Игорь нарезал торт с той же методичностью, с какой чертил схемы мостовых конструкций. Тонкие ломтики ложились на тарелки идеально ровно. Мать сидела во главе стола, в новом платке — его подарок к её семидесятилетию. Билеты в санаторий лежали рядом с её тарелкой в красивом конверте.
— Спасибо, сынок, — мать погладила конверт. — Очень кстати, спина совсем замучила.
Игорь кивнул и протянул ей тарелку. В этот момент дверь распахнулась. Андрей влетел в комнату, размахивая руками. На рукаве его рубашки виднелось пятно краски.
— Извините, опоздал! Дописывал триптих. Мам, с днём рождения!
Он чмокнул мать в щёку и плюхнулся на стул. Игорь молча положил перед ним кусок торта.
— Ой, сыночек, как твои картины? — глаза матери загорелись. — Когда выставка?
— Пока ищу галерею. Знаешь, как сейчас трудно пробиться настоящему искусству…
Следующие полчаса Андрей рассказывал о своих творческих поисках. Мать кивала, ахала, восхищалась. Марина, жена Игоря, пыталась перевести разговор на что-то другое, но безуспешно. Игорь доедал торт и думал о завтрашнем совещании по новому проекту.
— Игорёк, — мать тронула его за руку, когда Андрей вышел покурить. — Ты не мог бы… Андрюше нужны новые холсты, а у него сейчас трудный период.
— Сколько?
— Тысяч двадцать хватит.
Игорь кивнул. Как всегда кивал последние пятнадцать лет.
На следующий день Андрей явился к нему в офис. Небритый, в мятой футболке с логотипом какой-то рок-группы. Секретарша смотрела на него с плохо скрытым недоумением.
— Привет, братан. Мама сказала, ты поможешь.
Игорь отложил чертежи. Посмотрел на брата — тридцать пять лет, седина в нечёсаных волосах, тонкие пальцы художника постукивают по столу.
— Нет.
— Что — нет?
— Не дам денег.
Андрей замер. Потом нервно рассмеялся.
— Ты шутишь? Игорь, мне правда нужно. У меня вот-вот прорыв, я чувствую…
— Тебе тридцать пять. Пора самому.
— Да ты… ты же всегда помогал!
— Вот именно. Всегда. Хватит.
Андрей вскочил. Стул опрокинулся.
— Да что с тобой? Жена мозги промыла? Или начальство прижало, премию не дали?
— Уходи, Андрей.
Брат постоял ещё секунду, потом развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что задрожали стёкла.
Вечером, как и ожидалось, позвонила мать.
— Игорёк, что случилось? Андрюша пришёл весь в слезах. Как ты мог? Он же твой брат! Младший брат! Ты же знаешь, какой он ранимый, творческий человек не может думать о деньгах…
Игорь слушал знакомую песню. Творческий. Ранимый. Особенный. А он — просто Игорь. Надёжный. Сильный. Тот, кто всегда поможет.
— Мам, я устал.
— От чего устал? От родного брата устал?
Он повесил трубку.
Марина вышла из спальни, накинув халат.
— Опять из-за Андрея?
— Да.
— Ты правильно сделал. Давно пора.
Игорь налил себе коньяка. Правильно. Но почему тогда так паршиво на душе? Он достал телефон, пролистал контакты. Остановился на номере Лёхи — приятеля, владельца небольшой галереи.
— Алло, Лёх? Слушай, есть разговор…
Через неделю Игорь позвонил Андрею.
— Слушай, я тут подумал… Извини за прошлый раз. Хочешь, познакомлю с одним галеристом? Хороший мужик, настоящий ценитель.
Андрей сначала молчал, потом неуверенно согласился.
Встреча прошла как по маслу. Лёха играл свою роль безупречно — внимательно рассматривал работы, хмыкал, кивал. А потом вежливо, но твёрдо объяснил, почему это «не формат», «не продаётся» и «нужно искать себя».
— Но… но мама говорит, у меня талант…
— Мамы всегда так говорят, — Лёха пожал плечами. — Рынок думает иначе.
