Егору Матвеевичу исполнилось пятьдесят четыре, когда жизнь сделала крутой вираж. Он стоял у окна своей квартиры на девятом этаже и рассматривал заснеженный двор. Последние годы Егор Матвеевич походил на свою старую «Волгу» — такой же громоздкий, потрёпанный и всё же надёжный. Широкоплечий, с крупными чертами лица, поредевшими русыми волосами и усами, которые он подстригал раз в неделю с педантичностью отставного военного.
— Егор, ты опять в окно пялишься? — раздался из глубины квартиры скрипучий голос Валентины Сергеевны, его жены. — Чай стынет.
— Иду, — буркнул он, но не сдвинулся с места.
Во дворе неуклюже парковался старенький «Фиат». За рулём сидела Ирина Кравцова, соседка снизу, которую Егор Матвеевич про себя окрестил «Егозой». Тридцатилетняя учительница музыки, мать-одиночка с сыном-подростком и неизменная заноза в размеренной жизни их дома. Вечно что-то напевала в лифте, здороваясь, смотрела прямо в глаза, будто пыталась разглядеть душу, а в разговоре сыпала цитатами из книг, которых Егор Матвеевич никогда не читал.
Ирина вышла из машины, открыла багажник и начала выгружать пакеты. Её сын Денис, долговязый четырнадцатилетний подросток, подошёл помогать.
— Тьфу ты, — пробормотал Егор Матвеевич, наблюдая, как Ирина уронила пакет, и апельсины раскатились по обледеневшему асфальту. Он поморщился и отошёл от окна.
За завтраком Валентина Сергеевна, как обычно, листала районную газету, попутно комментируя всё, что считала достойным внимания.
— Слышал? Аптеку на углу закрывают. И куда теперь за лекарствами ходить?
Егор Матвеевич жевал бутерброд и думал о завтрашнем дне. Тридцать лет на заводе, последние пятнадцать — начальником цеха, и вот теперь его отправляют на пенсию. «Оптимизация», — сказал директор, похлопывая его по плечу и глядя куда-то в сторону.
— Ты меня совсем не слушаешь, — Валентина Сергеевна сложила газету.
— Слушаю. Аптека. Закрывают.
Она покачала головой:
— И что ты будешь делать дома целыми днями?
Этот вопрос мучил его самого. Всю жизнь он работал, подчиняясь чёткому графику. Подъём в шесть утра, душ, завтрак, завод, совещания, решение проблем, дом, ужин, телевизор, сон. По выходным — рыбалка или гараж. Никаких хобби, кроме старенького мотоцикла «Урал», за которым он ухаживал как за капризным ребёнком.
— Займусь ремонтом, — ответил он, сам не веря своим словам.
Первая неделя пенсии далась тяжело. Егор Матвеевич метался по квартире, не находя себе места. Валентина Сергеевна работала в бухгалтерии ещё два года до своей пенсии, и он оставался один. Починил всё, что можно было починить, перебрал инструменты, пересмотрел телевизор до рези в глазах.
На восьмой день раздался звонок в дверь. На пороге стоял Денис, сын Егозы.
— Егор Матвеевич, мама просила узнать, не поможете ли вы нам? У нас кран течёт, а сантехник только через три дня придёт.
Егор Матвеевич хмыкнул, но инструменты взял. Спустившись этажом ниже, он впервые оказался в квартире Ирины. В отличие от их с Валентиной Сергеевной идеального порядка, здесь царил творческий хаос. Книги, ноты, какие-то сувениры на полках. Пахло корицей и апельсинами.
— Извините за беспорядок, — Ирина появилась из кухни, вытирая руки полотенцем. На ней было простое домашнее платье, волосы небрежно собраны в пучок, но глаза — яркие, живые — смотрели с той же неуместной, по мнению Егора Матвеевича, проницательностью.
— Где кран? — буркнул он, стараясь не разглядывать ни хозяйку, ни квартиру.
— На кухне. Я чай заварила, если не торопитесь.
