— Дим, ну выручай по-человечески! У моей вчера день рождения был, я чуть-чуть перебрал, — пробормотал напарник Паша в семь утра таким бодрым тоном, будто и не закрывал глаза. — Сможешь сегодня выйти за меня?
— Да что за манеры, Паш? — выдохнул Никита. — У меня на этот день вообще-то были совсем другие планы…
— Очень прошу. Я не тяну. Потом подменю тебя когда скажешь. Или просто отдам за смену наличкой — как скажешь, мне любой вариант норм.
Никита уже несколько лет крутил баранку «Газели» — водитель-экспедитор: весь Киев и окрестности, а порой и сёла в радиусе тридцати километров. Как назло, сегодня маршрут ложился через деревушку под Броварами — и день обещал быть раскалённым.
Это понимал любой, кто на минуту высовывался на улицу: небо без облачка, дымящийся асфальт, горячий воздух, пахнущий пылью и солнцем. Никита вышел из подъезда, задрал голову, вдохнул полной грудью — и сразу понял: «попаримся».
Светило ещё толком не поднялось, а на градуснике уже около тридцати, и каждая минута добавляла жару. В кабине — как в духовке. Не самое приятное сравнение, но точнее и не подберёшь. Он вёл, не отпуская руля, то и дело прикладывался к минералке с лимоном, лоб утирал салфетками — и раз за разом ловил мысль: «Зря согласился…»
По графику — выходной. По плану — диван, тень, кондей. А по факту — раскалённая «Газель» и трасса, блестящая как сковорода.
И ведь мог не брать трубку…
— Дим, ну выручай! — звучало в ушах похмельное «пожалуйста» Паши. — Я сегодня никак.
— У меня дела были… — пробурчал Никита тогда.
— Я потом верну, чем скажешь. Правда.
Он хотел отрубить отказом, но — к тридцати так и не научился говорить «нет», особенно когда у человека беда. «Ладно, — махнул рукой. — Не развалюсь. Один день за напарника — не катастрофа». Да и лишняя гривна сейчас не помешает. А планы… какие там планы — отмазка чистая.
Добравшись до села, Никита быстро раскидал коробки по складику, подкатив их к двери «супермаркета» (название громкое, по факту — магазин у дома). Оставалось дождаться подписи и расчёта.
— Людмила Аркадьевна будет с минуты на минуту, — виновато сказала продавщица.
— Хотелось бы, чтобы «минута на минуту» не оказалась как в прошлый раз, — усмехнулся он.
С хозяйкой он уже был знаком — точнее, с её манерой опаздывать. Десять минут, пятнадцать… В прошлый раз дотянула почти до часа. А у Никиты график: отклонишься — словишь штраф. И уехать без денег нельзя. Сиди, жди.
— Кофе сделать? — внезапно предложила девушка.
— За счёт заведения? — поддел Никита.
— А как же, — улыбнулась. — Со сливками.
Он кивнул — и, пока ждал на улице бумажный стакан, услышал далёкий собачий лай. В деревне лают часто — не новость. Но тут лаяли как-то иначе: пронзительно, надрывно. В детстве у Никиты была собака, и он научился разбирать по голосу, когда псу страшно, а когда он зовёт.
Продавщица вынесла кофе — разговор отвлёк. Но через пару минут Никита снова посмотрел на конец улицы — и увидел чёрный дым, клубами тянущийся к небу.
— Кто это в такую жару костёр разжёг? — спросил он.
— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Может, шашлыки с утра?
— На шашлык не похоже…
Дыма становилось больше, лай — отчаяннее. Никита не выдержал. Выбросил стакан, тронулся с места быстрым шагом.
— Куда вы? — удивилась продавщица. — Хозяйка вот-вот будет!
— Я быстро, — бросил он на ходу. Интуиции он доверял. И собакам — тоже.
Ещё не добежав до конца улицы, Никита понял: горит. На месте стало ясно — огонь взял маленький деревянный домик, три-четыре комнаты, сухое дерево вспыхивает моментально. Во дворе — рыжая собака, не переставая лает и бьётся о входную дверь, пытаясь открыть её лапами. Дверь наружу — бестолку.
