И в тот день она сбегала к матери в деревню без особого чувства вины. Она на такое не подписывалась!
Карина вышла из комнаты, где лежал её полупарализованный муж, и оперлась на дверной косяк. «Лучше бы ты умер сразу, чем переживать всё это…» — снова подумала она невольно, как думала и в первый день, и все последующие, избегая Сергея под любыми предлогами.
События произошли в Полтаве, где жили его родители, а сами они были из Днепра. Лишь через полтора месяца Карина решилась приехать. Закрыв за собой дверь, за которой оставался неподвижный Сергей, она замерла, не зная куда идти, впав в короткий ступор. Лицо её было бледнее простыни. Восстановив дыхание, Карина украдкой взглянула на свекровь, но не выдержала её проницательного взгляда. Её ресницы затрепетали, губы дрожали.
– Он меня не узнаёт. Не узнаёт, понимаете? — её голос дрожал. Она сглотнула и, отворачиваясь, добавила: — Он останется таким навсегда? Я не могу видеть его таким…
Екатерина Алексеевна, свекровь, стояла как каменная. Как мать, она была несокрушимой, твёрдой и непоколебимой, последние месяцы её ноги налились свинцом: лишь бы устоять, лишь бы победить болезнь. Холодно глядя на чернявую Карину, она ответила:
– Реабилитация нужна, это долго. Что же ты хотела после реанимации и двух операций? Я руки до мяса сотру, но сына поставлю на ноги.
«Тебе он таким не нужен, поняли мы уже по поведению, — продолжила она уже мысленно, — как здоровым был, так Серёжа-Сереженька, а как беда пришла, то и тарелки с супом от тебя не дождались. А сколько мы для тебя сделали… А сколько он… Ой!.. Вот они, современные отношения — вместе только покуда в здравии.»
Бывают ситуации, когда молчит человек, только смотрит, но смотрит так выразительно и пронизывающе, что вы точно знаете о чем он думает. Так и Карина в конец растерялась под взглядом свекрови — почувствовала осуждение женщины и материнскую боль.
– Я пойду… Мама с Вероникой ждут меня, до них ехать полтора часа на автобусе. Вы тут сами, я вижу…
Протиснувшись мимо свекрови, Карина наощупь, пальцами ног, отыскала свои балетки — глаза ничего не видели, фокус разбегался. Неуклюже поправила задники, плащ накинула на одни плечи и взялась за ручку двери.
– Сумку не забудь, — кивнула Екатерина Алексеевна на банкетку.
– Ах, да… — обернулась Карина и выхватила сумочку так резко, словно её удерживал вор, — ну, я пошла?
– Иди. Мне-то что, — возразила свекровь.
– Ну, до свиданья…
Пока спускалась с четвёртого этажа, казалось, что спину её продолжает сверлить взгляд Екатерины Алексеевны: крайне презрительный, враждебный, резко чужой. Но она вынырнула из подъезда и выдохнула — сразу стало легче дышать. Солнце светит, птички поют, играют на площадке дети, автомобиль выезжает задом с парковки… Жизнь продолжается. И её жизнь продолжается. Разве обязана она положить свою молодую, полную сил жизнь на алтарь служения инвалиду-мужу? Легко давать клятвы о том, что вы будете вместе и в болезни, и в здравии, стоя у алтаря в белом платье. Кто думает о болезнях на свадьбе? Да и то, смотря какая болезнь — одно дело простуда или перелом ноги, а когда человек становится овощем и все ждут от тебя невиданных жертв…
Какое-то время она шла бесцельно, проходила мимо остановок, перепрыгивала апрельскую слякоть, и удивлялась тому, какой на этот год выдался тёплый апрель. Чуть больше месяца назад всё было занесено снегами, дочка каталась на «ватрушке» с холма, а нынче сошёл снег и вода быстро впитывается в землю, только тротуары местами блестят, где выбоины.
Как ни пыталась она отогнать образ мужа, не получалось. Заметил ли он её вообще? В глазах пустота, никакого осознания действительности… Череп после трепанации весь бинтах… Правая рука и ноги неподвижны, он как-то невпопад шевелил только левой кистью. Может хотел, чтобы Карина взяла его за руку? Она взяла и стала спрашивать, но он смотрел сквозь неё отрешённо, а потом закатывал глаза к потолку, словно старался хоть что-нибудь вспомнить… Его заострившийся нос, его щёки, впалые, как у всяких тяжело больных и какой-то специфический запах лекарств и бездвижного тела… Кожа серая с щетиной и торчащие костяшки исхудалых пальцев… Карина почувствовала омерзение, ей стало дурно, душно, захотелось поскорее сбежать.
