— Опять эти паршивые, дешёвые кеды притащили! — Кирилл с яростью швырнул картонную коробку на пол, и крышка, отлетев, ударилась о стену. — У всех нормальных пацанов крутые «Стрелы», а я вынужден ходить как последний нищеброд!
Олег измученно опустился на тахту. После двенадцатичасовой смены на комбинате у него совершенно не оставалось сил на выяснение отношений, но семнадцатилетний сын требовал к себе повышенного внимания и немедленного реагирования.
— Кирилл, ну что ты так… Посмотри, они же очень красивые. И стоят почти вдвое дешевле.
— Дешевле! — голос молодого парня сорвался на висклявый фальцет. — Именно что дешёвка! Мне стыдно появляться в таком виде в лицее! Все постоянно смеются, что мои родители — какие-то работники с фабрики. А тут ещё этот дедок…
— Кирилл! — Ирина выбежала из кухни, нервно вытирая руки о кухонный фартук. — Как ты смеешь вообще такое говорить о дедушке!
— А что тут такого ужасного? — парень злобно усмехнулся. — Я говорю чистую правду! На старика мы тратим прорву денег — лекарства ему, эти мерзкие подгузники, а на меня, получается, не хватает! Может, пора уже перестать его содержать?
Олег медленно поднялся с дивана. В его глазах появилось что-то холодное, стальное и опасное.
— Повтори, что ты сейчас сказал.
— Да ты что, оглох, что ли? Говорю — надоел мне уже ваш дедушка! Пусть катится в пансионат для престарелых, раз у нас нет нормальных денег!
Из дальней комнаты донёсся тихий, прерывистый кашель. Дедушка Пётр всё прекрасно слышал.
Ирина всхлипнула, закрыла лицо руками и поспешно убежала обратно на кухню. Олег молча собрал разбросанные кеды обратно в коробку.
— Завтра я верну их в магазин, — тихо, но твёрдо сказал он. — И мы найдём деньги на твои «Стрелы».
Кирилл довольно кивнул, не удостоив отца взглядом, и громко, с грохотом хлопнул дверью своей комнаты.
Олег прошёл в комнату к отцу. Старик лежал на своей узкой, продавленной кровати и смотрел немигающим взглядом в потолок.
— Пап, ты не обращай внимания на него. Он ещё слишком молод, глуп и неопытен.
— Да брось, Олежка. Я всё прекрасно понимаю, — дедушка Пётр повернулся к сыну. — Обузой я стал для вас. Может, он действительно прав…
— Не смей даже думать об этом! — Олег сел на самый край кровати. — Ты нас вырастил, дал путёвку в жизнь. Теперь наша очередь заботиться о тебе.
Пётр тяжело и прерывисто вздохнул. За свои семьдесят с лишним лет он прошёл через войну, поднимал сына в одиночку после безвременной смерти жены, работал на износ до самой пенсии. А теперь его собственный внук называл его обузой.
Ночью, когда все уже крепко спали, Олег сидел на кухне, пил остывший чай и вспоминал свою юность. Когда он был в возрасте Кирилла, денег в семье тоже катастрофически не хватало. Но он никогда не позволял себе таких недопустимых выходок. Работал летом на стройке, помогал родителям во всём. А что теперь? Избаловали единственного сына, и вот он — горький результат.
— Не можешь уснуть? — Ирина бесшумно присела рядом с ним.
— Размышляю. Где мы допустили такую ужасную ошибку, Ирочка?
Жена долго молчала, подбирая самые подходящие слова.
— Помнишь, как раньше мы всей семьёй ходили в церковь на Пасху? Дедушка нам так интересно рассказывал про войну, про наших предков. А теперь… Кирилл категорически отказывается идти с нами. Говорит, что ему стыдно с нами показываться на людях.
— И на заводском празднике он тоже не появился. Сказал своим друзьям, что срочно уехал к далёким родственникам.
Ирина всхлипнула.
— А ещё вчера я слышала, как он объяснял своей подружке по телефону, что его папа вовсе не токарь, а какой-то там инженер. Соврал…
Олег сжал кулаки до побеления костяшек. Самое больное было даже не то, что сын постоянно врал. Больнее всего было осознавать — Кирилл их стыдился.
На следующий день Олег пошёл к начальнику цеха.
