Лилия сидела на кухне, держа в руках чашку с холодным чаем, который остыл ещё час назад. На плите, как немой укор, стояли неубранные сковородки от утренней яичницы. Она смотрела в окно на серые крыши спального района, словно надеялась там найти ответ на вопрос, который грыз её с самого утра.
Снилось, как она выходит на балкон и просто кричит. Без слов. Громко. До хрипоты. В надежде, что хотя бы кто-нибудь услышит.
За стенкой зазвенела посуда.
— Ты опять тарелки не домыла? — раздался голос Аллы Сергеевны с той самой едкой интонацией, которой она пользовалась, будто это её вокальное оружие массового поражения.
Лилия вздохнула и пошла в коридор. Словно идёт в бой. Без брони, но с мечом терпения.
— Алла Сергеевна, я сегодня с утра готовила, потом в магазин…
— Магазин! — перебила свекровь, выходя из ванной с полотенцем на голове. — Ходить по магазинам — это ещё не подвиг! Вот раньше женщины с утра в поле, потом в родильный, потом на работу, а потом ещё борщ с коленки — и ничего, живы были.
— Ага, и в телевизор только три канала, — пробормотала Лилия себе под нос, но та, видимо, услышала.
— Ты что там бормочешь? — прищурилась Алла Сергеевна, смерив её взглядом. — Я, между прочим, двадцать два года на заводе отработала! А ты только и умеешь, что кофе пить из своих чашек по двести рублей за штуку. Я видела чек, не строй из себя нищенку.
Лилия почувствовала, как поднимается волна злости. Прямо из живота — вверх. Но, как всегда, подавила её. Она умела это. Терпеть. Ради Игоря.
— Я не прошу вас смотреть мои чеки, — спокойно ответила она, но голос слегка дрогнул. — И кофе я сама себе покупаю. На свои.
— На свои, конечно, — с усмешкой повторила свекровь. — Деньги-то, наверное, ещё от родителей остались? Или, может, от прошлой жизни? Кто знает. Вон, Игорёк пашет с утра до вечера, а ты…
Игорь. Вот оно. Камень преткновения. Лилия вспомнила, как он когда-то смотрел на неё. Тёпло, искренне, даже немного глупо, как школьник. А теперь? Теперь он просто уставший инженер, который по вечерам молча разваливается в кресле и включает хоккей. Потому что с женой разговаривать — это как идти в спортзал: вроде надо, но лень.
Вечером, когда Игорь вернулся с работы, Лилия попыталась начать разговор. Она даже заранее наложила ему ужин и убрала крошки со стола, чтобы он не начал с вечного «ну ты бы хоть раз убралась как человек».
— Игорь, я хотела поговорить, — начала она, осторожно садясь напротив него.
— Только не сейчас, Лиль, — отмахнулся он, не отрывая взгляда от телевизора. — Реально голова гудит. У Петрова опять станок встал, я там полдня с гайками скакал, как клоун.
— Я понимаю. Просто… Мне тяжело. Я себя тут как гость чувствую.
— Ну, прости, конечно, что у нас тут не пятизвёздочный отель, — съязвил он, с раздражением дернув плечом. — Тебе-то, небось, с твоей… как ты говоришь, «фрилансом», дома сидеть проще.
— Игорь, дело не в этом. Твоя мама…
— Мама тут живёт с нами потому что ей некуда идти, — резко перебил он. — Или ты думаешь, мы можем её куда-то сдать? Это тебе не собачку на передержку.
— Я не предлагаю сдавать. Но ты же видишь, как она со мной разговаривает. Это невозможно. Я себя чувствую посторонней. В этой квартире. В этой семье. В собственной жизни.
Игорь молчал. Уставился в экран, как будто в него залили клей.
— А если я скажу, что это не её квартира? — внезапно сказала Лилия, сама пугаясь собственной решимости.
