Ксения стояла посреди кухни, прижимая телефон к уху, и слушала, как доктор Алексеев объясняет критическую необходимость операции для его матери, Елены Петровны. Срочно. И, что не менее важно, как-то сглаживая углы, намекал на некомпетентность нынешнего лечащего врача.
— Понимаете, Ксения Викторовна, — говорил Алексеев, — Елена Петровна мне как родная. Я просто не могу спокойно наблюдать, когда вижу, что её лечение, мягко говоря, далеко не оптимально.
Максим был на работе. Лариса — его сестра — тоже где-то пропадала. А мама находилась в больнице уже третью неделю, и её состояние только ухудшалось.
— Что вы можете предложить? — спросила Ксения, стараясь держать себя в руках.
— Я знаю блестящего хирурга. Потребуется перевод в другую клинику. И действовать нужно стремительно.
Ксения записала все необходимые номера, адреса клиник и фамилии специалистов. Сразу после этого она связалась с Максимом:
— Максим, нужно принимать решение. Я всё выяснила, мы можем уже завтра перевести маму к по-настоящему хорошему специалисту.
— А Лариса что говорит?
— Лариса… — Ксения запнулась. — С Ларисой я не успела поговорить. Ты же знаешь, она редко бывает у мамы.
— Всё равно, нужно с ней посоветоваться. Это важно.
Именно в этот момент и началось самое неприятное.
Лариса пришла к вечеру. С порога было видно — она не в духе. Она села за стол, решительно отказавшись от чая.
— Максим сказал, ты собралась мать куда-то перевозить, — бросила она, не здороваясь.
— Лариса, доктор Алексеев всё подробно объяснил.
— Какой ещё доктор Алексеев?!
Ксения почувствовала себя застигнутой врасплох. Тон Ларисы был откровенно враждебным.
— Ну, наш семейный врач. Он же наблюдает её много лет.
— Ага. И ты с ним общалась. Ты всё сама решила. Ты со всеми договорилась.
— Лариса, я не решала. Я всего лишь собирала информацию…
— Собирала информацию! — Лариса резко встала. — А кто тебя, собственно, просил этим заниматься?! Кто вообще дал тебе право лезть в наши семейные дела?!
Максим сидел между ними, словно каменное изваяние, и молчал. Он переводил взгляд с сестры на жену и обратно.
— Ларочка, — осторожно, стараясь смягчить ситуацию, произнесла Ксения, — речь же идет о маме. Если есть малейший шанс ей помочь…
— О нашей маме! — Лариса с силой ударила кулаком по столу. — Нашей с Максимом! А ты кто такая?!
Наступила такая полная тишина, что в ней стало отчетливо слышно гудение холодильника.
— Лариса, — тихо, почти шёпотом, сказал Максим, — не нужно так говорить.
— Нужно! — Лариса повернулась к брату. — Ты что, слепой?! Ты не видишь, что она тут делает?! Она пытается нами управлять! Она принимает решения за нас! Ей всё не нравится, все врачи не те!
— Но ведь если для мамы…
— Мама выздоровеет! И без её непрошеных советов! — Лариса указала рукой на Ксению. — Мы сами во всем разберемся! Это наша, наша семья!
— Лариса, — Ксения предприняла последнюю попытку, — я искренне хотела только помочь.
— Помочь?! — Лариса издала злой, резкий смешок. — Помочь?! Знаешь что?! У тебя самой мужика нет, вот ты и суешься в чужие семьи! Решаешь чужие проблемы! А собственную жизнь наладить не можешь!
Ксения посмотрела на Ларису. Потом перевела взгляд на Максима. Он сидел, опустив голову, и продолжал молчать.
— Что ты сейчас сказала? — очень тихо, почти беззвучно спросила Ксения.
— Ты всё прекрасно слышала! — Лариса была на пике эмоций. — У тебя что, своих забот нет?! Своих проблем?! Вот и лезешь к нам!
— У меня мужика нет?