На семейных ужинах Игорь больше не отмалчивался. Рассказывал о новом мосте через Клязьму, о премии за инновационное решение опор, о предложении возглавить филиал в Питере.
— Это всё хорошо, — кивала мать. — Но как там Андрюша? Ты с ним говорил после той галереи?
— Говорил. Предложил познакомить ещё с парой человек.
И знакомил. Результат был предсказуем. Андрей мрачнел, начал выпивать больше обычного. На очередном семейном сборе он сидел с потухшим взглядом.
— Может, стоит попробовать что-то более… прикладное? — предложил Игорь. — Дизайн, например. Или преподавание.
— Ты не понимаешь! — взорвался Андрей. — Я художник, а не ремесленник!
— Понимаю. Просто подумай. Всем иногда приходится идти на компромиссы.
Марина под столом сжала его руку. Вечером, дома, она долго молчала.
— Что ты делаешь, Игорь?
— О чём ты?
— Я же вижу. Эти галеристы, эти советы… Ты мстишь?
— Я пытаюсь помочь брату встать на ноги.
— Ломая ему крылья?
— У него никогда не было крыльев. Только моя спина, на которой он ехал.
Марина отвернулась к окну.
— Ты стал жёстким. Раньше таким не был.
— Раньше я был удобным. Для всех.
Через месяц Андрей получил предложение о работе — преподавать рисование в детской студии. Игорь «случайно» упомянул об этом знакомому, который искал педагога. Для Андрея, считавшего себя непризнанным гением, это было унижением.
В тот вечер он явился к Игорю домой. Пьяный. Марина ушла к подруге, не желая присутствовать при разборках.
— Это ты! — Андрей тыкал в него пальцем. — Ты всё подстроил! Галереи, эта работка… Ты всегда мне завидовал!
— Чему завидовал? — Игорь спокойно разливал чай. — Тому, что в тридцать пять лет ты живёшь на мамину пенсию?
— Я творю! А ты? Ты просто винтик в системе! У тебя никогда не было таланта, только деньги!
— Садись. Выпей чаю.
— Не буду я твой чай! Ты… ты предатель!
Но сел. Игорь достал из шкафа папку. Толстую, потрёпанную.
— Знаешь, что это?
— Откуда мне знать?
— Пятнадцать лет. Все расписки, все переводы, все «одолжи» и «выручи». Хочешь посчитаем?
Он начал выкладывать бумажки на стол. Андрей сначала смотрел с вызовом, потом начал бледнеть.
— Три миллиона двести восемьдесят тысяч. За пятнадцать лет. На эти деньги я мог открыть своё бюро. Или купить квартиру побольше. Или дать Маринке ребёнка — она хочет, а я всё откладываю, потому что «вдруг Андрею понадобится».
— Я… я верну…
— Не нужно. Считай, я инвестировал в твой талант. Вот только дивидендов что-то не вижу.
Андрей встал, пошатнулся.
— Ты… ты просто не понимаешь искусство…
— Понимаю. Я просто устал за него платить.
Кульминация пришла через неделю. Мать собрала семейный совет. Андрей сидел бледный, мать — решительная.
— Я всё обдумала. Продадим дачу. Андрюше нужна поддержка, чтобы выйти из кризиса. Годик-другой спокойной жизни, и он обязательно пробьётся.
Игорь смотрел на них. На мать, которая готова продать память об отце ради младшего сына. На брата, который даже сейчас не предлагает устроиться на работу.
— Я против.
— Что? Игорёк, ты не понимаешь…
— Понимаю. Но я против. Пусть работает, как все.
— Но он же талант!
— А я кто?
Повисла тишина. Игорь продолжил:
— Я двадцать лет содержу его талант. Кормлю, одеваю, оплачиваю материалы. А я кто в этой семье? Банкомат?
— Как ты можешь так говорить! — мать прижала руку к сердцу. — Мы же семья!
— Вот именно. Семья. Где я — вечно сильный и надёжный, а он — вечно талантливый и нуждающийся. Мне с пяти лет объясняли: Андрюша особенный, ты должен его защищать. Я защищал. Хватит.