Кран оказался с сорванной резьбой. Пришлось разбирать всю конструкцию, и работа затянулась на час. Всё это время Ирина сидела рядом, подавала инструменты и рассказывала о своих учениках.
— Представляете, Миша, ему одиннадцать, вчера сыграл Шопена так, что у меня мурашки по коже. Талант! А родители хотят, чтобы он бросил музыку и занялся программированием. Говорят, перспективнее…
Егор Матвеевич слушал вполуха, сосредоточившись на кране, но странным образом её голос не раздражал, как обычные разговоры Валентины Сергеевны или коллег на заводе. В нём была какая-то мелодия, которая не утомляла.
Когда работа была закончена, Ирина настояла на чае. Денис присоединился к ним, и неожиданно для себя Егор Матвеевич рассказал парню, как в молодости собирал мотоциклы.
— Правда? — глаза мальчишки загорелись. — А можно посмотреть на ваш «Урал»?
— Можно, — ответил Егор Матвеевич прежде, чем успел подумать.
Вечером, когда вернулась Валентина Сергеевна, он не стал рассказывать о визите к соседям. Почему-то показалось, что это вызовет лишние вопросы.
Денис стал приходить почти каждый день. Сначала они просто возились с мотоциклом в гараже, потом мальчишка начал приносить учебники и просить помощи с физикой и математикой. Егор Матвеевич, инженер с тридцатилетним стажем, с удивлением обнаружил, что помнит школьную программу. Более того, ему нравилось объяснять.
— А вот эту задачу наш физик объяснить не смог, — Денис протянул ему тетрадь.
Егор Матвеевич прочитал условие, усмехнулся:
— Здесь подвох в формулировке. Смотри…
Через полчаса задача была решена, и Денис смотрел на него с нескрываемым восхищением.
— Вы круче Яковлева! — восхищённо выпалил подросток, имея в виду своего школьного учителя.
— Не говори ерунды, — проворчал Егор Матвеевич, но внутри разлилось давно забытое чувство удовлетворения.
В один из вечеров, когда Валентина Сергеевна задержалась у подруги, в дверь позвонили. На пороге стоял Денис с гитарой.
— Егор Матвеевич, мама сказала, что вы в молодости играли?
— Кто тебе такую чушь сказал? — опешил Егор Матвеевич.
— Вы сами. Когда рассказывали про студенческие годы.
Действительно, как-то в разговоре он упомянул, что в институте у них была группа.
— Заходи уже, — пробурчал он, пропуская мальчишку.
Старая гитара нашлась на антресолях. Егор Матвеевич подкрутил колки, провёл пальцами по струнам. Гитара отозвалась хрипло, но послушно. К собственному удивлению, пальцы помнили аккорды.
Он начал с простых песен своей молодости — «Там, где клён шумит», потом перешёл к «Битлз». Денис смотрел восхищёнными глазами и пытался повторять.
— А вы могли бы меня научить? — спросил он, когда Егор Матвеевич отложил гитару. — Мне мама показывает основы, но у неё времени мало.
— Я не учитель.
— Зато играете здорово!
Егор Матвеевич хмыкнул, но согласился показать основные аккорды. Когда пришла Валентина Сергеевна и застала их за этим занятием, она замерла в дверях, не веря своим глазам.
— Что происходит?
— Денис интересуется гитарой, — сухо ответил Егор Матвеевич.
— А почему у нас? У них мать вроде музыкантша…
— Она на фортепиано играет, — быстро ответил Денис. — А Егор Матвеевич настоящий рокер!
Валентина Сергеевна поджала губы:
— Уже поздно. Тебе пора домой.
Когда мальчик ушёл, она повернулась к мужу:
— С каких пор ты нянчишься с чужими детьми? И почему я узнаю об этом последней?
— Я не нянчусь. Просто помогаю с уроками иногда.
— А как же твой покой? Ты ведь всегда говорил, что устаёшь от людей на работе.
Егор Матвеевич пожал плечами:
— Теперь у меня нет работы.