— А у тебя что, есть?! — Лариса презрительно ткнула пальцем в сторону Максима. — Это не мужик! Это маменькин сынок! У вас даже детей общих нет!
Ксения медленно поднялась.
— Максим, — сказала она очень спокойно, леденящим тоном, — твоя родная сестра только что назвала меня одинокой женщиной, которая вмешивается в чужие дела. При тебе. И ты сидишь и молчишь.
— Ксюш.
— Молчишь, Максим. — Она взяла свою сумочку. — Значит, ты с ней полностью согласен.
— Я не согласен! Лариса, ты переступила черту!
— Слишком поздно, — произнесла Ксения. — Уже очень поздно.
Она направилась к выходу.
— Ксюш, стой!
— Знаешь что, Максим? — Ксения обернулась. — Твоя мама действительно ваша. Лечите её, как считаете нужным. А я больше не буду вмешиваться в чужую семью.
Дверь громко захлопнулась.
И в этот момент Ксения осознала — Лариса была права. У неё действительно нет мужика.
Есть Максим. Который всегда, без единого слова, молчит, когда его жену унижают.
Ксения вернулась домой и села на кухне. Просто села. И сидела. Не было ни слез, ни криков, ни битья посуды. Она просто сидела и думала.
Размышляла о последних шести месяцах. О том, как постепенно, капля за каплей, отравлялась атмосфера их брака. Как Лариса из просто колючей и едкой превратилась в открыто враждебную фигуру.
А ведь всё началось с незначительных мелочей.
Она вспомнила, как Максим пригласил сестру на её, Ксении, день рождения. Лариса пришла и подарила дешёвую косметичку из перехода. Ну, что ж, главное — внимание.
Но когда Ксения поблагодарила её, Лариса ответила:
— Да не за что. Тебе же всё равно, лишь бы что-то в руки получить.
Максим тогда не отреагировал. Притворился, что ничего не слышал.
А Ксения услышала. И поняла — это не случайность.
Потом были другие, более мелкие уколы. Лариса заходила «в гости» и тут же начинала:
— Ой, а что это у вас пыль на книжных полках? Максим, ты что, не можешь сказать жене, что пора бы и прибраться?
Или:
— А что это за ужин? Рожки с полуфабрикатными сосисками? Серьёзно? Максим, ты же можешь себе позволить нормальную еду, в конце концов.
— Лариса, перестань, — нехотя говорил Максим.
— Я ничего не перестаю. Я просто выражаю удивление.
И снова — бездействие. Максим молчал, когда его сестра исподтишка, но методично, унижала его жену.
А потом Лариса стала появляться чаще. Словно специально выбирала моменты, когда Ксения была особенно уставшей или когда у них с Максимом был период разногласий.
— Максим, — говорила она, устраиваясь в кресле, — а помнишь, как мы с мамой раньше жили? Какое было спокойствие, тишина, благодать.
— Лариса.
— Что «Лариса»? Я что, неправду говорю? Раньше ты каждые выходные был с нами. А теперь… — Она многозначительно смотрела на Ксению. — А теперь тебя попробуй допросись.
— Я женат, у меня своя семья, — оправдывался он.
— Семья, — усмехалась Лариса. — А мать с сестрой — это, по-твоему, не семья?
И Максим начинал нервничать. Оправдываться. Объяснять, что он никого не забыл, что просто жизнь сейчас такая.
А Ксения сидела и чувствовала себя виноватой. В чём? Она не могла понять. Но ощущение вины было.
История с больницей лишь обострила ситуацию.
Маму Максима положили на плановое обследование. Ничего критического. Но Лариса внезапно решила, что это её зона единоличной ответственности.
— Я буду ездить к маме каждый день, — заявила она. — Ухаживать, носить передачи.
— Хорошо, — сказала Ксения. — Может, я могу помочь?
— Ты? — Лариса посмотрела на неё с искренним изумлением. — А зачем?
— Ну, она же и для меня как мать.