Он повернулся к ней, как будто услышал инопланетную речь.
— Что?
— Я платила за эту квартиру. Когда твоя мама уговаривала нас переехать сюда, я заплатила риэлтору. Я перевела деньги за сделку. Оформление — на неё, потому что «возраст, надёжнее», но деньги были мои.
Повисла тишина. Та самая, неловкая, вязкая, когда даже холодильник начинает шуметь громче обычного, чтобы не сойти с ума.
— Лиля… — начал Игорь, растерянно. — Ты мне не говорила.
— Потому что надеялась, что всё будет по-другому. Я думала, мы семья. А не арендаторы у твоей мамы. Ты знал, что она берёт у меня каждый месяц «на коммуналку» больше, чем надо?
Игорь потёр лицо ладонями, как будто хотел стереть с него всё, что только что услышал.
— Я… Я не знал.
— А я знаю. Уже давно.
В этот момент дверь в кухню открылась. Как по команде. Алла Сергеевна стояла в халате и с привычной ухмылкой.
— О, а я смотрю — у вас тут «разговорчики». Что-то про квартиру, да?
— Мама, — начал Игорь, но она его перебила.
— Ты слышал, Игорёк? Твоя Лиля считает, что она тут хозяйка! Что она платит! Ну надо же! Может, она тебе ещё и кольцо обручальное купила?
— Это правда, — сказала Лилия спокойно, но с дрожью в голосе. — Я платила за квартиру. У меня остались квитанции. И у нотариуса договор займа.
— Вот как… — Алла Сергеевна прищурилась. — Ну, тогда, может, тебе ещё и памятник поставить? Ты посмотри на неё, королеву! Понаехали тут, понимаешь ли, богатенькие…
— Я устала от ваших унижений, — сказала Лилия, вставая. — Завтра я иду к юристу. И вам придёт письмо. А ты, Игорь, реши, кто тебе важнее — мама, которая разоряет твою жену, или жена, которую ты когда-то любил.
И она ушла в спальню, захлопнув за собой дверь. Не громко. Просто уверенно. Как точка в предложении, которое давно пора было закончить.
Юрист оказался приятной женщиной лет пятидесяти с фамилией Бородина, которая очень напоминала классную руководительницу из школы — та же усталая строгость в глазах и тон, будто сейчас поставит двойку за поведение.
— Значит, квартира оформлена на свекровь, но деньги платили вы? — переспросила она, листая бумаги, которые Лилия бережно принесла в папке.
— Да. Вот расписки, выписка со счёта, договор займа. Всё через нотариуса. Но оформляли по её просьбе на неё — «возраст, кредитная история, пенсионные льготы»… ну вы понимаете.
— Понимаю. Очень распространённая ошибка. Особенно среди… — она сделала паузу и посмотрела поверх очков. — Влюблённых.
Лилия криво усмехнулась.
— Любовь прошла, ипотека осталась.
— Сейчас главное — действовать без эмоций, — продолжила Бородина, доставая ручку. — Мы направим досудебную претензию. Попробуем решить полюбовно. Если нет — будем подавать в суд на возврат средств или признание права собственности.
— Спасибо вам. Я просто… — Лилия понизила голос. — Я больше не могу там жить. Она меня съедает. По чайной ложке. Ежедневно.
— Лилия, — сказала юрист, впервые тепло глядя на неё. — Знаете, сколько женщин приходит ко мне с подобными историями? Вас много. Вы не одна. Просто теперь вы с документами.
Вечером Лилия пришла домой поздно, специально. В прихожей стоял запах жареной капусты и чужого хозяйства.
— О, мадам пожаловала, — хмыкнула Алла Сергеевна с дивана, не отрываясь от сериала. — Надеюсь, хоть хлеб купила? А то у нас тут не ресторан. Игорёк на работе, а у нас, видите ли, дела.
— Купила, — спокойно ответила Лилия, ставя пакеты на кухонный стол. — И адвоката тоже.
