Воздух в квартире застыл, словно на полке музейного хранилища – недвижимый, напитанный прошлым и тяжелый. Антон Викторович Колесников, сорокапятилетний мужчина с едва заметной сединой на висках и прилично оформленным букетом в руках, стоял по ту сторону порога и пытался выдавить улыбку. Его льдисто-голубые глаза уже не сверкали тем бесшабашным огнем, каким полыхали еще год назад, когда он хлопнул входной дверью со словами: «Задыхаюсь я тут, Лен, понимаешь? Задыхаюсь.»
Елена, его жена – женщина, с которой он прожил восемнадцать лет – смотрела на него сквозь щель приоткрытой двери, не торопясь снимать цепочку. Ее пальцы, все еще изящные, но уже с едва заметными узелками суставов, крепко сжимали дверную ручку.
— Явился, значит, — произнесла она без вопросительной интонации, просто констатируя факт.
— Явился, — кивнул Антон и выдвинул вперед букет как щит. — Поговорим?
Елена окинула взглядом букет – чайные розы, ее любимые, – и ухмыльнулась так, будто ее позабавил особенно плоский анекдот. Она открыла дверь шире, впуская его в прихожую.
— Проходи, коль пришел. Давно тебя не было в наших краях.
Квартира выглядела иначе – новые обои в коридоре, какая-то неизвестная картина на стене, запах другого освежителя воздуха. Антон поежился. Букет в его руках начал казаться нелепым, как галстук-бабочка на шее дворника.
— Чай будешь? — спросила Елена, уже проходя на кухню, не глядя на мужа, словно к ним заглянул не особо важный, но все-таки приемлемый визитер.
— Буду, — пробормотал Антон, топчась в прихожей. — Вот, это тебе, — он протянул букет.
Елена взяла цветы небрежным движением и бросила на стол, даже не взглянув.
— Значит, так, — она повернулась к нему, упершись бедром о кухонный стол. — Что, Тоша, наигрался? Набегался? Или деньги кончились?
В ее голосе не было ни слез, ни истерики, ни даже особого презрения. Простой деловой вопрос. Антон удивился, как этот голос когда-то казался ему пресным и скучным.
— Лен, я… — он осекся и провел рукой по щетине. — Ошибся я. Крепко ошибся.
Год назад жизнь Антона Колесникова представлялась ему замкнутым контуром, по которому он бесконечно двигался, как поезд метро: дом-работа-дом. Утром – поцелуй на прощание, вечером – ужин под бормотание телевизора, в выходные – поездка в гипермаркет и редкие встречи с друзьями. Уютно. Тепло. И смертельно скучно.
«Жизнь прошла мимо,» – думал он, глядя на коллегу Вику, тридцатилетнюю женщину с острым языком и юбками немыслимой для офиса длины. Она смеялась громко, запрокидывая голову, и курила прямо из окна их бухгалтерии на седьмом этаже. «Ветер», – так ее называли в компании.
В один из весенних вечеров, когда Елена уехала к матери в Тверь, он поддался искушению и принял приглашение Вики выпить после работы. Одной рюмкой все не ограничилось.
— Ты какой-то придавленный, Колесников, — сказала она тогда, выпуская дым в сторону. — Одинаковые галстуки каждый божий день, одинаковые бутерброды на обед. У тебя даже кофе в одно и то же время. Ты что, робот?
Он засмеялся, но что-то внутри него дрогнуло.
— Это называется стабильность, Виктория.
— Это называется болото, Антон Викторович, — передразнила она, придвигаясь ближе. — А в болоте, знаешь ли, только жабы размножаются.
Через месяц он съехал от Елены. «Мне нужно подумать, разобраться в себе,» – стандартные фразы, которые она выслушала молча, только крепче сжимая пальцами краешек фартука.
— И как тебе думалось? — спросила Елена, разливая чай по чашкам – новым, незнакомым Антону. — Додумался до чего-нибудь интересного?
Антон сидел на табуретке, как школьник на экзамене. Он смотрел на жену и видел, как она изменилась – похудела, волосы подстригла короче, держалась прямее. Стал заметен тонкий шрам над верхней губой – след от аварии, случившейся еще до их знакомства.
— Додумался, что глупец, — честно ответил он. — Полный и абсолютный.
— Ну это не новость, — пожала плечами Елена. — А еще что?
— Что соскучился. По тебе. По дому. По… нам, — он говорил тихо, будто боялся, что громкие слова сломают хрупкое равновесие. — Я ведь люблю тебя, Лен.
— О, — Елена поставила чашку на стол с такой силой, что чай выплеснулся через край. — Любишь. Значит, любишь. Погоди, я запишу дату в календарь – Антон Колесников вспомнил, что любит жену.
Она встала, выхватила из шкафчика тряпку и начала яростно вытирать пролитый чай. Антон смотрел на ее руки – они слегка дрожали.
— Я заслужил, — кивнул он. — Но правда в том, что я действительно люблю.
— А Вика? — Елена подняла глаза.
— Мы расстались через три месяца, — поморщился Антон. — Я был для нее слишком… консервативен. Так она сказала.
— Да ты что? — наигранно удивилась Елена. — Ты, который каждую субботу ходил стричься к одному и тому же парикмахеру? Который за восемнадцать лет ни разу не сменил марку зубной пасты? Неужели ты оказался скучным?
Антон поежился. Формулировка Вики была жестче: «Я думала, ты просто в коконе, Колесников, а выяснилось, что ты там окуклился на веки вечные».
— Ты знаешь…
— Знаю, — перебила Елена. — После нее была еще одна. Ирина, кажется?
Антон замер.