— Как мать? — Лариса рассмеялась. — Ксения, ты серьезно? Она тебе не мать. Она мать мне и Максиму. А ты — жена. Возможно, временная, сегодня есть, а завтра, глядишь, и нет.
Временная.
Ксения тогда смолчала. А Максим в очередной раз не сказал ни слова.
Но Ксения всё равно ездила в клинику. Приносила свежие фрукты, сидела с мамой, общалась. Искренне старалась помочь.
Именно тогда она и познакомилась с доктором Алексеевым.
— Ксения Викторовна, — обратился он к ней как-то в коридоре, — можно вас на пару слов?
— Да, конечно.
— Я давно наблюдаю Елену Петровну. И вижу, что вы очень внимательно и ответственно относитесь к её лечению. Вы задаёте правильные, важные вопросы, интересуетесь деталями.
— Ну, да.
— А вот дочь, — он запнулся. — Простите, не хочу говорить плохо, но дочь больше беспокоится о том, удобна ли палата и достаточно ли вкусная еда.
— Лариса по-своему сильно переживает.
— Возможно. Но, к сожалению, лечащий врач Елены Петровны, скажем так, не самый компетентный. И я реально опасаюсь за исход.
Вот тогда Ксения и узнала о другом хирурге. О лучшей клинике. О том, что можно всё сделать намного качественнее.
И вот теперь она сидела на кухне и понимала — всё. Конец. Приехали.
Лариса её ненавидела. Может, с самого начала. Возможно, потому, что Ксения «отняла» у неё брата. А может, потому, что у Ксении есть брак, а у Ларисы — нет.
А может быть, и не поэтому. Может, просто Лариса привыкла быть единственной главной женщиной в жизни Максима. И появление жены лишило её этой привилегированной роли.
На следующий день позвонила Лариса. Голос у неё был не извиняющимся. Скорее, снисходительным.
— Ксюш, ну перестань обижаться. Я ведь не со зла это сказала.
— Как это — не со зла?
— Ну, просто ты иногда и правда слишком уж активно вмешиваешься.
— Вмешиваюсь? В лечение твоей матери?
— Не только. Вообще в наши дела. Понимаешь, у нас с Максимом очень особенные отношения. Мы всю жизнь опекали друг друга. А тут внезапно появляется, ну, ты понимаешь… Кто-то ещё.
— Лариса, я его жена.
— Да, жена. Но сестра — это на всю жизнь. А жёны, как показывает практика, меняются.
И трубка резко отключилась.
Ксения стояла, держа телефон, и думала — а ведь Лариса права. Жёны меняются. И если муж не готов встать на защиту своей семьи от посторонних — даже если этот «посторонний» его родная сестра — то такая жена действительно оказывается временной.
Прошла неделя.
Неделя, в течение которой Ксения держала полное молчание. Она не звонила Максиму на работу, не спрашивала о его делах. Она приходила домой, готовила простой ужин, ела, мыла посуду. Ложилась спать в десять.
Максим крутился вокруг неё, как встревоженный пес, который чувствует, что что-то не так, но не может понять, в чём причина.
— Ксюш, ну поговори со мной.
— О чём?
— Ну, как дела? Как работа?
— Всё в порядке.
— А может, нам сходить куда-нибудь? В кино или поужинать?
— Не хочу.
— Ксюш, ну что происходит?!
— Ничего не происходит, Максим. Всё ровно так, как ты и хотел.
И он искренне не понимал, что эта тишина была гораздо хуже и опаснее любого скандала.
А потом позвонила Лариса.
— Максим, — сказала она голосом, полным тревоги, — мне кажется, твоя жена меня просто ненавидит.
— Лариса, не говори глупостей.
— Нет, я серьезно. Она же обиделась на меня из-за того разговора. А я просто не сдержалась. Я так переживала за маму.
— Да, я понимаю.
— Может, ты с ней поговоришь? Объяснишь, что я не хотела её обидеть?
