Максим занимал должность менеджера в крупной строительной фирме. Конечно, не олигарх, но и не бедствовал. Самое важное — он казался невероятно надёжным. Или, по крайней мере, умело создавал такое впечатление. На все праздники, включая восьмое марта, он исправно покупал цветы, о дне рождения не забывал никогда, с тёщей общался предельно вежливо и уважительно. Можно сказать, идеальный зять и муж.
Вера его любила. Не пылко, не до безумных страстей — а спокойно, крепко, по-семейному. Она была уверена: вот он, её человек. С ним можно смело строить планы на будущее, воспитывать детей, с ним не страшно будет встретить и старость.
А тут приключилась беда — тётя Лариса, мамина сестра, серьёзно заболела. Нужна была операция, долгий период восстановления, а главное — постоянный уход. Жила она в Львове, совсем одна. Вера, разумеется, тут же отправилась ей помогать. Взяла отгулы, оформила часть ежегодного отпуска.
— Максимум две недели, — сказала она Максиму. — Как только тётя пойдёт на поправку, сразу домой.
— Езжай, конечно, — кивнул муж. — Я тут как-нибудь справлюсь.
Справился. Причём, справился так, как ей и не снилось.
Наверное, нужно было почувствовать что-то неладное. Женская интуиция, шестое чувство — всё это, казалось бы, должно сработать. Но нет. Вера честно и самоотверженно ухаживала за больной родственницей, звонила мужу каждый вечер, подробно рассказывала, как обстоят дела. Он отвечал предельно коротко: «Нормально. Я на работе. Очень скучаю».
Лгал. Но делал это красиво.
А потом тётя Лариса стала поправляться гораздо быстрее, чем предполагали врачи. И Вера решила устроить сюрприз — вернуться домой на три дня раньше. Она даже не предупредила мужа. И очень зря.
Потому что сюрприз получила сама. Такой, который не пожелаешь даже врагу.
Ключи привычно звякнули в её руке. Дверь поддалась со знакомым, родным скрипом. Вера переступила порог и замерла, как вкопанная.
Из кухни доносились звуки. Это были не просто звуки — это была целая симфония какого-то чужого, самодовольного домашнего уюта. Шипение масла на разогретой сковороде, негромкое напевание какой-то мелодии, стук ножа по разделочной доске.
— Кто здесь? — прошептала она самой себе, аккуратно ставя дорожную сумку у входа.
Сердце заколотилось бешено, отбивая тревожный ритм. Вера медленно прошла по коридору, стараясь ничем не выдать своего присутствия.
Молодая девушка лет двадцати пяти стояла у плиты спиной к двери. Длинные русые волосы небрежно собраны в пучок. На ней был надет тот самый розовый махровый халат — Верин халат! — и, судя по всему, больше ничего. Ноги босые, на ногтях яркий, вызывающий лак.
Она что-то активно помешивала в сковороде и тихонько напевала себе под нос.
Вера почувствовала, как земля уходит из-под ног. Время будто остановилось. В голове пульсировала одна-единственная мысль: «Этого просто не может быть».
— Простите, — голос прозвучал хрипло, будто его обладательница долго молчала. — Вы кто?
Девушка резко обернулась. Симпатичное лицо, наивные серые глаза, здоровый румянец на щеках от горячей плиты.
— Ой! — она растерянно улыбнулась. — Я Светлана. А вы…
Пауза повисла в воздухе, плотная и тяжёлая, как свинец.
— Максим сказал, что вы приедете ещё не скоро, — девушка начала теребить край чужого халата.
— Максим? — эхом повторила Вера. — Мой муж Максим?
Светлана покраснела ещё сильнее:
— Он говорил, что, что вы…
— Я его жена. И это моя квартира. И, чёрт возьми, это мой халат!
Последние слова прозвучали почти как крик, наполненный болью и отчаянием. В сковороде что-то зашипело и начало подгорать с удвоенной силой.
Мир перевернулся с ног на голову. Вот так просто. Пришла домой — а дома уже кто-то посторонний варит плов в твоём личном халате.
— Господи, — прошептала Вера, хватаясь за косяк двери, чтобы не упасть. — Господи, что же это такое.
А Светлана стояла у плиты с лопаткой в руке и смотрела на Веру виноватыми глазами. Как будто это она застала хозяев врасплох, а не наоборот.
Ключи в замке заскрежетали — Максим вернулся домой.
Дверь хлопнула. Шаги в коридоре — уверенные, знакомые до боли. Вера всё ещё стояла у входа на кухню, а Светлана судорожно выключала плиту, явно осознавая, что сейчас будет совсем не до веселья.