— Семёнович, дай мне, пожалуйста, дополнительные смены. Сколько можешь выделить.
— Что стряслось, Олег? Срочно нужны деньги?
— Ага. Сыну спортивную обувь купить за четыре тысячи гривен.
Начальник уважительно присвистнул.
— Ух ты! Ну, работы пока хватит. Только не перегори, береги себя.
В тот же день Олег открыл старый комод и достал оттуда Орден Отечественной войны. Награду отца он хранил как священную реликвию. Но кроссовки стоили слишком дорого, а дополнительные смены деньги принесут не скоро.
— Что ты делаешь? — дедушка Пётр стоял в дверях.
— Пап… Мне придётся продать твой орден. На деньги для Кирилловых кроссовок.
Пётр молча подошёл и взял свою награду в руки.
— Знаешь, за что мне вообще этот орден дали? За то, что в сорок третьем году под Курском я сумел вытащить подбитый танк из-под плотного обстрела. Там сидел танкист, совсем мальчишка, младше твоего Кирилла. Он умирал. Я его тащил на себе почти полкилометра.
Олег опустил голову.
— Продавай, — сказал дедушка. — Но внуку не говори ни слова, откуда взялись деньги. Пусть он думает, что мы на еде экономим.
Через неделю Кирилл уже щеголял в новеньких «Стрелах». Но этого ему, конечно, было мало.
— Я хочу перевестись в львовский лицей, — заявил он за ужином. — Там программа обучения намного лучше, и дети из приличных семей учатся.
— Это будет очень дорого, — осторожно сказала Ирина. — Аренда квартиры, питание, проезд…
— Найдёте! Или я так и буду всю свою жизнь гнить в этой провинциальной дыре?
Дедушка Пётр отложил ложку.
— Кирилл, подойди ко мне после ужина. Я хочу с тобой серьёзно поговорить.
Парень недовольно поморщился, но всё же кивнул.
В дедушкиной комнате Пётр достал старинный альбом с пожелтевшими фотографиями.
— Присаживайся, внучек. Я расскажу тебе про нашу семью. Про твоих предков.
— Дед, мне некогда. Я с девочками договорился встретиться.
— Всего пять минут. Вот смотри, это мой отец, твой прапрадедушка. Всю свою жизнь он работал кузнецом. Руки у него были золотые. А вот это моя мать…
Кирилл нетерпеливо ёрзал на стуле.
— Дед, ну зачем мне это старьё? Какие-то крестьяне, рабочие. У меня совершенно другие планы на будущее.
Пётр перевернул страницу. На фотографии стояли совсем молодые солдаты.
— А это мои боевые товарищи. Половина из них так и не вернулась домой. Вот Сашка Фролов, он был твоего возраста, когда погиб. Он умер за Родину, за свою семью, за наше будущее…
— Дед, да хватит уже! — Кирилл вскочил. — Надоели мне эти ваши войны! Это всё давно в прошлом! Мне неинтересно!
Старик протянул внуку небольшую икону в серебряном окладе.
— Это наша фамильная реликвия. Ещё моя прабабушка передала. Я хочу оставить её тебе.
Кирилл брезгливо отодвинулся.
— Не нужно мне это старьё. И фамилию нашу я тоже хочу сменить. Романов — это как-то… по-деревенски звучит. Придумаю себе что-нибудь более солидное.
Пётр почувствовал, как сердце сжалось от невыносимой боли. Всю свою жизнь он гордился своей фамилией, своим родом. А единственный внук открыто отказывался от всего.
В следующие дни дедушка Пётр заметно ослабел. Он перестал выходить из комнаты, почти ничего не ел. Врач сказал, что сердце «шалит», и прописал строгий покой.
— Кирилл, — попросила Ирина, — посиди немного с дедушкой. Ему плохо и одиноко.
— У меня сегодня дискотека! Не могу же я из-за него сидеть дома!
— Он может… Ему может стать совсем плохо…
— Ну и что? Он всё равно скоро умрёт. Зачем мне тратить свою молодость?
Ирина ахнула от этого ужасного равнодушия. А Кирилл, не обращая никакого внимания на слёзы матери, ушёл развлекаться.
Той же ночью дедушке стало очень плохо. Олег немедленно вызвал «скорую помощь», но было уже поздно. Обширный инфаркт.