И в тот день она сбегала к матери в село без особого чувства вины. Она на такое не подписывалась! Муж — это тот, кто зарабатывает, обеспечивает семью, делает жизнь женщины комфортной, а не тот, кто висит мёртвым грузом на шее, не работает. Муж не должен быть инвалидом, требующим ухода. Да, он не виноват, что так случилось, но и Карине не улыбалось всё на себе тянуть: и работать (а ведь придётся работать!), и сиделкой быть, и дочь растить… А как всё хорошо начиналось!
Познакомились они на озере: Серёжа отдыхал в палатках с друзьями, а Карина из местных была, поселковых, пришла туда искупаться с матерью. Яркая брюнетка с мало типичными для славян чертами сразу привлекла внимание Сергея. Впоследствии оказалось, что отец Карины был армянином. По съёмным квартирам молодые таскались недолго — подвернулось очень выгодное предложение в Днепре, квартира убитая в хлам после алкоголика, и родители Сергея купили её для сына перед свадьбой. Сергей не сильно был привязан к работе по месту жительства, он занимался перевозками грузов, поэтому проблем с переездом не возникло.
Так и жили: Сергей мотался по бесконечным разъездам, а Карина, пока не забеременела, раз в три дня работала «девочкой», то есть была одной из тех девиц, которые сидят целый день в какой-нибудь будочке при торговом центре, где продаются чехлы для телефонов, разные аксессуары или бижутерия, духи на разлив и прочее прочее. Сменщицами её были студентки, стремящиеся заработать хоть какую-то копеечку, да и работалось там не пыльно, не суетно — можно и почитать что-то, и конспекты сделать. Но Карина не читала и вообще ничего, кроме мазания губ, любования на себя в зеркало и «залипания» в телефоне, не делала. Образование её ограничивалось одиннадцатью классами сельской школы — среди женщин в их семье не принято было обзаводиться профессией, женщина, по мнению отца, вообще не должна работать, это обязанность мужа.
Декрет освободил Карину от необходимости изображать хоть какую-то деятельность. Даже когда ребёнку исполнилось пять лет, она продолжала прикрываться материнским долгом, хотя Сергей на неё и не давил, приняв как данность философию любимой жены и её семейства. Просто работал больше. А потом ещё больше.
– Серёжа, заедь к нам, передохни пару дней, — просила, беспокоясь, мать.
– Через пару дней, мам, вот ещё один груз довезу…
Выезжал Сергей и в снег, и в дождь, и в мороз жуткий. Если совсем заметало, останавливался и спал на стоянках в пути. И опять в дорогу. Остановится, бывало, на отдых, залюбуется издали закованным в лёд озером, перекурит, снегом оботрёт лицо, крикнет «Эге-гей!». Постоит, послушает, как отбивается ото льда его возглас, и снова за руль.
А Карина в это время живёт припеваючи: деньги есть, дочка сбагрена в село к бабушке, на свежий воздух, свёкры без конца передают мясные консервы (отец Сергея продолжал работать на консервном заводе и, как сотрудник, приобретал для себя продукцию по себестоимости). Хорошие консервы, качественные. Благодаря им Карина забыла как мясо готовить. А зачем? Открыл баночку и в спагетти её, аль в пюрешечку, или вообще просто так ложкой ела, если совсем лень. А свёкры и рады высылать, чтобы помочь молодым — они и не догадывались, что тем самым ещё больше разленили Карину. Да если бы она сама их ела все! Если бы использовала в хозяйстве те вещи, которые ей дарила свекровь! Большая половина добра всегда передавалась матери в село. Что бы ни подарила ей свекровь, что бы муж не привёз с дороги — всё туда, к мамочке, ей нужнее, там семья большая, небогатая. Кастрюли, ложки, поварёшки, пледы, постельное бельё, второй телевизор — всё для мамы и папы, а сами они ничего, перебьются, им много не надо.
– Карина, ты меня извини, конечно… — говорила, недоумевая, свекровь, — но я хочу объяснить тебе почему у нас всё есть, а у вас ничего до сих пор, считай квартира голая. Потому что я, в отличие от тебя, всё берегла и никому не раздавала, поэтому и хранятся у меня до сих пор и фамильные ценности, и золотые серёжки прабабушки, и подушки с одеялами и постельным бельём, и вообще навалом у нас всей-всей этой казалось бы мелочёвки домашней… А жизнь, она из мелочей и складывается. Так и наживали мы потихоньку недвижимость, дачу, две машины… Вот поэтому и ездим отдыхать каждый год. И оба работаем. А ты всё маме да маме отвозишь.
К сожалению, никакие слова Екатерины Алексеевны, чужой женщины, не доходили до Карины. Как отвозила она всё к маме, так и продолжала отвозить под предлогом того, что надо навестить ребёнка. А как ребёнок тот рос! Девочка совсем неразвитая, до четырёх лет ни слова не говорила, в детский сад не ходила, детей других, вне семьи, толком не видела. В пять лет только мычать начала. Свекровь плакала — не давала ей Карина внучку, только летом на месяц, и вот чему успевала свекровь за месяц лета дать девочке, чему научить, что показать, развить в ребёнке хоть какую-то сторону, то и оставалось при девочке.
