Лариса сияла, показывая экран ноутбука: «Взгляни, какое чудо! Какая огромная терраса! Это же готовый кабинет или, может, зимний сад? Только представь: сидишь утром, потягиваешь кофе, а вокруг — буйство зелени.»
Она восторженно ткнула пальцем в план двухкомнатной квартиры в новом жилом комплексе в жилом массиве на околице Киева. Глаза её искрились нетерпением — тем самым лихорадочным сиянием, когда долгожданный замысел вот-вот обретет реальные стены. Игорь, прислонившийся к ней на диване, приобнял её и вдохнул знакомый аромат волос. Вечерняя атмосфера была тихой, уютной, пропитанной их общими надеждами.
— А мне нравится, что кухня с гостиной объединены. Поставим большой стол, будем друзей звать. Наконец-то всем хватит места, а то в нашей конуре и вдвоём тесно.
Они говорили, словно ключи уже звякали в их руках. И, по сути, так оно и было. Три года. Ровно три года они придерживались спартанского режима, откладывая в копилку каждую свободную гривну. Забыли о морских курортах — только дача под Харьковом, где царили комары и бесконечная прополка грядок. Пятничные походы в рестораны? Заменены на домашние ужины и фильмы из интернета. Ларисин старый, потрёпанный телефон, замотанный скотчем, и Игоревы изношенные, постоянно чинимые джинсы стали безмолвными символами их решимости. Они работали как идеальный тандем, как отлаженный часовой механизм, движимый одной великой целью. И теперь эта цель была так близка — ощутимая, пахнущая свежим цементом и краской. На их совместном счёте лежала сумма, с запасом перекрывающая необходимый взнос. Оставалось лишь выбрать тот самый вариант.
В этот момент на журнальном столике завибрировал смартфон Игоря. На дисплее вспыхнуло: «Марина».
— О, моя сестра на связи, — улыбнулся он, принимая вызов и включая громкую связь. — Привет, Ника! Как дела?
— И-и-игорь! Приветик! Лариса там с тобой? — раздался из динамика оглушительный писк Марины, от которого даже ложка в кружке задребезжала.
— Рядом, слушаем тебя, — ответила Лариса, тепло улыбаясь. Она всегда относилась к Марине хорошо: да, шумная и немного ветреная, но в целом — безобидная и душевная.
— Ребята, вы просто не поверите! Наша свадьба состоится! Мы нашли деньги! Вы понимаете? Всё будет именно так, как я себе представляла: шикарный ресторан, самое роскошное платье, лучший фотограф в городе! Я просто на седьмом небе от счастья!
Лариса искренне разделила её радость. Всего неделю назад Марина звонила в слезах, сообщив, что свадьба под угрозой отмены, потому что они с Максимом неверно рассчитали бюджет и погрязли в долгах, а родители не имеют возможности помочь.
— Ника, это просто фантастика! Я так рада за вас! Но как… как вы сумели так оперативно разрешить эту проблему?
— Ой, Ларис, ну там… Есть же добрые люди на свете! Правда, Игорёк? — сбивчиво ответила Марина, и её голос на мгновение потерял ту залихватскую радость. — Ладно, мне пора, у меня ещё миллион дел! Ждите приглашения, на днях завезу! Целую!
Связь прервалась. Игорь положил телефон на столик и как-то странно отвёл взгляд. Его улыбка выглядела натянутой, как плохая маска.
— Видишь, как у них всё отлично уладилось, — сказала Лариса, возвращаясь к ноутбуку. — А я переживала.
— Да, отлично, — тихо откликнулся Игорь, не глядя ни на неё, ни на экран. Он резко поднялся и направился на кухню. — Будешь чаю?
Лариса кивнула, но её взгляд зацепился за его спину. Что-то неуловимое, но тревожное, было в его интонации, в его жестах. И та фраза Марины… «Есть же добрые люди на свете». Лариса нахмурилась. Она отлично знала финансовое положение их семей. Деньги у родителей Игоря и Марины никогда не водились. Друзья — такие же молодые и небогатые. Кто же мог одолжить им такую огромную сумму? Внутри Ларисы шевельнулось холодное, липкое подозрение. Оно было диким, нелепым, но уже проросло. Чтобы раздавить этого червя сомнения, она взяла свой смартфон, лежавший рядом. Просто чтобы проверить, что всё это — плод её воображения. Просто взглянуть на заветные цифры и успокоиться.