Ксения слышала этот разговор из кухни и думала — вот он. Момент истины. Сейчас всё решится. Сейчас Максим скажет сестре, что это она должна извиниться. Что она была неправа и оскорбила его жену.
— Хорошо, — сказал Максим, — я обязательно поговорю.
И Ксения поняла — нет. Он не скажет.
Вечером он подошел к ней:
— Ксюш, Лариса звонила.
— Я слышала.
— Она очень переживает. Говорит, что ты на неё обиделась.
— И что?
— Ну, может, ты сама с ней поговоришь? Помиритесь?
Ксения отложила книгу и посмотрела прямо в глаза мужу:
— Я должна с ней говорить? Я должна мириться?
— Ну, да. Ты же мудрая, взрослая женщина.
— А она, по-твоему, ребёнок?
— Ксюш, ну не начинай это опять.
— Опять? — Ксения резко встала. — Максим, ты понимаешь, что ты только что сказал?
— Что сказал?
— Ты сказал «не начинай это опять». Как будто это я постоянно инициирую скандалы. Как будто это я являюсь проблемой.
— Ты не проблема, просто…
— Просто что?
— Просто ты иногда слишком уж остро реагируешь.
— Остро реагирую? — Ксения рассмеялась, и это был горький, надрывный смех. — Максим, твоя сестра назвала меня одинокой женщиной, которая вторгается в чужую семью. При тебе. А я всего лишь остро реагирую?
— Она же не это имела в виду.
— А что же она имела в виду?
— Ну, она просто… ревнует.
— Ревнует? К кому?
— К тому, что у тебя есть семья, а у неё — нет.
— Максим, — Ксения подошла к нему вплотную, — у неё нет семьи. А у меня она есть?
— Конечно, есть!
— Это ты, что ли? — Ксения посмотрела ему прямо в глаза. — Ты моя семья? Человек, который молчит, когда его жену оскорбляют? Который просит жену мириться с тем, кто её унизил?
— Ксюш.
— Скажи мне честно, Максим. Ответь честно. Ты считаешь, что Лариса была права?
Пауза. Долгая, невыносимая пауза.
— Не права, но…
— Но! — Ксения хлопнула в ладоши. — Вот оно! Но! Она не права, но у неё есть оправдания. Но она переживала. Но она ревнует. А у меня что? У меня есть право на защиту?
— Ты ни разу за всё время нашего брака не встал на мою сторону против неё.
— Это неправда.
— Это именно так! И знаешь, почему? Потому что для тебя она всегда была важнее. Её чувства важнее моих. Её мнение важнее моего. Её комфорт важнее нашего брака.
— Не говори так.
— А как это назвать, Максим? Как назвать то, что происходит годами?
— Ничего не происходит! Просто мелкое недоразумение.
— Недоразумение? — Ксения подошла к шкафу и достала дорожную сумку. — Максим, твоя сестра считает меня чужой в вашей семейной системе. Чужой. А ты с ней, по сути, согласен.
— Я не согласен!
— Тогда докажи.
— Как?
— Позвони ей. Прямо сейчас. И скажи, что она должна извиниться передо мной. При тебе.
— Ксюш, но это же…
— Что? Сложно? Неудобно? А мне было удобно выслушивать её оскорбления?
— Она не станет извиняться.
— Вот именно! — Ксения начала методично складывать в сумку вещи. — Она не станет извиняться. Потому что не считает себя виноватой. А ты не будешь настаивать. Потому что не хочешь ссориться с сестрой.
— Ксюш, что ты делаешь?
— Собираюсь.
— Куда?
— К подруге. Поживу у неё немного.
— Надолго?
— Не знаю. — Ксения застегнула молнию на сумке. — Может, на пару дней. А может быть, навсегда.
— Навсегда? Ксюш, ты что, собираешься разводиться?!
— Собираюсь? — Ксения обернулась. — Максим, я хочу быть женой. Женой, а не гостьей в доме мужа. Не человеком второго сорта, которого можно безнаказанно унижать.