Свекровь, кажется, не сразу поняла.
— Что?
— Завтра получите официальную претензию. Я подаю документы на возврат средств за квартиру. А потом — на раздел имущества и развод. И вам, Алла Сергеевна, придётся съехать.
Алла Сергеевна вскочила с дивана как ужаленная.
— Это что за цирк?! Это мой дом! Ты сюда как вошла, так и выйдешь! По добру, по здорову! Я тебе ещё на свадьбе говорила — ты здесь никто! Ник-то!
— Нет, вы мне так на кухне сказали. Когда я мыла ваши кастрюли, — Лилия сняла куртку, не повышая голоса. — Но теперь я всё-таки кое-кто. Особенно для налоговой и нотариуса.
— Это ты всё из-за денег, да?! — закричала Алла, переходя в истерику. — Ах ты ж… вот они, все одинаковые! Сначала милые, потом — чемоданы!
— Чемоданы — это когда невестка собирает свои вещи. А сейчас, увы, их будете собирать вы.
— Да как ты смеешь! — крикнула та и вдруг подошла вплотную, размахивая руками. — Ты что, решила, что с тобой можно так?! Ты у меня…
Лилия резко взяла её за запястье.
— Не трогайте меня. Ваша власть закончилась. Всё. Конец спектакля.
— Игорёк! — закричала Алла Сергеевна. — Игорёк, иди сюда, у тебя жена свихнулась!
Игорь зашёл в коридор с видом человека, которого вытащили из ванны с пеной на голове.
— Что происходит?
— Игорь, твоя жена — аферистка! Она сказала, что подаст на меня в суд! На свою свекровь! Да я её с детства как родную…
— С какого детства, мама, мы с ней только шесть лет женаты, — машинально вставил он и замолчал, встречаясь с холодным взглядом Лилии.
— Так, — Лилия повернулась к нему. — Я подала документы. У тебя неделя, чтобы решить, хочешь ли ты остаться в этом доме с мамой и её капустой или хочешь начать жизнь без капустного террора. Только честно.
— Лиля… — Игорь явно растерялся. — Ты не можешь так. Это же моя мама. Ей некуда…
— Я могу. И ты бы знал это, если бы когда-то встал на мою сторону. Я терпела шесть лет, Игорь. Я тебе всё простила — и пьянку с Пашкой на юбилей, и то, как ты сравнил меня с твоей бывшей, и даже то, что ты дал маме моё золото «на временное хранение». Но теперь хватит.
Он молчал. Губы его дрожали. Глаза бегали. Алла Сергеевна стояла рядом, тяжело дыша, как паровоз в обиде.
— Лиль… я не знаю, — выдохнул он. — Я не готов выбирать между вами.
— Тогда выберу я. Без тебя.
И она пошла в спальню, громко щёлкнув замком. Но через минуту дверь снова открылась. Она высунула голову и добавила:
— А, да. Игорь. Там в прихожей коробка. Там твоё бельё. Я не выбрасывала. Слишком дорого стоит стиральный порошок.
Суд назначили на четверг, десять утра. Лилия приехала раньше, чтобы успеть выпить кофе в машине и выдохнуть. Она знала: сегодня всё закончится. Или начнётся заново. Иногда одно и то же.
Алла Сергеевна явилась в меховой шапке и пальто, в котором ещё Ленина хоронили. С ней — адвокат. Угрюмый мужчина с кожаным портфелем, в котором, судя по взгляду, лежали не документы, а сюрпризы.
Игорь пришёл последним. Волосы как всегда неуложены, глаза припухшие. Видимо, мамин капустный суп не помогает от бессонницы.
— Ну что, — шепнула Алла, усевшись напротив Лилии. — Довольна? До этого тебя довести хотела? До позора?