Она запустила банковское приложение, подтвердила вход отпечатком пальца и открыла их общий накопительный счёт. На дисплее сияла цифра, похожая на жестокую насмешку. Семь тысяч гривен.
Семь тысяч гривен.
Лариса вглядывалась в экран, но цифры не складывались в привычное число. Это какая-то чудовищная ошибка, сбой, абсурдная шутка банковской системы. Она несколько раз проводила пальцем вниз, пытаясь обновить баланс, но сумма оставалась прежней. Вышла из приложения и зашла снова. Семь тысяч гривен. Воздух в лёгких словно исчез, его выкачали из комнаты невидимым вакуумом. Шум воды из крана на кухне, где Игорь возился с чайником, стал далёким и чужим, словно доносился из другой, прошлой жизни. Той, что была всего минуту назад.
Она медленно, словно под водой, поднялась с дивана. Ноги были непослушными, но несли её вперёд с механической неотвратимостью. Она не ощущала ни гнева, ни обиды. Только оглушающую, ледяную пустоту.
Она вошла на кухню. Игорь стоял к ней спиной, наливая кипяток в две чашки.
— Вот, сейчас выпьем чай с лимоном, и продолжим выбирать нашу крепость, — беззаботно объявил он, не оборачиваясь.
Его бодрость была настолько фальшивой, что от неё сводило челюсть. Лариса молча подошла и встала рядом. Она не произнесла ни слова. Просто протянула руку со смартфоном, повернув дисплей к его лицу.
Он бросил на экран мимолётный взгляд, и его лицо мгновенно потухло. Притворная бодрость смылась, как дешёвая краска под ливнем. Плечи поникли, он поставил чайник на стол с глухим стуком и отвернулся, делая вид, что ищет сахар.
— Это… это, наверное, какой-то сбой. Технические работы в банке, — пробормотал он, избегая её взгляда.
— Не лги мне, Игорь, — голос Ларисы прозвучал ровно и тихо, но в этой тишине скрывалось больше угрозы, чем в любом крике. — Просто не смей мне врать.
Он тяжело выдохнул и прислонился к столешнице. Он всё ещё не смотрел на неё, уставившись на узор кухонного фартука.
— Марина позвонила в понедельник. Она рыдала. Сказала, что всё отменяется, что Максим, её жених, влез в какие-то микрозаймы, и теперь им угрожают коллекторы. Что это позор на всю нашу семью. Что она всю жизнь мечтала об этом дне, а теперь всё рухнуло.
Он говорил сбивчиво, торопливо, будто выплёвывал из себя эту историю, пока она его не задушила.
— Она молила о помощи. Умоляла. Обещала, что они вернут деньги, как только встанут на ноги. С первой же зарплаты начнут отдавать. Я… я просто не смог отказать. Она же моя сестра, Лариса. Единственная. Как я мог равнодушно смотреть, как она страдает?
Лариса слушала, и ледяная пустота внутри неё начала раскаляться, превращаясь в расплавленный металл.
— Она твоя сестра. А я кто? — спросила она тем же тихим тоном. — Кто я, Игорь? Тот человек, который три года отказывал себе в новой куртке, чтобы ты мог спонсировать свадьбу своей сестры?
— Ну, хватит, Лариса! Это ведь ради благородной цели! Ради создания новой семьи! Мы же с тобой всё равно накопим! Ну, потратим ещё год, это же не конец света! Зато я поддержал сестру, понимаешь? Родного человека!
«Накопим ещё». Эта фраза ударила её с силой пощёчины. Он не осознавал. Он действительно не понимал масштабов своего поступка. Он не просто забрал деньги. Он похитил три года её жизни, её отказы, её мечты, её веру в их общее будущее — и отдал это сестре на банкет и платье. Он уничижил всё, чем они дышали.
— Ты не оказал ей помощи, Игорь. Ты совершил кражу у нас двоих. У меня. Ты проник в наш общий фонд и выгреб его до последней копейки, даже не поставив меня в известность.
— Да что ты привязалась к этому слову: «украл», «украл»! Я не воровал! Я взял наше, чтобы поддержать своих! — он наконец обернулся к ней, и в его глазах светилась обида. Он искренне считал, что поступил правильно. — Родственники обязаны помогать друг другу!
