-то… Но кто? И зачем?
Утром она решилась на отчаянный шаг. Дима ушёл в школу (или не в школу — кто его знает), оставив телефон на зарядке. Лариса знала пароль — подсмотрела давно, на всякий случай.
Переписки в соцсетях… Лариса пролистывала их, чувствуя себя предательницей. И вдруг замерла.
«Димон, ну как вчера прошло?» «Супер! На даче родителей тусили» «Твои не спалили?» «Не, они в Москве. А я ключи спёр заранее, копию сделал)))» «Красава! И как там с Ленкой?» «Огонь! Первый раз у неё был»
Даты сообщений… Лариса проверила календарь. Это было в те выходные. Именно тогда.
Телефон выпал из рук. Сын. Её шестнадцатилетний сын. Привёл девочку на дачу. Презервативы взял из их спальни. А она…
О боже. Что она наделала?
Набрать Сергея. Срочно. Немедленно.
— Серёжа! Серёжа, прости! Это был Димка! Он ключи скопировал, девочку водил! Я видела переписку!
Молчание.
— Серёж? Ты слышишь? Это не ты был! Прости меня! Я дура! Приезжай домой!
— Лариса, — голос мужа звучал устало. — Я рад, что ты разобралась. Правда, рад.
— Тогда приезжай! Мы всё обсудим, я извинюсь, мы…
— Нет.
— Что «нет»? Серёжа, я же сказала — я ошиблась!
— Знаешь, Лар… Эта неделя у родителей… Я словно заново родился. Никто не пилит, не требует отчётов, где был и что делал. Мама готовит, отец в шахматы со мной играет. Я сплю спокойно. Понимаешь? Спокойно.
— Серёжа…
— Ты мне не поверила. Сразу решила — изменил. Двадцать лет прожили, а ты даже не усомнилась. Сразу — виноват и точка.
— Но презервативы… ключи…
— Вот именно. Ты даже не попыталась подумать, поискать другое объяснение. Сразу скандал, крики, обвинения. Знаешь, сколько раз за эти годы ты меня ни за что обвиняла? То я на секретаршу не так посмотрел, то с продавщицей слишком вежливо поговорил…
— Серёжа, давай не будем… Приезжай, поговорим спокойно.
— Я подумаю, — он помолчал. — Но документы на развод я всё равно подам. А там посмотрим. Может, и правда лучше жить отдельно. Спокойнее.
Он отключился. Лариса сидела с телефоном в руках, не в силах поверить. Как всё рухнуло? Так быстро, так страшно…
Вечером она попыталась поговорить с Димой. Мальчишка сначала отпирался, потом психанул:
— Ну да, я был! И что? Вы вечно на работе, вечно заняты! А мне где с Ленкой встречаться?
— Дима, ты хоть понимаешь, что натворил? Папа из-за этого ушёл!
— Папа из-за тебя ушёл! — огрызнулся сын. — Из-за твоих вечных наездов! Он мне сам говорил — устал от твоих придирок!
— Когда говорил?
— Вчера звонил. Сказал, что теперь будем видеться, когда я захочу. И денег даст на новый телефон.
Лариса почувствовала, как земля окончательно уходит из-под ног. Муж и сын против неё. Словно сговорились.
Она позвонила маме. Та выслушала и вздохнула:
— Эх, Лариса… Сама виновата. Нельзя мужика так прижимать. Они этого не любят.
— Мама, но он же…
— Что «он»? Не изменял же. А ты сразу — с порога скандал. Вот и результат.
Даже мама. Даже родная мать не на её стороне.
Ночью Лариса сидела на кухне, глядя в темноту за окном. В квартире было тихо — Дима заперся в своей комнате, музыку через наушники слушает. Раньше Сергей ругался — мол, оглохнешь. Теперь некому ругаться.
На столе — бумаги из суда. Исковое заявление о разводе. Сергей не шутил. В графе «причина» — «несовместимость характеров». Сухо, официально. Двадцать лет — и несовместимость характеров.
Телефон молчал. Лариса ждала — вдруг позвонит, скажет, что передумал. Но Сергей молчал. Наверное, спит спокойно у мамы с папой. Чай пьёт из любимой кружки, которую ему в детстве подарили.