В ту зиму, когда беда с Сергеем случилась, был он по счастливому стечению обстоятельств в Полтаве — по пути заехал к родителям на день отдохнуть. Был конец февраля и Сергей решил сходить с давней подругой и сыном её на горку, чтобы мальчишка покатался на ватрушке. Сергей ватрушку сам на горку затаскивал, пацан-то мал ещё, всего четыре года. В один момент наклонился Сергей за ватрушкой… И стрельнула ему в голову резкая, обжигающая, адская боль, словно разлился кипяток внутри черепной коробки. Сергей вскрикнул, пошатнулся, схватился было за голову… и потерял сознание, до того это была сильная и внезапная боль.
Надо сказать, что ранее у Сергея бывали эпизоды затяжных головных болей, но никакие обследования не находили причин.
У вот у Сергея случился разрыв аневризмы. Состояние крайне тяжёлое. Отец и мать примчались в больницу по следам скорой помощи. Целый месяц они боролись за жизнь сына, покидали больницу только на ночь и то не всегда, сняли комнату впритык к медучреждению, с утра до ночи находились они рядом с сыном, забыв о работе, еде, обо всём… Ведь Сергей мог умереть в любой момент, состояние постоянно нестабильное. Они донимали врачей, бежали по любому зову покупать что-то, узнавать, договариваться, поддерживали друг друга, молились за Сергея… Они должны быть рядом, если не дай Бог… Сергей почти не приходил в сознание, а если и приходил, то никого не узнавал, говорить не мог, ничего не понимал, душа его была в густом тумане, память стёрлась, все навыки утратились.
Вскоре после первой операции на мозге выявили у него ещё одну аневризму, которая тоже грозила разорваться. Вторую операцию, молясь, пережили родители… Раскроили Сергею полчерепа, обещали, что как всё заживёт и войдёт он в стойкую ремиссию, поставят ему титановую пластину. Но до этого ещё далеко, Екатерина Алексеевна с мужем дежурили в больнице, боялись лишний раз за порог ступить. Знали они, что Карина всё это время у матери, то есть в этой же области, дескать, срочно нужно помогать, а о Сергее она беспокоится, только приехать никак не выходит…
– Карина, ну приедь ты хоть раз, побудь в нашей квартире, свари нам хоть супа, так супа охота, на одной сухомятке сидим уже сколько, — просила её Екатерина Алексеевна.
– Хорошо, хорошо, приеду, вот только освобожусь… — обещала Карина.
Но обещания давать — это не дело делать. Так она ни разу и не приехала, покуда Сергей находился в больнице: то в Днепре была, то у матери — некогда.
И Екатерина Алексеевна ещё в больнице поняла, что Карина бросит Сергея. Это было ясно по тону голоса, по редким звонкам, да и вообще, какая жена будет сидеть, сложа руки, когда с мужем происходит подобное? Не прошло и двух недель, как Карина начала прощупывать почву:
– Он же у вас порядочный человек, правда, Екатерина Алексеевна? — волнуясь, мурлыкала в трубку Карина, — он же не станет подавать на меня на алименты, как инвалид?
– А почему ты спрашиваешь?
– Развестись хочу… Но он должен понимать, что у нас ребёнок, мне содержать его! И жить где-то надо.
– Вот когда он придёт в себя, тогда и спросишь, — холодно ответила свекровь, — а из квартиры тебя никто не выгоняет, живи сколько хочешь, только за коммуналку плати сама, теперь всё сама, нам и так тяжело сейчас, я с работы ушла, чтобы за Сергеем ухаживать и заниматься его реабилитацией, а это тоже немалые деньги. Я поставлю сына на ноги!
Но Карина в это не верила, видела она во что превратился Сергей. Так как работать она не привыкла и не хотела, жить в городе стало трудно. Она переехала назад в село, к родителям. У родителей её даже туалет был на улице, простая дырка в полу, но Карину это не смутило — всё лучше, чем ходить на работу!
Екатерина Алексеевна героически взялась возвращать здоровье сыну: логопеды, лечебная физкультура, массажи, бесконечные поездки в реабилитационные центры… Через время Сергей кое-как стал ходить, но по-прежнему разговаривал плохо, слюна текла, лицо перекашивалось и он ничего не мог с этим поделать. Как на улицу выйдут они, так обязательно им встретится какой-нибудь давний знакомый, знавший Сергея симпатичным, сильным, высоким, здоровым, жизнерадостным… А Сергею стыдно, ужасно неловко за то, что он теперь такой жалкий, перекошенный, беспомощный, за то, что слюна течет, что глаз нервно дёргается, губы сами по себе расплываются в умственно-отсталой улыбке… Да и мало кого узнавал он, память возвращалась тяжело, словно в болоте утонула она где-то, и чтобы всплыло хоть что-то, надо было хорошо побарахтаться.