— Так вот, значит, в чём истина, — медленно произнесла Лариса, и в её голосе зазвенел металл. — Получается, что они — твоя семья. А я… я всего лишь временное дополнение. Удобная копилка, которую можно в любой момент опустошить ради истинных родственников. Теперь мне всё досконально ясно.
Эта фраза повисла в воздухе кухни, плотная и тяжёлая, как свинец. Игорь смотрел на неё, и растерянность смешивалась с зарождающимся гневом. Он хотел возразить, снова завести речь о родственном долге, но не успел.
Лариса развернулась и молча вышла из кухни. В её движениях не было ни суеты, ни истерики. Это была размеренная, механическая походка человека, который принял окончательное решение и теперь просто выполняет необходимые процедуры. Игорь, обескураженный такой резкой переменой, последовал за ней. Он ждал криков, упрёков, разбитой посуды — чего угодно, но не этого ледяного, демонстративного спокойствия.
Она прошла через коридор к встроенному шкафу, где хранился всякий бытовой хлам. Открыв дверцу, она потянулась наверх и сняла с антресоли две огромные клечатые дорожные сумки — те самые, которыми пользовались челноки в девяностые. Пыльные, помятые, они громко зашуршали в её руках. Игорь смотрел на эти баулы, и смутное, неприятное предчувствие начало давить ему на желудок.
— Лариса, ты что задумала? Что это за маскарад?
Она не ответила. С двумя сумками в руках она прошла в спальню и бросила их на пол посреди комнаты. Они распластались на ламинате, как два уродливых пятна. А потом она подошла к их общему платяному шкафу и рывком распахнула его половину. Ту, где висели его вещи.
Первыми с вешалки полетели рубашки. Она не снимала их аккуратно. Она просто сгребала их по три-четыре штуки, срывая вместе с деревянными плечиками, и швыряла в раскрытый баул. Глухой стук вешалок, упавших на дно сумки, был единственным звуком в комнате. Затем пошли его свитера, аккуратно сложенные на полке. Она смахнула их одним движением руки, как крошки со стола. Джинсы, футболки, спортивный костюм — всё летело в разрастающуюся кучу внутри клечатых стен.
— Прекрати! Ты что творишь?! — Игорь бросился к ней, пытаясь перехватить её руку. — Лариса, остановись, давай поговорим!
Она выдернула свою руку из его захвата с такой силой, что он отшатнулся. И посмотрела на него. В её глазах не было ничего — ни злости, ни боли, ни сожаления. Только холодная, выжженная пустота.
— Мы уже поговорили. Ты всё сказал на кухне. Это — твоя семья. Ты им помогаешь. А я — чужой человек, который мешает тебе это делать. Я просто убираю из квартиры вещи чужого человека.
Она отвернулась и продолжила своё дело. Она подошла к комоду, выдвинула верхний ящик, где лежали его носки и бельё, и, не раздумывая, просто перевернула его содержимое в сумку. Потом второй ящик. Третий. Она действовала быстро, эффективно, без лишних эмоций, словно робот-упаковщик на складе.
— Ты с ума сошла! Это же мои вещи! Ты не имеешь права! — кричал он, ходя за ней по пятам. Его голос срывался. — Мы три года копили! Я просто одолжил! Они всё отдадут!
— Конечно, отдадут, — ровным голосом произнесла она, не прекращая своего занятия. Она выгребла из тумбочки у кровати его зарядку для телефона, наушники и книгу, которую он читал. — Лет через десять. По тысяче в месяц. Как раз к тому времени, как эти квартиры подорожают вдвое.
Она заполнила первый баул доверху, застегнула молнию, которая натужно затрещала. Затем принялась за второй. В него полетели его ботинки из прихожей, куртка с вешалки, банный халат из ванной. Она ничего не забыла. Зубная щётка, бритва, его любимая кружка с нелепой надписью — всё отправилось в сумку.
Когда второй баул был тоже забит под завязку, она, не обращая внимания на застывшего посреди комнаты Игоря, взялась за ручки обеих сумок. Они были тяжёлыми. Она с усилием, волоча их по полу, потащила их из спальни в коридор. Скрежет пластика по ламинату резал слух. Она дотащила их до входной двери и оставила стоять там, как двух уродливых стражей у порога. Затем выпрямилась, отряхнула руки и посмотрела на мужа.