— Позор — это просить деньги у невестки, называя её при этом «нахлебницей», — ответила Лилия и открыла папку. — Я просто пришла за справедливостью. Без криков. Без кастрюль.
Заседание началось буднично. Судья — женщина лет шестидесяти, с выражением лица «меня не удивит даже танец стриптизёра на заседании ЖКХ».
— Истец, изложите суть иска.
— Я передала деньги на покупку квартиры, которая была оформлена на свекровь. Существует расписка, подписанная ею. Доказательства прилагаются. Ответчица отказывается вернуть средства или добровольно освободить жилплощадь. Прошу признать за мной право собственности либо взыскать стоимость.
— Ответчица, что скажете?
— Это клевета! — Алла Сергеевна вскочила, жестикулируя. — Она с самого начала хотела отобрать жильё! Пристроилась к сыну, чтоб в Москве закрепиться! А теперь выгоняет меня, пенсионерку, на улицу!
— Успокойтесь, — сказал её адвокат, пытаясь усадить её обратно. — У нас другая линия защиты.
— Какая линия?! Я ей компот варила, а она в суд меня тащит!
Судья подняла бровь.
— Господа, без компотов. Здесь не заседание кулинарного клуба.
Выслушали свидетелей. Игорь попытался что-то мямлить о «любви», но его быстро прервали.
— Ответьте, кто передавал деньги?
— Лиля… — он сглотнул. — Лиля. Но мама говорила, что это временно…
— А расписку мама подписала?
— Ну да… но она не понимала! Она думала, это просто для банка…
— Сын! — зашипела Алла. — Ты с ума сошёл?
Судья тяжело вздохнула.
— Стороны, переходим к заключительной части. Хотите добавить что-то?
Лилия встала.
— Я шесть лет жила между двух кухонь. Одна — моя. Другая — с кастрюлями, в которых варилось презрение. Я любила этого человека и его семью. До последней капли терпения. Но семья — это не та, которая орёт «ты никто». Семья — это где тепло. Здесь его не было. Я больше не хочу доказывать, что я достойна жить в своём доме. Я просто хочу, чтобы это наконец прекратилось.
Судья чуть наклонила голову. И через пару минут зачитала решение:
— Суд постановил: признать сделку действительной, расписку — подтверждающей. В удовлетворении встречного иска отказать. Обязать ответчицу освободить жилплощадь в течение 14 календарных дней. С иском о расторжении брака — удовлетворить.
Тишина. Потом — всхлип.
— Игорёк… — прошептала Алла Сергеевна. — Ты дашь себя так унизить? Ради этой? Ради этой…
— Мама, — Игорь смотрел в одну точку. — Ты меня достала. Серьёзно. Достала, как твои квашеные огурцы. Я жил между вами, как между двух… стиралок. Вечно жужжащих. И больше не хочу. Хватит.
— Что? Ты… ты её выбираешь?
— Я не выбираю никого. Я выбираю жить в тишине.
Алла Сергеевна схватилась за сердце, как в плохом сериале. Юрист протянула ей бутылочку с водой, молча.
Уже в холле Лилия выдохнула. Вышла на улицу. Небо было серое, как всегда. Дул ветер. Было чертовски холодно.
Сзади подошёл Игорь.
— Лиль… может, мы поговорим? Я просто хочу понять…
Она повернулась. Глаза у неё были спокойные. Не озлобленные. Просто… пустые.
— Понять? Шесть лет было. За шесть лет можно выучить язык. Или вырастить вишню. Или хотя бы научиться говорить «мама, хватит». А ты…
Он опустил глаза.
— Я правда не хотел, чтобы всё так вышло.
— А я хотела, — кивнула Лилия. — Чтобы однажды всё закончилось. И вот — закончилось. Всё правильно.
Она улыбнулась — чуть устало, чуть иронично.
— Знаешь, Игорь… у тебя даже совесть, кажется, в ипотеке. А я — наконец свободна.
И ушла.
Навсегда.