Этот разговор оставил неприятный осадок. Валентина Сергеевна не запрещала напрямую общаться с соседями, но всё чаще отпускала колкие замечания. «Твоя музыкантша опять всю ночь на пианино гремела» или «Мальчишка из восьмой квартиры с утра носится как угорелый, весь дом на ушах стоит».
Егор Матвеевич отмалчивался. Он никогда не спорил с женой, считая, что семейный покой важнее. Их брак давно превратился в рутину, но рутина эта была удобной, как разношенные домашние тапочки. Привычка жить вместе оказалась сильнее, чем все претензии и обиды, накопившиеся за тридцать лет.
В конце марта Ирина пригласила его на школьный концерт. Денис должен был выступать с песней, которую они разучивали вместе.
— Я не любитель таких мероприятий, — попытался отказаться Егор Матвеевич.
— Он очень волнуется, — Ирина смотрела с той самой проницательностью, от которой становилось неуютно. — Для него важно, чтобы вы пришли.
Он согласился скрепя сердце. Валентине Сергеевне сказал, что идёт на встречу с бывшими коллегами.
Актовый зал школы был полон родителей и учителей. Егор Матвеевич неловко примостился в последнем ряду, чувствуя себя не в своей тарелке. Ирина сидела впереди, периодически оборачиваясь и кивая ему, словно благодаря за присутствие.
Когда Денис вышел на сцену с гитарой, Егор Матвеевич неожиданно для себя почувствовал волнение. Мальчик начал играть, сначала неуверенно, потом смелее. Это была песня «Кино» — «Пачка сигарет», которую они разучивали последнюю неделю. Денис пел не идеально, но с таким чувством, что зал притих.
Егор Матвеевич ловил каждую ноту, каждый аккорд, мысленно подсказывая, хмурясь на ошибках и улыбаясь, когда сложные места проходили гладко. После выступления раздались аплодисменты, и Денис, раскрасневшийся от волнения, поклонился. Его взгляд пробежал по залу, нашёл Егора Матвеевича, и мальчик улыбнулся так искренне, так открыто, что у того что-то дрогнуло внутри.
После концерта Ирина пригласила его на чай.
— Вы не представляете, как много это значит для Дениса, — сказала она, разливая чай по чашкам. — С тех пор как ушёл его отец, у него не было близкого мужчины рядом.
— Я просто показал ему пару аккордов, — пробурчал Егор Матвеевич, чувствуя неловкость от её слов.
— Вы показали больше, — серьёзно сказала Ирина. — Вы показали, что его талант и увлечения кому-то важны.
Они проговорили до позднего вечера. Ирина рассказала, как после развода пыталась одна поднять сына, как работала на трёх работах, как боялась, что Денис свяжется с плохой компанией.
— Я ведь на вас сначала обижалась, — призналась она. — Вы так смотрели всегда, будто я вам жизнь порчу своим существованием.
— Я не… — начал Егор Матвеевич, но осёкся. Она была права. Её шумная, беспорядочная жизнь вызывала у него раздражение. Как и у Валентины Сергеевны, которая не уставала жаловаться на топот сверху, музыку и громкие разговоры.
— Знаете, — Ирина внезапно улыбнулась, — когда Денис сказал, что вы согласились помочь ему с гитарой, я не поверила. Думала, он преувеличивает.
— Я и сам не ожидал, — честно признался Егор Матвеевич.
Вернувшись домой почти в полночь, он обнаружил Валентину Сергеевну в кресле с книгой. Она подняла глаза:
— Хорошо посидели с коллегами?
— Нормально, — он не умел врать и сейчас чувствовал себя неуютно под её взглядом.
— Звонила Люда с твоего завода. Спрашивала, как ты, говорит, давно не виделись, — голос жены звучал ровно, но Егор Матвеевич знал этот тон. Так она говорила, когда была по-настоящему рассержена.
— Валя…
— Не надо, — она подняла руку. — Просто скажи, где ты был.
— На школьном концерте. Денис выступал.