Замечала Екатерина Алексеевна, что сына начала подтачивать депрессия… Год прошёл после трагедии. Сергей уже и разговаривал более-менее, и ходил не настолько криво, мог до магазина сам дойти или до ближайшего дома, а если дальше, то терялся, заблудиться мог, опасно его было отпускать одного. И Екатерина Алексеевна за ним следила, если видела, что он в прострацию впал — подходила и отводила домой, объясняя ориентиры, как маленькому, напоминая элементарные вещи…
Сергей другим стал, не таким открытым, мрачнел больше, не хотел выходить на улицу, позориться перед здоровыми друзьями не хотел. Думал он, что если бы начать жизнь заново, в другом городе, там, где его никто не знает, то легче бы было, а здесь всё на глазах у других. И мать, хорошо чувствовавшая сына, сказала:
– Сергей, а давай переедем? Жизнь заново начнём, с чистого листа.
– Вы готовы на это ради меня? Всё бросить?
– Мы на всё готовы ради тебя.
– Только сперва я должен кое-что сделать. Развестись. Мне ничего от Карины не надо, пусть живёт как знает, — сказал он упрямо.
И начали они готовиться к переезду, занялись продажей недвижимости, но не своей, а той, что была в Днепре, и дачу ещё продали. Квартиру родителей решили оставить нетронутой, потому что всё равно нужно будет приезжать на реабилитацию, да и врачи-специалисты, которым они доверяли, были только в этом городе. Мало ли что…
– Если что, звоните в любое время дня и ночи, я всегда буду на связи, — заверил их лечащий врач, достаточно молодой ещё, который прошёл с Сергеем через все этапы.
– Да ну что вы, вы о нас уже и забудете, не вспомните кто это такой, — не согласилась Екатерина Алексеевна с улыбкой.
– Шутите? Вы думаете, что таких, как Сергей, много у меня, с такой сложной картиной болезни и таким прогрессом? Единицы! — возразил врач, — ты помнишь, Сергей, каким ты приходил ко мне? Сказать ничего не мог и слюна по подбородку сбегала? А теперь? Хо-хо, — посмеялся доктор и дружелюбно погладил по плечу пациента, — Тебе есть чем гордиться, и мне тоже есть. Мы вместе прошли через этот ад.
Новый город взбодрил Сергея, придал ему уверенности, жизнелюбие стало возвращаться. Ведь он любил жизнь! Ведь он так её теперь ценил! Прошёл ещё год и никто со стороны, если не присматриваться, не мог бы сказать, что Сергей инвалид. Нет, так, конечно, он не вполне здоров: походка замедленная, чтобы не выдать себя, рука, бывает, сама куда-то поведётся… Но Сергей не унывал и старался выглядеть как все. Дочь к себе брал время от времени, а Карину и видеть не мог, ребёнок передавался от бывшей жены к Екатерине Алексеевне, а потом уже к нему.
Сложная работа теперь была не по силам Сергею, но дома, на шее родителей, он сидеть не хотел. Взяли его охранником в детский сад. Так и работает там тихо и спокойно, дети его обожают.
А Карина? А она, видя на фотографиях в соцсетях Сергея и слушая от дочери, что папа хорошо себя чувствует и даже работает, всё чаще стала звонить бывшей свекрови, намекать, что не против бы и вернуться. Екатерина Алексеевна — к Сергею. Но Сергей не хочет.
– Нет, мама. Я долго не мог её разлюбить, но она оставила меня в самый трудный момент. Зачем мне такая жена? Чтобы быть со мной только пока я здоров? Как можно доверить свои чувства такому человеку? — твёрдо сказал Сергей. — Я больше не хочу её видеть. К тому же, я не одинок, есть одна женщина… Мы вместе работаем в детском саду.
– Ой!.. — обрадовано воскликнула Екатерина Алексеевна, развевая руки. — И какая она?
– Замечательная, добрая. Я рассказал ей всё, даже показал шрамы, думал, что она испугается… А она ответила, что сама ухаживала за мужем после аварии, но он умер через два месяца, не оправившись.
– Ах, боже мой!
– Я приведу её к вам познакомиться, — сказал Сергей. — Только вот… она немного старше меня, на три года, но это незаметно.
– Какая разница, главное, чтобы человек был хороший! — сразу согласилась мать.
– И у неё есть ребёнок…
– Да хоть двое, Серёженька, главное, чтобы ты был счастлив, родной!