— Это неправда!
— Тогда выбирай, — сказала Ксения. — Прямо сейчас. Либо ты звонишь Ларисе и говоришь, что если она не принесет мне извинения, она больше не переступит порог нашего дома. Либо я ухожу.
— Ксюш, ну нельзя же так резко ставить ультиматум.
— Можно. И я ставлю. — Ксения взяла сумку. — Это называется выбор, Максим. Твой выбор.
— А если я не позвоню?
— Тогда ровно через неделю я подам заявление на развод.
— Ксюш!
— Неделя, Максим. Семь дней. За это время ты либо решишь, кто для тебя важнее — жена или сестра, либо останешься с сестрой навсегда.
— Ты не можешь вот так взять и уйти!
— Могу. — Ксения подошла к двери. — И знаешь, что самое горькое? Я должна была это сделать еще два года назад. Когда поняла, что в вашей семье я лишняя.
— Ты не лишняя.
— Лишняя, Максим. — Она обернулась в последний раз. — И если ты до сих пор этого не осознаешь, то нам действительно больше не о чем говорить.
Дверь за ней захлопнулась.
Максим остался стоять посреди комнаты, слушая наступившую тишину.
Через час раздался звонок от Ларисы:
— Максим, а что это Ксения ушла? Соседка видела, как она с сумкой выходила.
— Ушла, — ответил Максим.
— Совсем?
— Не знаю.
— А ты что, не попытался её остановить?
— Она поставила условие.
— Какое?
— Чтобы ты перед ней извинилась.
Пауза.
— Я? — Лариса засмеялась. — За что?
— За то, что наговорила тогда.
— Максим, ты серьезно? Я должна просить прощения за правду?
— За какую правду, Лариса?
— За то, что озвучила реальность. Она действительно лезет не в своё дело. И она на самом деле разрушает нашу семью.
— Лариса.
— Максим, ну подумай логически! Раньше ты каждый выходной проводил с нами. А теперь? А теперь её высочество позволяет тебе навещать родную мать раз в месяц!
— Это не соответствует действительности.
— Это именно так! Она тебя от нас отдаляет! И я правильно сделала, что высказала ей это в лицо!
— Значит, извиняться ты не будешь?
— Никогда! Пусть лучше она передо мной извинится за то, что влезла в нашу семью!
— Лариса.
— Максим, ты же в глубине души понимаешь, что я права!
И самое страшное заключалось в том, что Максим действительно понимал.
Он понимал, что с появлением Ксении многое изменилось. Что теперь он не принадлежит только маме и сестре. Что у него появились другие, новые обязательства.
И ему это было невероятно неудобно.
Гораздо проще было жить, когда главными женщинами в его жизни были мать и Лариса. Когда не нужно было принимать решения и выбирать между ними и женой.
— Максим? — голос Ларисы в трубке стал требовательным. — Ты меня слышишь?
— Слышу, — ответил он.
— И что ты решил?
Максим окинул взглядом пустую, непривычно тихую квартиру. Кровать, на которой больше не будет спать Ксения. Кухню, где больше не будет аромата её любимого кофе.
И он подумал — а может, и правда без неё будет лучше? Спокойнее?
— Максим?
— Я подумаю, — сказал он.
— О чем тут думать?! Отлично, что она ушла! Теперь у нас наконец снова будет нормальная семья!
Нормальная семья.
Без жены.
Максим положил трубку и понял — он только что сделал свой окончательный выбор.
Даже не позвонив Ксении.
Прошло три месяца.
Три месяца, в течение которых Ксения жила одна. Впервые за много лет она почувствовала себя собой. И это было удивительно хорошо.
Никто не упрекал её, что она «слишком остро реагирует». Никто не просил «не устраивать сцен». Никто не объяснял, почему чужие люди должны быть важнее её самой.
Наступили тишина и настоящий покой.
Максим звонил. Регулярно.