Валентина Сергеевна помолчала, потом медленно закрыла книгу:
— Значит, ты предпочёл провести вечер с чужой семьёй, а мне соврал.
— Я не хотел тебя расстраивать.
— Расстраивать? — она горько усмехнулась. — Егор, мы тридцать лет вместе. И внезапно ты начинаешь вести какую-то другую жизнь, о которой я ничего не знаю.
— Это не другая жизнь, — устало сказал он. — Просто помогаю мальчишке.
— А его мать? — Валентина Сергеевна пристально посмотрела на мужа. — С ней ты тоже просто… помогаешь?
— Что ты имеешь в виду? — он действительно не понимал, к чему она клонит.
— Ничего, — она поднялась. — Завтра поговорим.
Но разговора не получилось. Утром Валентина Сергеевна ушла на работу раньше обычного, а вечером сообщила, что уезжает на неделю к сестре в Псков.
— Мне нужно подумать, — сказала она, собирая чемодан. — И тебе тоже.
Оставшись один, Егор Матвеевич впервые за долгое время почувствовал не тоску или беспокойство, а странное облегчение. Он мог распоряжаться временем как хотел, не подстраиваясь под чужой график и привычки.
Однажды вечером в дверь позвонили. На пороге стоял Денис.
— Егор Матвеевич, мама просила передать кастрюлю с супом. Говорит, вы, наверное, без жены голодаете.
В другое время Егор Матвеевич оскорбился бы подобной заботе, но сейчас принял кастрюлю с благодарностью. Действительно, готовить самому было лень.
— Хотите, я завтра ещё принесу? Мама пироги будет печь.
— Спасибо, но не стоит, — Егор Матвеевич всё же сохранял остатки гордости. — Лучше приходи, поиграем на гитаре.
Денис просиял:
— А можно прямо сейчас?
Так начались их ежевечерние занятия. Иногда к ним присоединялась Ирина, и тогда они устраивали маленькие домашние концерты. Егор Матвеевич постепенно вспоминал все песни своей молодости, а Ирина аккомпанировала им на небольшом синтезаторе, который принесла из своей квартиры.
В один из таких вечеров, когда Денис уже ушёл спать, они сидели на кухне с бокалом вина (принесённым, конечно же, Ириной — у Егора Матвеевича в доме спиртного не водилось).
— Знаете, — сказала она, глядя куда-то мимо него, — я ведь не сразу стала учительницей музыки. Раньше играла в ресторане.
— Да? — удивился Егор Матвеевич. — Почему бросили?
— Денис подрастал, нужно было больше времени проводить дома. К тому же, — она усмехнулась, — не самая благородная публика в тех заведениях, где я работала.
Он внезапно представил её за роялем в полумраке ресторана, в вечернем платье, под прицелом сальных взглядов. От этой картины стало неуютно.
— А вы? — спросила Ирина. — Почему инженер, а не музыкант?
Егор Матвеевич пожал плечами:
— Времена были другие. Нужна была серьёзная профессия, стабильность.
— И вы ни разу не пожалели?
Он задумался. Пожалел ли? Вспомнились студенческие годы, их маленькая группа, выступления в институтских коридорах, восторженные взгляды девчонок. Потом завод, карьера, женитьба на правильной Валентине из бухгалтерии, ипотека, быт…
— Иногда, — честно признался он. — Когда слышу хорошую музыку.
Ирина внезапно поднялась:
— Подождите здесь.
Она вернулась через минуту с небольшим альбомом.
— Посмотрите. Это я в те времена.
Егор Матвеевич открыл альбом. С фотографий на него смотрела совсем юная Ирина в длинном платье, с микрофоном в руках, на сцене какого-то клуба. Другое фото — она за роялем, сосредоточенная, с закрытыми глазами. Ещё одно — с группой музыкантов, все смеются, обнявшись.
— Красиво, — только и смог сказать он, чувствуя, как что-то сжимается внутри.
— А у вас остались фотографии с вашей группой?