Увидев Никиту, пёс залаял иначе, заголовойло хвостом: «на помощь!» — читалось яснее ясного. Отступать он не мог: внутри — человек. И его надо вытаскивать.
— Отойди, дружок, — скомандовал Никита и рванул ручку. Заперто на засов. Несколько раз ударил плечом — дверь не сдавалась. «Засов, точно».
— Пожар! — пискнула проходящая женщина с пакетами.
— Звоните 101! Скорее! — крикнул Никита и врезался в дверь всем телом.
На третий удар замок сдался. Он влетел внутрь.
Дышать было нечем — дым ел лёгкие, глаза слезились, жара обжигала волосы на руках. Видимость почти нулевая. Никита на секунду растерялся, прикрыл нос рукавом… и тут рыжий стрелой нырнул в проём слева. Не нюх — сердце вело.
Никита рванул за псом. Комната оказалась спальней: на кровати — мужчина без сознания. Рядом на полу — целый «гармошка» пустых бутылок. «Налюкался и уснул…» — мелькнуло. Будить некогда. Никита схватил его под мышки и потащил к выходу. Пёс кружил под ногами, на этот раз лаял иначе — радостно: «жив!»
Когда они потащились обратно, за спиной треснуло и с грохотом рухнуло — балки. «Секунда — и мы бы не успели», — промелькнуло холодком.
На улице уже кипела маленькая деревенская спасательная команда: кто-то тянул к дому поливочный шланг, кто-то бегал с ведрами от колодца. Люди старались спасти всё, что можно.
— Пожарные вызваны? — крикнул Никита, передавая мужчину соседям. — Успеют отбить!
— Едут! — отозвались. — Спасибо вам за Степаныча. Он у нас мужик лихой, конечно, но всё же человек.
Степаныча быстро привели в чувство, дали воды — он пил как пустыня. Вид у него был такой, что и без лишних вопросов ясно: запойные дни тянулись не первый. «Курил в постели», — подумал Никита, глядя, как тот щурится на огонь и до конца не понимает, что происходит.
И тут Никита снова услышал лай — теперь изнутри дома. Собака! Та самая рыжая. Он резко обернулся — пса рядом не было. Из горящего нутра трепетал отчаянный голос.
— Эй, нельзя! — кинулись к нему мужики, когда он снова рванул к двери. — Там уже ад!
— Отпустите! — рявкнул Никита и вырвался.
В спальне, где лежал Степаныч, балка перекрыла выход. Пёс застрял в ловушке — рычал, пытался пролезть под обломком, но огонь шипел слишком близко.
— Держись, дружище! Сейчас через окно, — выкрикнул Никита.
Он выскочил наружу, обежал дом, нащупал оконную раму спальни, кулаком выбил стекло, влез — жаром обожгло лицо. На полу — рыжий, уже оседая от дыма. Никита сорвал одеяло, замотал пса и передал в окно мужчинам у стены. Потом выбрался сам.
Он кашлял до слёз, одежда воняла гарью, но главного добился: вытянул человека и вытащил героя с хвостом. Если бы тот не поднял на уши улицу — могли бы не успеть.
Сирена пожарной машины завыла где-то совсем рядом, и тут же к дому подскочила «скорая». К счастью, Никите и Степанычу стационар не потребовался.
— Воды бы… или пива глоток… — пробормотал Степаныч, смотря на свою горящую крышу. Рядом сел рыжий, прижался, но тот будто не видел его — похмелье заслоняло мир.
— Спасибо за спасение, — пожал Никите руку пожарный. — Только больше так не лезьте. Могли погибнуть.
— Учту, — кивнул Никита. Пожал псу лапу, скользнул взглядом по хозяину (тот даже «спасибо» не выговорил — хотя уже знал, чьими руками вытащен), и пошёл к машине. Людмила Аркадьевна, небось, уже считает минуты.