А она сидит одна. С сыном, который её ненавидит. В квартире, которая вдруг стала слишком большой и пустой.
Как всё исправить? Можно ли вообще? Или она разрушила всё одним неверным решением, одним приступом ревности?
Лариса взяла телефон, открыла сообщения. Начала печатать: «Серёжа, прости. Давай попробуем сначала. Я буду другой, обещаю…»
Стёрла. Написала снова: «Приезжай домой. Димке нужен отец…»
Снова стёрла. Что писать? Какие слова найти?
За окном начинало светать. Новый день. Первый из многих, которые ей предстоит прожить вот так — в одиночестве, с грузом собственной ошибки.
Телефон зазвонил. Лариса вздрогнула, схватила трубку. Номер Сергея!
— Алло! Серёжа!
— Привет, — голос спокойный, даже весёлый. — Я тут подумал… Заеду сегодня за вещами. Часов в шесть. Чтобы ты знала.
— За вещами? — голос сорвался.
— Ну да. Зубную щётку там, бритву. Рубашки кое-какие.
— Серёж, может, поговорим? Я чай сделаю, твой любимый…
— Лариса, — он вздохнул. — Не надо. Я вещи заберу и всё. Ключи оставлю.
— Но…
— И с Димкой поговорю. Объясню, что это временно. Что мы просто… отдохнём друг от друга.
Временно. Лариса ухватилась за это слово, как утопающий за соломинку.
— Значит, ты вернёшься? Потом?
— Посмотрим, — уклончиво ответил Сергей. — Поживём — увидим.
Он отключился. Лариса осталась сидеть с телефоном в руках. Временно. Может, ещё не всё потеряно? Может, он простит, вернётся?
А может, и нет. Может, он уже привык к спокойной жизни без её вечных подозрений и претензий. Может, ему там, у родителей, лучше, чем здесь, с ней.
Из комнаты вышел Дима. Прошёл на кухню, не глядя на мать. Достал из холодильника молоко, хлопья.
— Димочка, — начала Лариса.
— Не начинай, — буркнул сын.
— Папа сегодня приедет. За вещами.
Дима пожал плечами:
— Ну и что? Он мне вчера говорил. Сказал, снимет квартиру, я смогу к нему приходить.
— К нему? А как же… дом? Семья?
Сын посмотрел на неё. Взгляд взрослый, усталый:
— Какая семья, мам? Ты же сама всё разрушила.
Он ушёл, оставив Ларису одну. Опять одну.
Разрушила. Сама разрушила. Из-за чужих презервативов в мусорке. Из-за минутной ревности. Из-за неверия.
Смешно. Если бы кто-то рассказал ей месяц назад, что вся её жизнь рухнет из-за того, что сын решит привести девочку на дачу — не поверила бы. Сказала бы — бред, так не бывает.
А оказывается, бывает. Ещё как бывает.
Лариса встала, пошла в спальню. Надо собрать Серёжины вещи. Аккуратно, чтобы ничего не помялось. Может, он оценит. Может, это маленький шаг к примирению.
А может, и нет.
Может, некоторые вещи не склеить. Как разбитую чашку — вроде можно склеить, но трещины всё равно видны. И пить из неё уже не то.
В прихожей хлопнула дверь. Дима ушёл. В школу или к друзьям — какая теперь разница. Он больше не отчитывается, не спрашивает разрешения.
Лариса открыла шкаф. Серёжины рубашки висели ровным рядом. Она сама их гладила, развешивала. Теперь будет гладить кто-то другой. Или он сам научится. Мужчины быстро учатся, когда приходится.
За окном шумели машины. Обычный московский день. У людей свои заботы, свои радости и беды. А у неё — пустая квартира и коробка с мужниными вещами.
И тишина. Оглушающая, страшная тишина.
Как будто дом вымер. Как будто из него ушла жизнь.
И ведь ушла. Вместе с Сергеем. А скоро, возможно, уйдёт и с Димой.
И останется она одна. В четырёх стенах. Со своей правотой и своими подозрениями.
Стоило оно того?
Лариса знала ответ.
Не стоило. Ничего не стоило.
Но поздно. Слишком поздно.
Чужие в доме оказались свои. А свои стали чужими.
И в этом вся ирония. Вся горькая, беспощадная ирония жизни.