— Нет, — он покачал головой. — Валя считала это баловством и не хранила.
Они проговорили до глубокой ночи. Ирина рассказывала о своих музыкальных приключениях, о концертах, о мечтах, которые так и остались мечтами. Егор Матвеевич впервые за долгое время говорил о своей молодости, о том, как писал песни, о друзьях, с которыми давно потерял связь.
— Почему вы не возобновите? — внезапно спросила Ирина. — Интернет, социальные сети… Можно найти кого угодно.
— Зачем? — усмехнулся он. — Мы все давно другие люди.
— Но музыка осталась, — тихо сказала она.
Валентина Сергеевна вернулась через десять дней. Всё это время Егор Матвеевич жил какой-то новой, непривычной жизнью. Утром занимался домашними делами, потом спускался к Ирине, помогал с ремонтом (она затеяла перестановку в Денисовой комнате), вечером они музицировали или просто разговаривали.
Звонок в дверь застал его врасплох. Он открыл и увидел жену с чемоданом.
— Привет, — сказала она, проходя в квартиру и оглядываясь, словно ожидала увидеть кардинальные перемены.
— Привет, — он забрал у неё чемодан. — Как съездила?
— Нормально, — она прошла на кухню. — Вижу, ты тут не скучал.
На столе стояла ваза с цветами, которые принесла Ирина два дня назад, «чтобы не было так скучно». Рядом лежали ноты, которые они разбирали вчера с Денисом.
— Валя, — начал Егор Матвеевич, но она перебила.
— Не надо ничего объяснять. Я всё понимаю.
— Нет, не понимаешь, — внезапно твёрдо сказал он. — Ты никогда не пыталась понять.
Валентина Сергеевна удивлённо посмотрела на мужа. За тридцать лет брака он редко перечил ей, предпочитая отмалчиваться или соглашаться.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты решила, что я завёл роман с Ириной. Но это не так. Она просто… — он запнулся, подбирая слова, — напомнила мне, что жизнь может быть другой.
— Другой? — Валентина Сергеевна горько усмехнулась. — То есть наша с тобой жизнь тебя не устраивает?
— Дело не в этом, — он устало потёр лицо. — Ты и я — мы увязли в рутине. Перестали замечать что-то кроме работы, быта и телевизора. А ведь когда-то у нас были другие интересы. Ты помнишь, как мы ходили в походы? Как пели у костра?
— Это было сто лет назад, — она отмахнулась. — Мы выросли из этих глупостей.
— Выросли? Или просто сдались?
В комнате повисла тишина. Валентина Сергеевна смотрела на мужа так, словно видела его впервые.
— К чему ты клонишь, Егор?
— Я хочу жить, Валя. Не существовать по графику, а жить.
— И эта… музыкантша тебе в этом помогает? — в её голосе звучал сарказм.
— Она напомнила мне, что я могу быть не только бывшим начальником цеха, но и человеком, у которого есть и другие стороны.
Валентина Сергеевна опустилась на стул:
— Я думала, ты счастлив. Всегда думала, что наша жизнь — это то, чего ты хотел.
— Я и сам так думал, — честно признался он. — Пока не остался без работы.
Они проговорили всю ночь. Впервые за много лет по-настоящему откровенно. Валентина Сергеевна призналась, что тоже чувствует пустоту, что её пугает предстоящая пенсия, что она не знает, чем наполнить жизнь, когда исчезнет её привычный распорядок дня.
К утру они были измотаны, но что-то важное между ними изменилось. Словно открылась запертая дверь, за которой оказались не чужие люди, а они сами — молодые, с мечтами и надеждами.
Прошло полгода. Егор Матвеевич стоял у окна своей квартиры и смотрел на заснеженный двор. Но теперь его взгляд был другим — живым, внимательным. Он наблюдал за соседями не с раздражением, а с интересом.
За эти месяцы изменилось многое. Они с Валентиной Сергеевной затеяли ремонт в квартире, сменив тяжёлые шторы и тёмную мебель на что-то более светлое и современное. По выходным ходили в театр или выбирались за город.