Тот пожар ещё долго стоял у Никиты в голове. Местная газетка даже написала заметку, звонил журналист, предлагал интервью — за деньги. Никита отказался.
— Да не герой я, — сказал он. — Просто вытащил человека из огня. Лучшее, что вы можете написать, — про рыжего. Вот это настоящий спасатель.
— Про собаку нам не формат, — махнул репортёр. — Мы про людей пишем.
Через месяц Никита снова поехал в ту деревню. Как обычно, Людмилы Аркадьевны не было, товар выгружен — значит, можно прогуляться к концу улицы. Хотелось увидеть, что стало с домом и как там рыжий.
Пса он заметил издалека — сидел у забора, смотрел в сторону дороги. «Ждёт хозяина из магазина?» — подумал Никита.
— Привет, друг, — присел он рядом. — Узнаёшь? Не куснешь?
Рыжий узнал. Радостный лай, круги вокруг, морда в ладони. Никита обнял его как старого товарища, потрепал по холке и заглянул за забор: от дома ничего — чёрный прах. «С нуля строить…»
— Здравствуйте! — раздался женский голос. — Я вас помню. Вы же Степаныча вытащили.
Никита обернулся: женщина с кастрюлей, светлый взгляд.
— Да, я. Жалко дом…
— Жалко, — кивнула она. — Зато сын его забрал в Киев. Квартира просторная, говорит, трёшка с евроремонтом. Уезжал — хвастался: «Заживу, как человек!»
— В Киев уехал? А собака?
— А что собака? — пожала плечами. — Зачем она ему в квартире? Бросил он Бублика тут одного.
— Бублика?
— Так Степаныч назвал. У него все мысли о бутылке… Я Бублика кормлю по мере сил, но забрать не могу — живности у самой полно. Может, волонтёры помогут — в приют определим.
— Не надо приюта, — резко сказал Никита. — Такая собака — как человек. Да что там человек… Знаете, чем собаки отличаются от ангелов?
— Чем?
— У них нет крыльев. Больше ничем.
Он опустился рядом с Бубликом, заглянул тому прямо в глаза — долго, внимательно. Потом тихо сказал:
— Я знаю, ты любишь своего хозяина. Но он не вернётся. Если ты не против, то…
Бублик не стал ждать концовки. Дважды коротко гавкнул — «согласен!» — и лизнул Никиту в щёку.
— Похоже, против он точно не будет, — рассмеялась женщина. — Ой, да вы хороший человек. Дай Бог вам здоровья.
— Знаете, — вздохнул Никита, — иногда собаки человечности учат лучше людей.
Женщина смотрела им вслед долго — Никите и Бублику, идущим в сторону «Газели». В глазах блестели слёзы: он был прав про ангелов без крыльев.
Прошло полгода. Никита и Бублик слиплись, как магниты: разлучаться — нельзя. Никита стал брать его в рейсы — почему бы и нет? Всё равно катит один. А теперь рядом сидит лучший друг: подскажет деловитым тявком, когда загорится зелёный; «подпоит» голосом радио любимую песню; зарычит в ответ на особо наглого водилу, подпрыгнувшего мимо по сплошной. Никита каждый день благодарил судьбу за рыжую морду у окна.
А ещё — начал думать о личной жизни. Кажется, тут волноваться нечего: недавно в парке Бублик подружился с одной огненно-рыжей красавицей — и у той оказалась хозяйка, мягко скажем, очень симпатичная. И одинокая. Так что… продолжение напрашивается само.
Как сказал один мудрый человек, «у собаки есть одно редкое душевное качество: она помнит добро и до конца дней делает всё, чтобы её человек был счастлив». Бублик — из таких. И Никита — теперь тоже счастливый.
Иногда мы выходим из дома, чтобы «просто подменить напарника», а возвращаемся уже другими — с верным другом на переднем сиденье и новым смыслом внутри. Скажите честно: вы бы забрали Бублика к себе — или предпочли бы «не вмешиваться»? Как бы вы поступили на месте Никиты?