— Последние его слова были все про внука, — сказал врач. — Звал его, хотел что-то передать.
Кирилл вернулся только под утро. Узнав о смерти деда, он лишь пожал плечами.
— Ну да, конечно, жалко. А когда будут похороны?
— Послезавтра, — хрипло ответил Олег.
— Понятно. Слушай, может, теперь его комнату отдадите мне? А то у меня маловато места.
Ирина обессиленно упала на стул и горько зарыдала.
На похороны деда Кирилл не пошёл.
— Я не буду участвовать в этих спектаклях, — заявил он. — Покойнику уже всё равно, а мне это просто неприятно.
На поминках, когда соседи и сослуживцы рассказывали, каким удивительным и замечательным человеком был дедушка Пётр, Ирина не выдержала. Она поднялась, чтобы произнести речь, но вдруг покачнулась и рухнула на пол.
Инсульт. Левая сторона тела была парализована, речь нарушена.
Олег разрывался между изнурительной работой и больницей. Кирилл же требовал денег на свой срочный переезд в Львов.
— Ты видишь, что происходит? — говорил он отцу. — Один умер, другая теперь инвалид. Я не хочу здесь оставаться. Это всё очень депрессивно.
Через месяц, когда Ирину выписали из больницы, Кирилл собрал свои вещи.
— Я уехал учиться. Снял комнату, поступил в техникум.
— На какие деньги? — устало спросил Олег.
— Забрал дедушкину пенсию. Она же теперь не нужна. И его икону продал. Антиквары неплохо платят за такие старинные вещи.
Олег почувствовал, как что-то навсегда и окончательно оборвалось внутри. Фамильную икону, которую отец хотел передать внуку, Кирилл продал как совершенно ненужный хлам.
— Уезжай, — тихо, но твёрдо сказал он.
Кирилл усмехнулся.
— И так собирался. Только присматривай тут за инвалидом. А я буду иногда звонить, деньги просить.
Несколько месяцев Кирилл действительно звонил. Рассказывал, как шикарно ему живётся в большом городе, как много у него появилось новых друзей. Просил деньги на обучение, на модную одежду, на бесконечные развлечения.
Олег работал на двух работах, ухаживал за женой, которая очень медленно, но верно восстанавливалась после инсульта, и продолжал отправлять сыну деньги.
А потом звонки внезапно прекратились.
Через полгода позвонил следователь.
— Ваш сын задержан по факту торговли запрещёнными веществами. Он утверждает, что вы не станете ему помогать.
Олег долго хранил молчание.
— Он прав, — наконец сказал он. — Я отказываюсь.
Вечером Ирина, которая уже могла довольно неплохо говорить, спросила его:
— Ты правильно поступил?
— Да, — твёрдо ответил Олег. — Семья — это не значит, что мы обязаны терпеть абсолютно всё. Мы подарили ему любовь, заботу, образование. А получили в ответ только боль и полнейшее неуважение. Пусть теперь сам отвечает за свой выбор и свои поступки.
Прошло два года. Олег нашёл новую работу в детском доме. По выходным он рассказывал сиротам истории из старого дедушкиного альбома, учил их ценить семью и святые традиции.
— А у вас есть дети? — спросила как-то одна воспитательница.
Олег надолго задумался.
— Были, — ответил он. — Но настоящие дети никогда не предают память своих дедов и не причиняют боль своим родителям. А тот, кто способен на такое, уже не сын.
Кирилл вернулся через пять лет. Постаревший, осунувшийся. Условный срок, серьёзные проблемы с поиском работы, нет своего жилья.
— Пап, можно мне вернуться? Я всё понял, я осознал свои ошибки…
Олег посмотрел на этого человека, которого когда-то считал своим сыном.
— Слишком поздно, Кирилл. Мама простила тебя ещё тогда. Но она ушла из жизни два года назад. Её последние слова были о тебе — она всё ждала, что ты вернёшься. А я больше не жду. И не прощу.
— Но я же твой родной сын!
— Мой сын умер в день похорон дедушки Петра. Когда он предпочёл дискотеку последнему проводу деда в его земной путь.
Олег беззвучно закрыл дверь. За ней ещё долго слышались крики, мольбы и стук, но он больше не открыл.
Некоторые ошибки невозможно исправить. А некоторые слова, однажды сказанные, способны убить навсегда.