А ещё Егор Матвеевич нашёл своих старых друзей по музыкальной группе. Двое жили в том же городе, один переехал в Калининград, но поддерживал связь. Сначала это была просто переписка, фотографии из прошлого, воспоминания. Потом Сергей, бывший барабанщик, предложил собраться. «На кой чёрт?» — проворчал Егор Матвеевич, но внутри что-то дрогнуло.
Они встретились в гараже у Михаила, третьего участника группы. Притащили инструменты, долго настраивали, шутили неуклюже, пытаясь скрыть волнение. А потом заиграли. Неидеально, со скрипом, путаясь в аккордах, но это была их музыка, их молодость, их забытая страсть.
— Ну что, старичьё, не разучились ещё? — хохотал Сергей, лупя по барабанам с азартом подростка.
Валентина Сергеевна отнеслась к новому увлечению мужа с осторожным интересом. Сначала ворчала, что «в его возрасте пора бы остепениться», но потом, увидев, как меняется Егор, как разглаживаются морщины на его лбу, когда он берёт гитару, смирилась.
— Только не задерживайся до ночи, — говорила она, когда он собирался на репетицию. — И куртку тёплую возьми, в гараже холодно.
Незаметно музыка снова стала частью их жизни. Валентина Сергеевна обнаружила, что помнит тексты песен их молодости, и иногда подпевала, когда Егор Матвеевич играл дома.
А потом случилось неожиданное. Ирина, которая всё это время оставалась в их жизни — Денис по-прежнему приходил заниматься музыкой и физикой, а сама она частенько забегала «на чай» — предложила им выступить в музыкальной школе, где она работала.
— С ума сошла? — возмутился Егор Матвеевич. — Кому нужны старые пни с их песнями?
— Детям, — спокойно ответила Ирина. — Им будет полезно увидеть, что музыка — это не только модные хиты, но и то, что остаётся с человеком на всю жизнь.
Они спорили неделю. Сергей и Михаил поддержали идею, а вот Егор Матвеевич сопротивлялся. В конце концов, решающий голос оказался за Валентиной Сергеевной.
— Иди и выступи, — сказала она неожиданно твёрдо. — Хватит бояться.
— Я не боюсь, — буркнул он, но они оба знали, что это неправда.
Концерт в музыкальной школе назначили на конец декабря. Они репетировали как сумасшедшие, отбирая песни, переделывая аранжировки под свои нынешние возможности. Ирина иногда присоединялась к ним, предлагая добавить клавишные партии. Получалось на удивление гармонично.
Накануне концерта Егор Матвеевич не спал всю ночь. Ворочался, вставал, пил воду, подходил к окну. Валентина Сергеевна проснулась под утро, обняла его сзади:
— Всё будет хорошо.
— А если нет? — впервые за долгое время он позволил себе показать неуверенность.
— Тогда мы просто посмеёмся и забудем, — она улыбнулась. — В конце концов, не на «Голубой огонёк» выступать идёшь.
В актовом зале музыкальной школы собрались ученики, их родители, преподаватели. Ирина представила их как «легендарную группу „Аккорд»», от чего Егор Матвеевич поморщился — какая, к чёрту, легенда. Но когда они начали играть, когда первые ноты поплыли над залом, что-то изменилось.
Он увидел лица слушателей — внимательные, заинтересованные. Никто не смеялся над пожилыми музыкантами, никто не тянулся к телефону, чтобы отвлечься. Дети слушали. И вдруг откуда-то из глубины зала раздались первые хлопки, потом ещё и ещё.
После концерта к ним подошёл директор школы, пожилой мужчина с аккуратно подстриженной бородкой.
— Вы бы не хотели вести кружок гитары у нас? — спросил он, обращаясь к Егору Матвеевичу. — Нам как раз не хватает преподавателя для начинающих.
— Я не педагог, — растерялся тот.
— Зато музыкант, — директор улыбнулся. — Настоящий.