Два клечатых баула стояли у порога, как немые памятники их разрушенной жизни. Игорь смотрел то на них, то на Ларису, и в его глазах метался дикий ужас осознания. Это не шутка. Не минута гнева. Это был приговор, приведённый в исполнение. Он видел, как она методично, без единой лишней эмоции, запаковала его физическое присутствие из этой квартиры.
— И что это значит? — его голос был хриплым. — Ты думаешь, я сейчас просто возьму эти сумки и уйду? Ты это серьёзно?
Лариса окинула его холодным, оценивающим взглядом, словно он был посторонним, случайно забредшим в её жильё.
— Я подумала, тебе будет не слишком комфортно ехать в такси с вещами в мусорных пакетах. Я позаботилась о тебе.
Эта фраза, произнесённая ровным, почти безразличным тоном, ранила его больнее любого крика. «Позаботилась». В этом слове было столько презрения и яда, что он невольно поёжился.
— Лариса, опомнись! Это же наш дом! Мы же вместе всё это создавали! Ты не можешь вот так, с лёгкостью, выгнать меня из-за какой-то глупой ссоры!
Он шагнул к ней, протягивая руки, надеясь на прикосновение, на старую привычку, которая могла бы спасти ситуацию. Но она отступила, сохраняя дистанцию.
— Это не ссора, Игорь. Ссора — это когда мы спорим о том, чья очередь мыть посуду. А это — констатация факта. Ты сделал свой выбор не сейчас, а в тот самый момент, когда нажал клавишу «перевести» в банковском приложении. Ты просто забыл меня предупредить.
— Да я же люблю тебя! Неужели ты не понимаешь, что я сделал это не со зла? Я хотел как лучше! Помочь родным!
Её губы тронула слабая, горькая усмешка, в которой не было ни тени веселья.
— Любовь? Ты говоришь о любви? Любовь — это когда не крадут у любимого человека его будущее. Любовь — это когда смотрят в одну сторону, а не постоянно оглядываются на свою родню, готовую отдать им последнее, что принадлежит вам двоим. Ты не видишь разницы между «помочь» и «предать». Помочь — это отдать своё. А ты отдал наше. Мою половину. Мои три года жизни. Мои мечты.
Он смотрел на неё, и до него, наконец, начала доходить горькая истина. Она не простит. Ни сегодня. Ни завтра. Никогда. Это была точка невозврата. В отчаянии он предпринял последнюю попытку, цепляясь за единственный аргумент, который, как ему казалось, должен был оправдать его.
— Она моя сестра! Единственная! Я не мог поступить иначе!
И тут она посмотрела ему прямо в глаза. Взглядом, который пронзил его насквозь и заморозил всё внутри. Она говорила медленно, чётко, отчеканивая каждое слово, словно забивала гвозди в крышку гроба.
— Ты втайне от меня передал наши сбережения сестре на свадьбу? Значит, жить теперь будешь у неё, раз она тебе дороже семьи!
Всё. Это была та самая фраза. Финальная черта. Он стоял, раздавленный её железной логикой. Он сам дал ей в руки оружие, и она нанесла точный, смертельный удар. Возразить было нечего.
— Ключи, — сказала она так же спокойно, кивнув на маленькую тумбочку у входа. — Положи на тумбочку в прихожей.
Он медленно, как в замедленной съёмке, полез в карман джинсов. Его пальцы нащупали знакомую связку. Он отцепил от кольца ключ от их квартиры. Один-единственный. Металл звякнул о металл — короткий, прощальный звук. Он положил ключ на лакированную поверхность тумбочки. Он блестел под светом лампы, как слеза.
Игорь поднял на неё глаза в последний раз, ища хоть что-то — сомнение, боль, сожаление. Но её лицо было непроницаемой маской. Она просто ждала. Ждала, когда он уйдёт.
Он повернулся, нагнулся, с усилием подхватил тяжёлые баулы. Открыл дверь. Шагнул за порог их бывшей общей квартиры. Дверь за его спиной не хлопнула. Она закрылась с тихим, мягким щелчком замка.
Лариса осталась стоять в коридоре. Она не смотрела на дверь. Она развернулась и пошла обратно в гостиную. На экране ноутбука всё ещё светилась планировка квартиры. Её квартиры. Она села на диван и долго смотрела на чертёж. На огромную террасу, где она когда-нибудь сделает свой зимний сад. Одна…