— Откуда…
— Город маленький, Антон, а я не в монастыре заперта, — она села напротив. — Десять или одиннадцать месяцев с ней? Я сбилась со счета.
— Три, — выдавил Антон. — Мы съехались через месяц, а через два я понял, что…
— Что там тоже не медом намазано? — Елена горько усмехнулась. — Утренний кофе приносят не в постель, а вечерняя близость требует предварительной записи?
От ее прямолинейности Антон вздрогнул. Раньше Елена никогда так не говорила – она вообще редко упоминала физическую сторону отношений вне спальни.
— Что с сыном? — резко сменил тему Антон. — Как Денис?
— А что с Денисом? — пожала плечами Елена. — Поступил в университет, учится хорошо. У него своя жизнь, Тош. Встречается с девушкой. Помогает мне иногда, если что нужно по дому. Кстати, он вчера помогал мне вешать карниз в гостиной.
Укол был точным. Раньше мелкий ремонт всегда был на Антоне.
— Можно… можно мне вернуться, Лен? — наконец, произнес он главный вопрос, который привел его сюда с букетом чайных роз.
Елена долго смотрела на него, потом поднялась и подошла к окну. Кухонная занавеска – тоже новая – колыхалась от легкого ветерка.
— Знаешь, Андрей мне говорит – не принимай его обратно, — сказала она, глядя куда-то вдаль.
— Андрей? — Антон напрягся. — Какой Андрей?
— Новый начальник отдела в нашей поликлинике, — она повернулась к мужу, и в ее глазах промелькнуло что-то неуловимое. — Мы иногда обедаем вместе. Он разведен, двое детей. Говорит, что второй шанс – это всегда ошибка.
У Антона в груди что-то сжалось.
— И что ты ему ответила?
— Что жизнь сложнее, чем его правила, — Елена снова села к столу. — Ты ушел, нагулялся, а теперь приполз назад? Я тебя приму, но с условием, — заявила она, и Антон замер, боясь шелохнуться. — Мы начинаем с чистого листа. Полностью.
Через неделю Антон перевез вещи обратно в квартиру. Елена освободила шкаф, выделила полку в ванной, вписала его имя в список жильцов у консьержки. Жизнь постепенно налаживалась.
Елена стала другой – более самостоятельной, резкой, с какой-то новой внутренней силой. Ночью она почти не прикасалась к нему, отодвигаясь на свою половину кровати. «Дай мне время,» – говорила она, когда он пытался ее обнять.
Антон ждал. Готовил завтраки, мыл полы по субботам, чинил все, что ломалось, и даже записался на курсы испанского – Елена всегда хотела поехать в Барселону.
Сын приходил редко и смотрел на отца холодно. «Все нормально, пап,» – говорил он в ответ на все попытки наладить отношения.
А в один из вечеров, вернувшись с работы, Антон застал Елену сидящей на кухне с бокалом вина. Перед ней лежали документы.
— Что это? — спросил он, снимая пальто.
— Заявление на развод, — ответила она спокойно. — Я подала еще до твоего возвращения.
Антон почувствовал, как земля уходит из-под ног.
— Но мы же… ты же сказала – с чистого листа…
— Верно, — кивнула Елена. — Я начинаю с чистого листа. Одна.
Она поднялась и подошла к нему вплотную.
— Знаешь, что я поняла за этот год? Что я не диван, Антон. Я не вещь, которую можно выбросить, когда надоела, а потом подобрать, когда захотелось уюта. Я живая. И когда ты ушел, я не перестала существовать. Я продолжила жить.
— Лена, — он попытался взять ее за руку, но она отступила. — Мы можем все исправить, я клянусь…
— А я не хочу исправлять, — перебила она. — Потому что впервые за двадцать лет я задала себе вопрос: а что я хочу? Не что нужно для семьи, для тебя, для Дениса – а что нужно мне?
Она подошла к холодильнику и сняла магнит с прикрепленным листком бумаги.
— Вот, — протянула она Антону. — Билет в Барселону. Один. Я улетаю через две недели, на месяц. Отпуск впервые за пять лет.
Антон смотрел на билет, чувствуя, как в горле растет ком.
— И когда ты вернешься…
— Когда я вернусь, тебя здесь не будет, — твердо сказала Елена. — Потому что эта квартира теперь моя. Я выкупила твою долю еще полгода назад. Твой брат Сергей помог с документами, он же поставил тебя в известность. Ты был слишком занят своими новыми отношениями, чтобы вникать.
Она прошла мимо него в прихожую и открыла дверь.
— У тебя есть неделя, чтобы собрать вещи и съехать. Больше меня обмануть не получится, Тош.
Антон стоял посреди кухни, держа в руках билет в Барселону. За окном начинал накрапывать дождь. Он вспомнил, как год назад думал, что его жизнь похожа на замкнутый контур. Теперь этот контур разорвался, и впереди была пустота.
— Ты все это спланировала? — спросил он тихо. — С самого начала?
— Нет, — покачала головой Елена. — Просто ты научил меня кое-чему важному, Антон. Ты показал мне, что иногда нужно уметь отпускать. Так вот, я тебя отпускаю. Навсегда.
И она закрыла за ним дверь – тихо, без драматичного хлопка. Просто закрыла и повернула ключ.
На лестничной клетке Антон прислонился к стене. Мимо прошла соседка, поздоровалась как ни в чем не бывало. Жизнь продолжалась. Только теперь его поезд ехал по разомкнутым рельсам, и впереди не было конечной станции.
«Ты ушел, нагулялся, а теперь приполз назад?» – эхом отдавались в голове слова Елены. «Я тебя приму, но с условием».
Условие оказалось простым – он должен был понять, каково это, когда тебя выбрасывают из жизни, как ненужную вещь. И теперь он понял.