Этот разговор перевернул всё. Егор Матвеевич, который полгода назад не знал, куда себя деть на пенсии, теперь едва находил свободное время. Три раза в неделю — занятия в музыкальной школе, два раза — репетиции с группой (к ним присоединились ещё двое музыкантов, и теперь они готовили настоящую программу для выступления в городском парке).
А ещё они с Валентиной Сергеевной стали больше путешествовать. Сначала по области, потом замахнулись на соседние регионы. Оказалось, что отложенных денег достаточно для небольших поездок, если не шиковать.
— Знаешь, — сказала однажды Валентина Сергеевна, когда они сидели в маленьком кафе в Пскове, куда приехали на выходные, — я ведь тоже чувствовала пустоту все эти годы. Но думала, что так и должно быть. Что это… нормально для нашего возраста.
Егор Матвеевич накрыл её руку своей:
— Мы оба так думали.
Ирина и Денис по-прежнему были частью их жизни. Мальчишка научился играть на гитаре не хуже Егора Матвеевича и теперь сам сочинял песни. Иногда они выступали вместе — «Аккорд» и юные музыканты из школы, где преподавали Ирина и Егор Матвеевич.
Но главное изменение произошло не снаружи, а внутри. Егор Матвеевич перестал быть просто «бывшим начальником цеха» или «пенсионером». Он снова стал музыкантом, учителем, человеком с яркой жизнью.
В один из вечеров, когда они с Валентиной Сергеевной сидели на кухне после ужина, она неожиданно спросила:
— Ты ведь не жалеешь?
— О чём?
— О том, что всё так изменилось.
Егор Матвеевич задумался. Вспомнил себя годичной давности — потерянного, угрюмого, замкнутого. Вспомнил, как смотрел в окно с раздражением на чужую жизнь, не в силах начать свою собственную.
— Нет, — честно ответил он. — Единственное, о чём жалею — что не сделал этого раньше.
Валентина Сергеевна улыбнулась:
— Значит, нам повезло, что завод решил сократить персонал.
Он рассмеялся:
— Никогда бы не подумал, что потеря работы может стать лучшим, что случилось со мной за много лет.
— И с нами, — добавила она. — С нами обоими.
Из соседней квартиры доносились звуки пианино. Ирина играла что-то мелодичное, спокойное — может быть, Шопена, а может, что-то современное. Егор Матвеевич уже достаточно разбирался в музыке, чтобы отличать стили, но не настолько, чтобы безошибочно определять произведения.
Он подошёл к окну и посмотрел на заснеженный двор. Мир за окном остался прежним — те же дома, та же улица, те же соседи. Но мир внутри изменился полностью. И это изменение стоило того, чтобы через него пройти.
— Завтра снова снег обещают, — сказала Валентина Сергеевна, подходя к нему и становясь рядом. — Будешь выступать?
— Конечно, — он улыбнулся, обнимая её за плечи. — Разве я могу подвести публику?
Публикой были соседские дети, для которых они с Денисом устраивали концерты во дворе по выходным. Пели песни, рассказывали истории, а потом вместе лепили снеговиков. Валентина Сергеевна выносила термос с чаем и домашнее печенье, а Ирина присоединялась со своим маленьким синтезатором.
Странная, шумная, неидеальная жизнь, совсем не похожая на ту размеренную и предсказуемую, что была у них раньше. Но впервые за долгие годы — настоящая.
Егор Матвеевич посмотрел на часы. Через час должны были подойти Сергей и Михаил — обсудить новые песни для весеннего концерта в парке. Жизнь продолжалась — сложная, непредсказуемая, но такая яркая, что иногда захватывало дух.
— Знаешь, — сказал он, поворачиваясь к жене, — я думаю, что мы только начинаем жить по-настоящему.
Валентина Сергеевна сжала его руку:
— Лучше поздно, чем никогда, правда?
Он кивнул. За окном падал снег, укрывая землю чистым белым покрывалом — словно давая всему миру шанс начать с чистого листа. Совсем как им…