Андрей вскочил:
— Да ты просто завидуешь! У тебя никогда не было ничего, кроме твоих чертежей! Ни души, ни таланта!
— Возможно. Зато у меня есть работа. И дом. И жена. А что есть у тебя, кроме маминых иллюзий?
— Игорь! — мать встала между ними. — Прекрати немедленно!
Он достал ту самую папку. Положил на стол.
— Три миллиона двести восемьдесят тысяч. Мой вклад в его талант. Можете пересчитать.
Мать села. Андрей смотрел на бумажки как на что-то непристойное.
— Теперь вы хотите продать дачу. Папину дачу, которую он своими руками строил. Чтобы ещё годик покормить талант. А потом что? Моя квартира? Мамина?
— Никто не говорит о квартирах…
— Пока не говорите. Дайте время.
Он встал, застегнул пиджак.
— Я устал быть сильным. Пусть теперь Андрей побудет. Если сможет.
Полгода он не видел никого из них. Мать звонила первое время, потом перестала. Марина пыталась наладить отношения, но Игорь был непреклонен. Работа поглотила его целиком. Новый мост рос над рекой, воплощая его расчёты в бетоне и стали.
В тот день он сидел над чертежами. Мост почти закончен, оставались мелочи. Секретарша заглянула в дверь:
— Игорь Петрович, к вам… брат.
Он поднял голову. Андрей стоял в дверях. Похудевший, но трезвый. Короткая стрижка вместо артистической лохматости. В руках — свёрток.
— Можно?
Игорь кивнул. Андрей подошёл, положил свёрток на стол.
— Это тебе. Первая проданная. Не за большие деньги, но… сам.
Игорь развернул бумагу. Небольшая картина. Его портрет. Он сидит над чертежами, карандаш в руке, взгляд сосредоточен. Не парадный портрет — рабочий момент. Морщинка между бровей, которая появляется, когда он думает. Манжета рубашки закатана. На столе — кружка остывшего кофе.
Внизу табличка: «Мой брат. Тот, кто научил меня стоять».
Они молчали. Потом Андрей сказал:
— Я преподаю теперь. В той студии. Дети… они классные. Без заморочек рисуют. Один пацан вчера мне небо оранжевое нарисовал. Я спрашиваю — почему? А он: красиво же. И правда красиво.
— Молодец.
— Ещё подрабатываю. Дизайн, как ты говорил. Оказывается, я неплохо логотипы делаю. Кто бы мог подумать.
Игорь смотрел на картину. На себя со стороны. Андрей топтался у двери.
— Ну, я пойду. Просто… хотел отдать.
— Спасибо.
Андрей кивнул, повернулся к двери. У порога обернулся:
— Мама ждёт. Если что.
— Знаю.
Когда за братом закрылась дверь, Игорь долго смотрел на портрет. Потом повесил его на стену напротив стола. Первая картина Андрея в его кабинете. Первая честно заработанная.
Вечером Марина увидела картину.
— Он приходил?
— Да.
— И как?
— Нормально. Работает.
Она обняла его со спины.
— Позвонишь маме?
— Завтра. Наверное.
— Ты правильно сделал. Пусть было жестоко.
Игорь смотрел на свой портрет. На человека, который больше не тень. Который научился говорить «нет». Который перестал быть удобным.
— Знаешь, что он сказал? Что дети рисуют оранжевое небо. Просто потому что красиво.
— И что?
— Может, он и правда научится. Видеть красивое. Без мамы и меня.
Марина поцеловала его в макушку.
— А ты научился?
— Чему?
— Быть собой. Не сильным, не опорой. Просто Игорем.
Он повернулся к ней.
— Учусь. Трудно. Тридцать восемь лет привычки.
— Ничего. У тебя есть время.
Они стояли в обнимку, глядя на вечерний город за окном. Где-то там мать ждала его звонка. Где-то Андрей учил детей рисовать оранжевое небо. А здесь был просто Игорь. Инженер. Муж. Человек, который устал быть тенью чужого таланта и стал наконец самим собой.