— Дорогая! — голос Максима звучал до омерзения бодро и жизнерадостно. — Я дома! И у меня для тебя…
Он появился на пороге кухни с пышным букетом роз. Дорогих, красивых, явно купленных в последний момент в ближайшем дорогом цветочном салоне. Увидел жену, потом Светлану в розовом халате, и лицо его моментально стало цвета этих самых роз.
— Вера! — растерянно выдохнул он. — Ты, как ты…
— Рано приехала? — ядовито уточнила Вера. — Помешала вашему ужину?
Максим тяжело сглотнул, букет в его руках мгновенно завял на глазах.
— Это не то, что ты думаешь, Верочка.
— А что я должна думать, Максим, когда прихожу домой и нахожу в своей кухне девицу в моём халате, которая варит плов в моей сковороде? — голос Веры звучал удивительно спокойно и ровно. Как перед сильной бурей.
Светлана тихонько прижалась спиной к дверце шкафа.
— Я, это случайность, — бормотал Максим. — Недоразумение. Ошибка.
— Случайность? — переспросила Вера, и в её голосе появились стальные, не гнущиеся нотки. — Случайно познакомились? Случайно привёл в наш дом? Случайно дал мне принадлежащий халат?
— Верочка, прошу тебя, не кричи.
— Я не кричу! — взорвалась она наконец.
Светлана вздрогнула и попыталась стать ещё меньше, раствориться в стене.
— Пока ты была там, — начал Максим и запнулся.
— Пока я ухаживала за тяжело больной тётей, которая, кстати, меня вырастила? — Вера шагнула к мужу. — В это время ты здесь развлекался?
— Это ничего не значило. Клянусь.
— Ничего? — она перевела взгляд на Светлану. — Девушка, для вас это тоже ничего не значило?
Светлана покраснела до самых корней волос:
— Я, он сказал, что разводится, что вы уже не живёте вместе.
Максим закрыл глаза. Попался.
— Понятно, — кивнула Вера. — Классический развод. По-максимовски. А мне просто забыли сообщить о деталях.
— Вера, позволь мне всё объяснить.
— Объясняй, — Она скрестила руки на груди. — Я тебя очень внимательно слушаю.
Максим открыл рот, закрыл, снова открыл. Подходящих слов не находилось.
— Это, это эмоциональная близость, — выдавил он наконец. — Мне не хватало тепла и внимания.
— Тепла? — Вера чуть не задохнулась от возмущения. — Моего розового халата тебе мало было для тепла?
— Не говори так. Ты потом всё поймёшь.
Светлана тихонько переместилась к выходу:
— Я, я, наверное, лучше пойду.
— Да, — резко согласилась Вера. — Идите. И халат снимите. Он вам не принадлежит.
Девушка покорно кивнула и скрылась в ванной. Через минуту вышла уже одетая, протягивая смятый, скомканный халат.
— Простите, — прошептала она. — Я правда не знала, как всё обстоит.
— Знали, — отрезала Вера. — Просто не хотели знать правды.
Светлана кивнула и выскочила за дверь, как ошпаренная кипятком.
Максим и Вера остались наедине. Он всё ещё держал в руках несчастные розы.
— Выбрось, — кивнула Вера на букет. — Только не в мусорку. В унитаз. Пусть красиво уплывут.
— Верочка…
— Не называй меня так. — Голос стал ледяным, как зимнее утро. — Больше никогда.
— Мы же можем всё обсудить? — он сделал неуверенный шаг к ней. — Поговорить, как взрослые, разумные люди?
— Говори.
— Это было просто маленькое приключение. Ничего серьёзного. Пустое. Ты же понимаешь, мужчины устроены иначе…
— Иначе? — переспросила Вера. — В каком смысле?
— Нам нужна эмоциональная разрядка. Новизна ощущений. Это совершенно не означает, что я тебя разлюбил.
— А что это означает?
— Означает, что я обычный человек. Со слабостями. — Он попытался натянуто улыбнуться. — Всё ведь наладится. Ты сильная женщина. Не порти нашу жизнь из-за одного пустякового эпизода.
Вера смотрела на него долго. Очень долго. Изучала, как чужого, неприятного ей незнакомца.
— Эпизода? — тихо повторила она.
— Ну да. Ерунда. Случайность.
— Максим, — сказала она очень спокойно, отчётливо. — А знаешь, что я сейчас чувствую?
— Что? — он оживился, надеясь, что услышит слова прощения.