В первую неделю — каждый день. Он умолял вернуться, обещал «всё полностью исправить». Но как только Ксения спрашивала, что именно он исправит, разговор сразу заходил в тупик.
— Ксюш, ну нельзя же рушить брак из-за одного несчастного разговора.
— Одного? Максим, это был не один разговор. Это были годы.
— Но мы же любим друг друга.
— Ты любишь? Тогда почему ты не защищаешь меня?
И он молчал. Потому что защищать означало выбирать. А выбирать было невыносимо сложно.
Потом звонки стали реже. Раз в неделю. Потом еще реже.
А через два месяца произошло то, что должно было произойти.
Лариса заболела. Очень серьезно. И внезапно осознала, что кроме Максима у неё, по сути, никого нет.
— Максим, — плакала она в трубку, — мне очень страшно. Врачи говорят, что операция будет сложной.
— Лариса, всё будет в порядке, не волнуйся.
— А если нет? Если что-то пойдет не так? Я же совсем одна.
И тут Максим осознал — вот она, истинная цена его выбора. Сестра, которую он поставил выше жены, в итоге оказалась одинокой. И он сам тоже остался один.
В день операции Ларисы он сидел в больничном коридоре и навязчиво думал о Ксении. О том, как она ездила к его матери. Как искренне переживала. Как хотела помочь.
А что сделала Лариса? Ничего. Только критиковала и мешала.
И тогда впервые за много лет Максим честно взглянул на свою семью. И на себя. И ему совершенно не понравилось то, что он увидел.
После операции — которая, к счастью, прошла успешно — он сразу приехал к Ксении.
Стоял у её двери около десяти минут, не решаясь нажать на звонок.
— Максим? — Она открыла дверь и удивленно посмотрела на него. — Что-то случилось?
— Можно войти? Мне нужно серьезно поговорить.
Она пропустила его. Налила чай. Они сидели друг напротив друга, и Максим видел — она изменилась. Стала совершенно другой. Спокойнее. Увереннее.
— Как Лариса? — спросила Ксения.
— Хорошо. Операция прошла успешно.
— Я рада.
И она действительно была рада. Искренне. Без малейшего оттенка злости или обиды.
— Ксюш, — сказал он, — я понял. Наконец-то понял.
— Что именно ты понял?
— Что ты была права. Абсолютно во всем. Лариса действительно разрушала наш брак. А я ей это позволял.
Ксения молчала.
— Я хочу попросить прощения. И я очень хочу, чтобы ты вернулась.
— На каких условиях? — тихо, но твёрдо спросила она.
— На твоих. На абсолютно любых твоих условиях.
Она смотрела на него очень долго:
— Максим, ты понимаешь, что я изменилась?
— Вижу.
— Я больше не стану терпеть унижения. Ни от кого. Ни от Ларисы, ни от твоей мамы, ни, тем более, от тебя.
— Я понимаю.
— Если кто-то из твоей семьи хоть одним словом оскорбит меня — я уйду. Навсегда. Без разговоров и без объяснений.
— Договорились.
— И последнее. Я больше не буду просить тебя выбирать между мной и ими. Если ты сам не можешь понять, кто тебе важнее — такой муж мне не нужен.
Максим кивнул, тяжело вздохнув:
— Ксюш, я понял. Я правда всё понял.
Через месяц она вернулась. Не потому, что поверила его словам. А потому, что увидела его поступки.
Когда Лариса впервые после операции позвонила и попыталась пожаловаться на то, что Ксения «плохо на него влияет», Максим впервые в жизни твердо сказал:
— Лариса, хватит. Ксения — моя жена. И если тебе это не нравится, можешь вообще не звонить.
Лариса замолчала. Потом тихо ответила:
— Прости. Я не хотела.
— Хотела. Но с этого момента так больше не будет.
А еще через месяц Лариса сама написала Ксении сообщение:
«Прости меня. Я была неправа. Ты хорошая жена Максиму, а я просто боялась остаться в полном одиночестве».
Ксения пока ничего не ответила.