— Отвращение, — просто ответила Вера. — К тебе. К твоим словам. К твоим жалким оправданиям.
Он резко побледнел.
— И ещё я чётко понимаю, — продолжила она, — что больше не хочу смотреть на человека, который считает меня дурой. Настолько тупой, что я поверю в «случайность» и «эпизод».
— Вера!
— Убирайся.
— Что?
— Сегодня же убирайся. В отель, к родителям, к своей Светлане. Мне абсолютно всё равно. Завтра продолжим разговор.
Максим стоял, открыв рот. Такого резкого поворота событий он явно не ожидал.
— Ты не имеешь права меня выгнать. Это и моя квартира тоже.
— Могу, — улыбнулась Вера. — И выгоняю. А завтра посмотрим, чья это квартира на самом деле.
Что-то в её голосе заставило его не спорить. Максим молча собрал вещи на одну ночь и ушёл, сильно хлопнув дверью.
Вера осталась одна. В квартире стоял ужасный запах чужого плова и дешёвых женских духов. Она открыла все окна настежь и долго сидела на кухне, глядя в пустоту.
Потом достала телефон и набрала номер своей лучшей подруги.
— Оля? Это я. Можешь говорить? Тут такое произошло, что ты не поверишь…
Ольга приехала через полчаса с бутылкой вина и коробкой очень вкусных пирожных.
— Рассказывай, — сказала она, усаживаясь напротив Веры. — Только очень медленно. У меня челюсть отвисла ещё по телефону.
Вера пересказала ей весь этот кошмар. Ольга слушала, периодически ахая и качая головой от возмущения.
— Сволочь, — резюмировала она. — Редкостная. И что теперь будешь делать?
— Не знаю, — честно призналась Вера. — Голова совершенно не соображает. Как будто меня на полном ходу грузовиком переехали.
— А ты его любишь ещё?
Вера задумалась. Как ни странно, но ответ пришёл сразу, без колебаний:
— Я любила того Максима, который не существует. А этого, этого я просто не знаю.
Ольга кивнула:
— Понятно. Слушай, а может, он действительно искренне раскается? Мужики иногда дуреют, а потом приходят в себя.
— И что? Я буду теперь каждый раз, когда он задержится, думать о новой Светлане?
— Тоже правда.
Они просидели до часу ночи, переговорили обо всём и ни о чём. Ольга уехала, оставив Веру наедине с тяжёлыми мыслями.
Вера лежала в кровати и смотрела в белый потолок. Сон не шёл. В голове крутились обрывки фраз: «ничего серьёзного», «просто эпизод», «ты же сильная»…
А в три часа утра её осенило.
Она встала, включила свет и взяла телефон Максима. Он забыл его на кухонном столе — видимо, в спешке сборов.
Сначала ничего особенного. Рабочие чаты, переписки с друзьями. А потом она нашла диалог со Светланой.
Читала и чувствовала, как кровь в жилах холодеет.
Светлана: «А если она вдруг раньше приедет?» Максим: «Не приедет. У неё тётка на поправку месяц как минимум». Светлана: «Но всё же?» Максим: «Потерпи. Она снова проглотит. Я всё разрулю».
Вера перечитала сообщение три раза. «Снова проглотит». Значит, были и другие?
Полистала выше. Переписка с каким-то Игорем:
Игорь: «Как дела с новой пассией?» Максим: «Отлично. Молодая, горячая. Жена ни о чём не догадывается». Игорь: «А если узнает?» Максим: «Веруня? Она слишком правильная для развода. Максимум истерика на пару дней, а потом простит. Как всегда».
«Как всегда». Значит, действительно были и другие.
Скучная. Удобная. Слишком правильная для развода.
Руки сильно дрожали, когда она делала скриншоты переписки. Одно сообщение, второе, третье…
В пять утра она села за компьютер и начала печатать объявление о продаже квартиры. Потом резко передумала. Зачем продавать? Пусть он съезжает сам.
Вместо этого она нашла в интернете контакты слесаря, который работает круглосуточно. Заказала замену замков на завтра — нет, уже на сегодня — к обеду.
Потом достала из шкафа большие картонные коробки, оставшиеся от покупки крупной бытовой техники.
И начала складывать вещи Максима.
Злости не было. Была лишь какая-то ледяная, нерушимая решимость.
К семи утра три коробки стояли аккуратно у входной двери. Чётко подписанные: «Максим. Личные вещи».
На одной из них лежала записка, написанная ровным почерком:
«Дорогой муж. Ты был прав — я действительно слишком правильная для развода. Но, оказывается, совсем не слишком правильная, чтобы выставить за дверь лживого хама. С этого момента у тебя нет ни женщины, ни дома. Поищи плов в другом месте. Твой телефон в коробке с вещами. Светлана спрашивает — когда увидимся. Передавай привет».
В девять приехал слесарь. Пожилой дядечка с добрыми, понимающими глазами.
— Замок менять будем? — спросил он.
— Да. И желательно такой, чтобы старые ключи точно не подошли.
— Понятно, — кивнул он. — Бывает. Жизнь штука непростая.
Пока он работал, Вера приняла душ, привела себя в порядок. Надела любимое синее платье, накрасилась. Ей хотелось выглядеть достойно, когда Максим придёт за своими вещами.
В час дня замки были готовы. Вера расплатилась с мастером и села ждать.
Максим явился в три часа. Попробовал открыть дверь ключом, но ничего не вышло. Постучал.
— Вера! Открой! Что это за детский сад?
Она подошла к двери, но не открыла.
— Твои вещи в коробках. Стоят прямо за дверью.
— Какие коробки? Вера, открой немедленно!
— Читай записку. Там всё очень подробно написано.
Тишина. Потом шорох бумаги.
— Ты с ума сошла? — голос стал тише, но злее и надменнее. — Из-за какой-то дуры устраиваешь мне цирк?
— Из-за тебя, — спокойно ответила Вера. — Из-за того, что ты считаешь меня идиоткой.
— Я так не считаю!
— «Потерпи, она снова проглотит»? Это не про меня было сказано?
Опять тишина. Долгая и гнетущая.
— Ты читала мою переписку, — наконец сказал он.
— Да. И знаешь что? Ты абсолютно прав. Я действительно проглотила уже не раз. Но знаешь, в чём ты глобально ошибся?
— В чём?
— У любого терпения есть свой предел. И ты этот предел достиг.
Максим начал стучать в дверь сильнее:
— Вера! Хватит! Открывай сейчас же!
— Нет.
— Я здесь живу! Это и моя квартира тоже!
— Была. А теперь поищи крышу над головой в другом месте. Предлагаю начать со Светланы. Она такая молодая и горячая, наверняка с радостью приютит.
— Ты не имеешь права!
— Имею. И пользуюсь этим правом.
Стук стал отчаянным:
— Вера! Верочка! Ну прости! Я больше никогда так не поступлю! Это действительно последний раз!
— Да, — согласилась она. — Последний.
Максим стучал в дверь ещё полчаса. Кричал, умолял, угрожал. Потом затих. Вера слышала, как он звонит кому-то по телефону, ругается вполголоса. Потом раздались шаги по лестнице, хлопок подъездной двери.
Увозил коробки.
Вера села на диван и вдруг заплакала. Не от жалости к себе — от огромного облегчения. Как будто с плеч свалился невероятно тяжёлый груз, который она носила, даже не замечая его веса.
Максим пытался дозвониться ещё три дня. Она не брала трубку. Потом звонки прекратились совсем.
Через неделю Ольга сообщила последние новости:
— Твой бывший переехал к матери. Соседка видела. Галина Степановна в полном шоке, причитает, что такую хорошую жену сын потерял. А Светлана, говорят, его бросила. Видимо, жить в однушке с мамой в Киеве оказалось не так уж романтично, как в чужой квартире.
— Жалко его, — сказала Вера и с удивлением осознала, что говорит искренне.
— Жалко?
— Ну да. Он сам себя наказал. Имел семью, надёжный дом, стабильность. А захотел острых и дешёвых ощущений.
На самом деле Вере было уже всё равно. Она была занята совершенно другим — обустраивала свой дом заново. Убрала всё, что хоть как-то напоминало о Максиме. Переставила мебель, купила новые шторы, поменяла постельное бельё.
И новый халат. Не розовый — а небесно-васильковый. Красивый, мягкий и только её.
В квартире стало дышать легче и просторнее. Вера поняла это в субботу утром, когда проснулась в абсолютной, ничем не нарушаемой тишине. Никто не храпел рядом, никто не требовал срочного завтрака, никого не надо было ждать. Можно было лежать в кровати сколько угодно или встать и приготовить себе кофе с густой пенкой, который Максим терпеть не мог.
А где-то в другом конце города Максим пытался объяснить матери, почему его бросила такая хорошая жена. И не мог найти слов, которые не выставили бы его полным, беспросветным дураком.
Но это уже была не Верина проблема.
